– Я люблю Америку не меньше, чем Бухару. Я говорю про Америку «для себя», про ее внутренний мир, который каждый понимает по-своему. Я говорю про эти толстые пачки воскресной NY Times, часто лежащие просто на асфальте у дома, про эти дайнеры с двадцатью вариантами омлетов, про гаражные распродажи, библейские цитаты на уличных рекламных щитах и горящие в темноте иллюминацией высокие кресты, про бесконечные часы и дни, что я проводил в Strand – величайшем книжном магазине на свете, про музыку блюграсс, про голубые горы Северной Каролины, про уходящие в землю камни пуританских могил, про легендарные дороги, на прекраснейшей из которых – калифорнийской – я, увы, не был, и неизвестно, случится ли еще возможность, про стрелы неоготических церквей, про добрых, умных и особенно колоритных людей, которых там так много. Я могу перечислять бесконечно. Америка стала мне второй родиной и защищать её честь – это мой долг, а потому…
– Постой! Вот послушай, что говорит противник… – Саша сует под нос Инноку смартфон.
На территории, занятой повстанцами, интернет порхает, как птаха. Картинка грузится, демонстрируя зрителям очередную говорящую голову.
Диктор выглядит несколько растрёпанным: распущенный галстук, воротник сорочки перекошен, расстёгнутый манжет торчит из рукава пиджака в то время, как другой манжет скрыт в рукаве. О причёске, о состоянии бороды нечего и говорить – человек с утра явно ни разу не посмотрелся в зеркало. Человек шлёпает губами на фоне привычной картинки: мирного пейзажа острова Манхэттен с рекой Гудзон на переднем плане и ещё целыми башнями-близнецами на заднем. Какая архаичная картинка! В каком же ауте должна быть остальная бригада, если совсем не обращает внимания на внешность своего фронтмена и на общий вид телевизионной картинки, которую они транслируют сотням миллионов людей?
Рождённый в 1991 году, Саша плохо помнил события 2001 года, но он помнил рассказы матери, которой тогда показалось, будто мир рухнул. И вот сейчас Сашу настигло аналогичное ощущение: он спит и видит нелогичный, иррациональный, да к тому же ещё и чужой сон.
– Вчера с речью в Сенате выступил новый госсекретарь США Принстон Рипли.
Диктор умолкает, и на экране появляется говорящая голова ещё не старого человека. У этого борода, причёска и одежда в полном порядке. На безымянном пальце правой руки блестит крупный бриллиант. Запонки, булавка для галстука – всё ослепляет бриллиантовым блеском. Бородатый пидор в первую очередь объявляет, что он пидор и намерен отстаивать права таких же, как он сам. В бегущей строке под головой отображается перечень партнёров мистера Рипли. Список внушителен и почти сплошь состоит из медийных персон. Ну, это не ново. Тем не менее Саша раздражён и бормочет:
– Медийная проститутка…
Иннок смотрит через его плечо на экран гаджета. Сплёвывает.
– Опять это. Зачем ты смотришь эту гадость, сынок? Выключи!
Но Саша упрям. Он жаждет познать картину мира глазами идейного противника.
Затем Бриллиантовый Рипли отчитывается о проделанной работе. Оставленные Северной конфедерацией сити и тауны – это всего лишь тактические издержки, выравнивание линии фронта, которое в конце концов должно привести их к стратегической победе.
Далее повестку перехватывает растрёпанный диктор:
– Отдельного упоминания заслуживают зверства, творимые изгоями рода человеческого на территориях северных штатов США. Теперь настоятельно просим убрать несовершеннолетних детей от экранов ваших гаджетов.
Далее следует видеоряд: быстро сменяющиеся картинки. Растерзанное, частично запикселированное тело. Огромная палатка, внутренность которой оснащена по последнему слову медицинской техники. В центре палатки под софитами операционный стол. Под кадрами бегущая строка: «здесь из человеческих тел изымались органы для пересадки без согласия родственников». Далее следовало убегающее в даль шоссе, разделенное свежепрочерченной двойной разделительной полосой. Справа быстро промелькнул дорожный знак с указанием штата Вирджиния. Название населённого пункта, в котором «изгои» осуществляли свои зверства, не читаемо.
Далее диктор рассказывает о чёрной работе, совершаемой так называемыми «командами мести». Опять, в который уже раз за последние дни, возникает версия о так называемой «руке Москвы» или, иными словами, о присутствии в рядах Повстанческой армии «русских наёмников», которые могут быть и этническими украинцами, и узбеками, и киргизами, и пуштунами, и ливанцами, и даже турками. Невзирая на этническую принадлежность к некоренным российским народам, их всё равно называют русскими.
– О евреях забыл… – бормочет Штемп.
– О, евреи – они везде, – Саша делает неопределённый жест рукой. – Не стоит даже упоминать. Евреи – они как земля и воздух… Если русскость в наше время – это скорее система взглядов, то еврейство или иудаизм – это всё ещё национальность…
– …и каждый из нас хоть немного, но еврей, – назидательно добавляет Иннок. – Справедливости ради надо заметить, что в данном конфликте евреи воюют с обеих сторон.
