– Эй, голубки! Хватит миловаться!
Себ подпрыгнул от крика. Калли склонилась над раковиной, выглядывает в окно.
– Хотите блинчиков? И, пап, она что, будет моей новой мамой?
Глаза Роуэн светились весельем, когда она взглянула на Себа. У него перехватило дыхание.
– Твоя сестра такая робкая и скромная! Ей однозначно нужно научиться заявлять о себе громче.
Голова кружилась. Роуэн отнесла тарелки на кухню. Себ сложил их в посудомоечную машину.
На следующее утро после возвращения родителей она пила кофе с отцом. А потом два дня ждала приглашение на ужин, которое, по заверениям отца, вот-вот должно было последовать. Но не последовало. Роуэн, проглотив обиду, позвонила папе и спросила, не хотят ли они с мамой пообедать вместе с ней и Себом в воскресенье.
Обед превратился в кошмар.
Роуэн почувствовала руки Себа на талии, прижалась к нему, и рыдания, которые она решительно пыталась подавить, подступили к горлу.
– Не знаю, плакать или смеяться.
– Из-за чего именно? – Его губы оказались возле ее уха. – Поводов много. У тебя недостаточно хорошее образование, ты хуже бродяги, у тебя криминальное прошлое.
– Это все я и раньше слышала. Я не знала лишь того, что они выставляют дом на продажу и переезжают в Англию, чтобы быть поближе к Питеру, когда он туда переберется. Я думала, Питер собирается остаться в Бахрейне. Ты знал, что он переезжает? Он ведь твой друг.
Она выбралась из объятий Себа, он опустил руки.
– Мы не так часто общаемся, Ро. Два раза в год созваниваемся, чтобы быть в курсе дел, и все. Так что нет, не знал.
– А его девушка? Ты знал, что она на шестом месяце беременности?
– Не знал.
– Ну если это не тонкий намек на то, что они больше не считают меня частью семьи, я даже не знаю, как это воспринимать. Не думала, что это так больно.
– Что – это?
– Понять, что я исключительно сама по себе.
У нее была маленькая мечта, изредка она обращалась к ней, давая волю воображению. Представляла себя любимой дочерью и веселой сестрой, воображала отношения с матерью, нормальные, полные любви и понимания. Мечта разбилась на тысячи осколков, все они впились Роуэн в сердце.
– Ты не сама по себе, ты часть нас. Всегда была частью нас. – Его голос звучал уверенно и убедительно. И спокойно.
Боже, как же ей хотелось закутаться в этот покой и немного отдохнуть! Но она не могла. И не станет. Как бы ни сложились отношения у них с Себом, связи с родителями оборваны. И с Себом тоже надо рвать. Пока это ей под силу.
Они останутся друзьями и когда-нибудь оглянутся назад, на то безумие, которое их соединило, и улыбнутся, поняв, что это был чудесный период, правда, проходной и совершенно нереальный.
– Ты часть нас, – повторил Себ.
Роуэн покачала головой. Она не была ею, не могла быть. Если ее не принимает собственная семья, как можно стать частью семьи Себа? Особенно после столь долгого отсутствия. И какое это будет иметь значение после ее отъезда? Редкие звонки Себу? Или Пэтчу? Электронные письма? «Фейсбук»?
Нет, это не работает. Она знала.
Рука Себа скользнула по ее волосам. Жест поддержки и утешения. Роуэн мотнула головой. Нужно потихоньку отходить, готовиться к разрыву.
Физически сейчас надо вернуться в Лондон, продать нэцкэ, пополнить банковский счет. И вернуть долг.
Надо отстраниться эмоционально, установить дистанцию прежде, чем это сделает он. Она не вынесет, если и он ее отвергнет, а он это сделает. Четко дал понять, что у них лишь короткая интрижка. У нее нет поводов думать, что Себ хочет, чтобы она осталась. Ничего такого он ей не говорил.
Осознание того, что в глубине души хочется остаться, очень пугало.
– А кстати, пока ты была в душе, я ответил за тебя на телефонный звонок. – Себ прислонился к кухонному столу.
– И кто это был?
– Мелани? Мелисса?
– Мерл?
– Точно. Сказала, что вы недавно разговаривали насчет ее свадьбы.
– Она племянница Энни, хочет свадьбу в марокканском стиле. Я была в Марокко, и Энни решила, что я могла бы все устроить. – Роуэн закрыла глаза. – Я бы с удовольствием это сделала! В голове крутится столько идей!
– А когда свадьба?
– Через три месяца.
– Так организуй ее.
Роуэн заморгала, пытаясь переварить его слова. Остаться еще на три месяца? Он с ума сошел?
– Что ты предлагаешь?
– Останься со мной. Организуй свадьбу.
– Ты в своем уме? Это самое нелогичное, непрактичное и глупое предложение из всех, что ты делал! Мне нужно в Лондон, продать нэцкэ!
– Самолеты летают в обе стороны, – заметил Себ холодным, практичным тоном. – Слетай в Лондон. И возвращайся.
– Мне нужно путешествовать, постоянно находиться в движении, Себастьян! Быть свободной! Я не могу остаться здесь.
– Я надел тебе кольцо на палец? Попросил остаться навечно? Нет. Просто предложил задержаться на три месяца и сделать то, что ты хочешь и что тебе однозначно будет интересно. Я думал, ты побудешь здесь, со мной. Мне казалось, тебе это нравится. Или я ошибался?
