Себ кивнул, не сводя с нее восхитительных глаз.
– Я обожаю с тобой спать, ты мне нравишься, но не хочу, чтобы ты оставалась.
Интересно, почему ее это ужалило, хотя и не должно было, ведь он сказал именно то, что она хотела услышать. Глупая, глупая девочка.
– Но…
Она склонила голову от его жесткого тона. Выражение его лица было непроницаемым.
– Пока мы спим вместе, мы вместе. Только ты и я. И никого больше. За контуры при раскрашивании не заходить.
Это ее вполне устраивало. Другой вариант она и не приняла бы. Роуэн расправила плечи и встряхнула волосами:
– Чтобы ты знал. Я не стану вести себя как твоя девушка.
– Хорошо. А я не стану вести себя как твоя… то есть твой парень. – Лицо Себа вытянулось. – Дурацкое подростковое словечко. Как так вышло, что «парень» звучит хуже, чем «девушка»?
– Какая разница, если это все равно не про нас?
– Во сколько ты вернешься после смены в баре?
– Смена заканчивается в двенадцать. Так что примерно в половине первого.
Он положил ладони ей на бедра и втолкнул под душ, наклонился к ее груди и скользнул кончиком языка по соску.
– Примерно такие вопросы и задают парни, Холлис. – Роуэн провела руками по широким плечам Себа.
Он поднял голову и бросил на нее озорной взгляд, который ее тут же завел.
– Я просто хотел узнать, сколько у меня времени на то, чтобы купить еще презервативов. – Как по волшебству появился пакетик из фольги. – Это последний. Как насчет секса в душе?
Роуэн вздохнула. Когда она уедет, ей точно придется купить себе игрушку, тогда можно будет вспоминать о том, что они делали с Себом. Почему-то от этой мысли стало грустно.
– Ро, как насчет еще одного раза? Ей нужно как можно больше воспоминаний.
– Давай.
Было уже три утра, когда Роуэн припарковала машину Яс рядом с гаражом. Она взглянула на дом, свет в комнате Себа не горел. Ей захотелось тихонько проскользнуть к нему в постель, устроиться удобнее, почувствовать тепло его спины грудью, прижать ноги к его коленям. А если он проснется, тем лучше.
Нет! Она замотала головой. Так поступила бы его девушка, а она не будет вести себя как его девушка. Они просто спят вместе до определенного времени, потом она уедет, он останется. Уют и привязанность обязательно отзовутся в сердце, это станет катастрофой огромного масштаба! Отъезд тогда дастся тяжелее, гораздо больше усилий понадобится, чтобы вернуться к кочевой жизни.
Может, поэтому Роуэн приняла от парочки завсегдатаев бара предложение послушать блюз-бэнд в ночном клубе? Импульсивное решение?
Иногда она думала о том, что ей слишком комфортно в доме Себа, в его постели, в его объятиях. Нельзя позволять себе привязываться к нему, к его дому, к этому городу. Роуэн пошла к дому. Осталось всего дней десять. К концу недели должны вернуться родители, выходные она обещала провести с ними. Если удастся устроить прогулку на лодке, денег на жизнь после возвращения в Лондон будет достаточно.
Конечно, если бы она заказала экспертизу нэцкэ, смогла бы улететь раньше. Грейсон хочет нэцкэ и, судя по участившимся электронным письмам, готов купить их не глядя, если будет доказано, что они не краденые. Тогда ей удастся как минимум вернуть потраченное, и можно будет ехать куда угодно.
Следовало бы начать исследования со смеющегося Будды, фигурки, которую она заметила первой, сразу поняв, что эта вещь очень ценная. Конечно, придется потратить время и отвлечься ненадолго от добывания денег.
Или, может, она хотела оставить Будду? Потому что, вот черт, сентиментальна? И благодарна крошечной фигурке, которая заставила ее вернуться домой?
Домой. Ну вот, она и сказала это. Несмотря на то, что было до этого, признала, что ее дом здесь. Здесь, а не по соседству. Здесь.
А-а-а-а!
Открыв дверь, Роуэн наткнулась на что-то большое и пронзительно завизжала. Но прежде чем она упала, ее подхватили знакомые руки. Как только она поняла, что столкнулась с Себом, сердце сразу же успокоилось.
– Ты до смерти меня напугал! Боже, Себ!
Он щелкнул выключателем в холле, она заморгала от яркого света. Когда черные точки исчезли, повернулась к нему, и улыбка тут же сошла с лица. Он был одет в джинсы и старую футболку и держал ключи от машины.
– Куда ты собрался в три утра?
– Тебя, черт побери, искать!
От этого рыка Роуэн отступила и только тогда увидела его дикий взгляд, взъерошенные волосы, футболку наизнанку. Ужасно взволнован. И несомненно, из-за нее.
– Ты сказала, что будешь дома в половине первого. – Напряжение чувствовалось в каждом мускуле, Себ мерил шагами холл. – В двенадцать сорок пять я начал волноваться. В час пятнадцать беспокоился достаточно сильно. Позвонил тебе на мобильный. Я звонил каждые десять минут. Почему ты не отвечала?
Роуэн вытащила из сумочки мобильный и посмотрела на экран. А, ну да. Она пропустила парочку звонков. В смысле, пятнадцать.
– Я поставила беззвучный режим и не подумала, что нужно переключить обратно.