– Я думала, это просто интрижка.
– А я думал, ты легко идешь на перемены. Если бы все происходило где-нибудь в другом месте, ты осталась бы?
– Да, но…
– Тогда почему не можешь остаться здесь? Совсем на чуть-чуть.
– Потому что ты это не продумал! Тебе меня жалко, хочешь защитить и помочь, вытащить из очередной передряги! Это импульсивное предложение, о котором ты пожалеешь, когда все обдумаешь и решишь, что тебе было бы лучше вообще не открывать рта. Не хочу оказаться тем, о чем ты пожалеешь, Себ!
– Ты и не будешь.
– Буду. Для флирта я гожусь, но когда мы вместе долго, свожу тебя с ума. Я не смогу сидеть спокойно, буду порхать от работы к работе, возьмусь за один проект, пойду дальше еще что-нибудь исследовать. Буду приводить случайных людей и бездомных животных к тебе домой. Наполню твой дом безумными штуками, которые ты возненавидишь, и яркими тканями, от которых твоим глазам станет больно. Я тут все с ног на голову переверну! Ты с ума сойдешь!
– Только комнату военных действий не трогай.
Роуэн не услышала Себа, полностью погруженная в перечисление причин, по которым не могла остаться.
– Я буду чувствовать себя загнанной в угол, связанной. Расстроюсь, стану стервозной, потом начну планировать путешествия, впаду в депрессию, потому что не смогу оставить тебя, как…
– Как это сделала моя мать.
Взгляд Себа стал тверже, Роуэн сглотнула. Черт, зачем она вспомнила о матери Себа? Если он смог пережить такое, ей уж точно с легкостью скажет «Прощай».
«Просто скажи, что любишь меня, – беззвучно молила она, – и это не просто секс, а нечто большее, тогда я рискну. Скажи, что я важна тебе, значу что-нибудь. Дай мне повод, Себ, убеди остаться».
Но Себ молчал. Роуэн потерла лицо:
– Это все равно ни к чему не приведет. Пойду подышу.
– Отличная идея. А пока гуляешь, подумай об этом. – Себ отложил апельсин, взял липкими руками Роуэн за лицо и страстно поцеловал ее в губы.
Печаль и ярость смешались с желанием и смущением. Его рука легла ей на бедра, он прижал ее к себе, она почувствовала его, твердый, пульсирующий. А под ладонями Роуэн быстро и тяжело билось его сердце.
Себ оторвался от ее губ и как безумный посмотрел ей в глаза.
– Да, подумай об этом, Роуэн. А потом скажи мне, можешь ли просто взять и уехать от всего этого.
Она прижала пальцы к губам, все еще чувствуя вкус Себа; он быстро вышел из кухни. На лестнице послышались громкие шаги, хлопнула дверь в спальню.
Роуэн знала, что будет думать об этом (еще бы не думала!), хотя ей прекрасно известно, что восхитительных поцелуев и фантастического секса недостаточно для продолжительных отношений. Любовь к Себу убьет ее, если он будет испытывать к ней только симпатию. Сможет ли она снова собрать воедино осколки своей жизни, когда он скажет, что устал, отношения надоели и с него хватит.
Роуэн уже была неидеальным ребенком, неудобной дочерью, и не готова теперь ощутить, что годится только для флирта, а для долгих отношений недостаточно хороша. Она не готова терзать свое сердце.
Глава 11
Роуэн, не зная, куда еще пойти, проскользнула в ворота родительского сада и устремилась к фруктовым деревьям, неухоженным и заброшенным. Там, среди персиков и абрикосов, они с Калли играли, невидимые из окон обоих домов, могли притворяться, болтать, мечтать, фантазировать. Точнее, Калли болтала, а Роуэн мечтала. Боже, как же хотелось, чтобы Калли сейчас оказалась здесь! Она помогла бы разобраться с чувствами.
– Роуэн?
Перед ней в глубоком смущении стояла мать. Как бы защищаясь, Роуэн подняла руки:
– Мам! Ну что еще? Зачем ты здесь?
– Я видела, как ты перебежала через газон, и сразу поняла, куда собираешься. – Хайди провела рукой по все еще черным волосам. – Твой отец буквально набросился на меня, сказал, я была с тобой слишком жестока.
Ну как бы да.
– Он думал, я уже рассказывала тебе про Питера, про то, что мы продаем дом, про переезд. Полагал, мы с тобой регулярно общаемся.
Роуэн склонила голову:
– Почему ты позволила ему так думать? Хайди пожала плечами:
– Хотела избежать ссор. Я не люблю ссоры, конфликты и проблемы.
– А я была проблемой с самого рождения, – горько отозвалась дочь.
Хайди не стала возражать, Роуэн выругалась от пронзившей ее боли.
– Просто уйди, мам. Мне сейчас не до тебя.
– Когда ты заболела и чуть не умерла, я думала, что умру вместе с тобой. – Голос Хайди дрогнул. Роуэн никогда не видела, чтобы мать так душили эмоции. – Я ужасно испугалась. Кажется, никогда не молилась так много и усердно. Я любила тебя всеми фибрами души, и мысль о том, что могу тебя потерять, была невыносима.
«Что за…»
– Когда ты поправилась, я, кажется, отдалилась от тебя. Хотела защищать, но не была уверена, что снова смогу пройти через что-то подобное, поэтому отошла в сторону.