– Вот это все и объясняет! Ты не думаешь, Роуэн! Где тебя носило?
Проклятье! Она не видела его злым с тех пор, как испортила помолвку.
– Я была в клубе в Саймонстауне.
– Ты – что? Казалось, люстра задрожала.
– Тише, подожди секунду! Я думала, ты уже спишь.
– Думаешь, я мог уснуть, не убедившись, что ты дома и в безопасности?
– Себ, до паба пять минут отсюда!
– Поэтому я ждал тебя минут через пятнадцать после того, как он закрылся! А я знаю, что он закрывается в час, я туда тоже позвонил! Думал, тебя убили, изнасиловали, или ты слетела с дороги.
– Да ладно, Себ! Ты принимаешь все слишком близко к сердцу!
Но когда его взгляд вспыхнул, она поняла, что совершила тактическую ошибку. Себ разозлился еще сильнее, глаза стали холодны как лед.
– Я понимаю твою тягу к свободе и желание полагаться только на себя, и достаточно хорошо тебя знаю, чтобы не устраивать ссор из-за всего подряд. Поэтому готов на кое-что закрыть глаза. Но когда ты заявляешься домой в три часа после того, как сказала, что будешь гораздо раньше, я не могу не накричать на тебя.
– Я не ребенок, и ты не имеешь права ограничивать меня! – фыркнула Роуэн, понимая, что уже перешла все границы.
– Ты постоянно говоришь, что уже не ребенок, а ведешь себя как маленькая! Ответственный, думающий взрослый человек позвонил бы мне и попросил не волноваться.
Себ потер шею. Злость улеглась. Роуэн видела теперь на его лице разочарование и смирение. Со злостью можно бороться, но эти чувства как кислота в душу.
– Роуэн, ты вольна приходить и уходить когда захочешь. Я не могу просить тебя быть тем, кем ты не являешься, и не буду. Но надеюсь, ты хотя бы иногда будешь думать о других. Я волновался. И у меня есть на это право. Если не как у любовника, то как у человека, который знает тебя всю жизнь. И если ты этого не понимаешь, с тобой все гораздо хуже, чем мы все думали.
Он ушел и примерно минуту спустя закрыл дверь в спальню. Его слова все еще висели в воздухе. Роуэн опустилась на ступеньку и уронила голову на колени. Он прав, этого нельзя отрицать. Она вела себя эгоистично и бездумно, хотя сама этого не любила.
Почему никто не может понять, а она не в состоянии объяснить, что ограничения для нее как оковы. Правила все равно что решетки в тюремной камере, куда она попала давным-давно? И она боится, что люди поменяют правила, чтобы изменить ее, и потому никому не доверяет.
Себ действительно прав. Надо бы извиниться за свою недальновидность. Но слова застряли в горле. Почему-то показалось, что она будет просить прощения и за свой образ жизни, импульсивность, тягу к свободе, за саму себя.
Она виновата и понимает, надо сказать «прости». Даже разбудить Себа, если понадобится. Для нее это невероятно трудно. Может, дело в том, что она уже давно ни перед кем не извинялась. Или в том, что подростком постоянно просила прощения за свои выходки и импульсивное поведение. После ее извинений следовали лекции, новые разочарования, новые попытки ткнуть ей в лицо ее несовершенствами. В семнадцать она перестала извиняться в основном потому, что этого уже никто не слышал. Они не верили в то, что она сожалеет, и только Калли – боже, Роуэн любит эту женщину! – всегда пыталась понять, почему подруга все время выходит за рамки, пробует жизнь на вкус и ощупь.
Ого, она думает как маленький нытик. И как жертва. Черт, она что, думает как жертва? Подсознательно воспринимает себя именно так? Из-за узколобого мировосприятия родителей и предательства Джо?
Возможно. Ей это не нравилось.
Так что, она может сидеть на лестнице и думать о том, что ее не поняли, а об этом инциденте нужно забыть. Это потом придут вина и страх. Потому что только гордость мешает извиниться.
Себ, наверное, прочитает еще одну лекцию о безрассудстве и эгоизме, но Роуэн уже большая девочка. Все выслушает, пожелает спокойной ночи и уйдет к себе. Она может сделать это и должна. Просто чтобы доказать Себу, что выросла.
Она заставила себя подняться по лестнице и немного помедлила у спальни. Заметила полоску серебристого света под дверью и тихонько постучала. Услышав «Входи», вошла и увидела Себа на кровати с ноутбуком.
Заложила руки за спину и прислонилась к дверному косяку:
– Прости меня. Я вела себя безрассудно и эгоистично.
Себ невозмутимо закрыл ноутбук и положил на столик возле кровати. Роуэн переминалась с ноги на ногу, ожидая хоть какого-нибудь ответа.
– Хорошо. Иди сюда.
Она подошла ближе к кровати, гадая, что за этим последует. Он посмотрел на нее с легкой улыбкой, она нахмурилась:
– И все, лекций не будет?
– Нет. Запрыгивай. Она потянула футболку и покачала головой:
– Не могу. Я пахну пивом и вообще выпивкой. И устала. Я собиралась принять душ и вернуться к себе в комнату.
– Прими душ и возвращайся сюда.
Это умиротворяло. Боже, ей это нравилось. Кровать Себа. Заманчиво. Очень заманчиво. Но так поступила бы девушка.