– Небольшое уточнение: с нашей стороны евреи воюют, с противоположной – они руководят.
Словно повинуясь их мысленной команде, растрёпанный диктор переключается на «преступления сионистского режима» и «его роль в разжигании гражданского противостояния в США». Далее диктор возвращается к преступлениям повстанческой армии. Набор злодеяний стандартен: мародёрство, изнасилование, пытки, убийства, похищение людей с целью продажи их на органы. Диктор говорит и о ренегатах. Так в североамериканских штатах именуют коллаборантов. Перечисляются названия компаний, имена широко известных личностей. В какой-то момент Саше кажется, что он слышит фамилию Гречишников. Он ищет глазами Авеля, но нет, Авель не прислушивается к новостям. И снова зрелище окровавленных тел без какой-либо возможности достоверно опознать время съёмки, место действия, лица, авторство оператора. Перед глазами проплывает анонимный набор кадров – медийная картинка трагедии. Сбивающийся голос за кадром особо подчёркивает: происходящее в США не война, а гражданское противостояние, потому что ничтожные силы повстанцев, подстрекаемые мировыми изгоями (евреями и русскими), не могут сражаться на равных с регулярной армией США.
– Которой по сути уже и нет, – добродушно добавляет Иннок. – Ибо там, где нет армии, нет и войны.
– Ты преувеличиваешь… – отзывается Саша. – Или преуменьшаешь. Армия есть…
Словно услышав его слова, диктор читает новость о прибытии подкрепления, при этом он запинается и путает слова. Вместо архаичного Манхэттена эпохи 90-х за его спиной возникает Тель-Авив начала двадцатых: пляж Шарль Клор, торчащие пальцы небоскрёбов на горизонте. Когда-то Саша гулял вдоль этого пляжа с женой. Тогда их целью являлись узкие улички Яффо. Тогда мир казался вечным, а ойкумена была иной.
Тем временем растрёпанная голова телеведущего продолжает вещать:
– Весь мир на стороне США. Утром 11 ноября в устье реки Гудзон вошли корабли королевского флота Его Величества. Эсминцы сопровождали транспортный корабль, на борту которого в нашу страну прибыло три тысячи добровольцев из Мексики, Парагвая, Чили…
– Как интересно он формулирует, – хмыкнул всевидящий и всеслышащий Иероним, седая голова которого только что возникла над пышной и живописной клумбой. – Евреи и русские у них изгои. Ха-ха-ха! А мексиканцы, чилийцы и парагвайцы – наоборот.
На экране гаджета мелькают смуглые лица в разноцветных беретах и ярких пончо. Многие вооружены АКМ, а некоторые и старомодными, но незаменимыми «Мухами».
– Добровольцы из Чили… Ха-ха-ха! – в уголках глаз Иеронима выступили слёзы. – Какие дешёвые понты. Три тысячи чилийцев, Иннок. Ты слышал? Думаю, надо знакомиться с ними. Надо объяснить ребятам что к чему. Нарисовать им, так сказать, наш образ победы. Украинские наёмники у них кончились, и они наняли чилийцев. Ха-ха-ха!!! Ну-ка, Саша, повторенье мать ученья.
– Мы, потомки Чингисхана, придерживаемся правил пяти выше: справедливость выше закона, общее выше частного, духовное выше материального, служение выше владения, власть выше собственности. Руководствуясь этими принципами, мы пройдём весь мир и создадим семью народов, которая будет жить в соответствии с этими принципами! – рапортовал Саша.
Они и не заметили, что из люка БМП давно уж появилась голова Метина Хузурсузлука и его взгляд, похожий на змеиный язык, ощупывает по очереди каждого собеседника.
– Они говорят по-русски, чтобы Метин ничего не понял. Они что-то замышляют, но Метину ничего не скажут, чтобы Метин стал тупым орудием в их руках, чтобы Метин лез в самое пекло и принёс им победу на своих плечах, а они уж воспользуются её плодами. Сейчас самые хитрые из вас делают вид, будто не понимают турецкого языка, но Метин…
Метин произносит всё это самым миролюбивым тоном, но глаза его мечут молнии.
– Послушай, Метин Отважный, – Иероним примирительно кладёт руку ему на плечо. – Мы с тобой оба потомки янычар. Нам ли бояться смерти в бою?..
– О, да! Меня как воина на том свете ожидают райские сады и гурии, а тебя, как христианина, суд твоего строгого Бога. Но, думаю, после того что мы видели в этом поганом американском городишке, адом тебя не испугаешь. Вырвать человеку язык, отрезать уши, выколоть глаза, а потом ещё четвертовать. Я слышал, ваша христианская инквизиция творила такое пятьсот лет назад. Преступника приводили на эшафот. Собиралась толпа горожан – всякая падкая на кровавые зрелища рвань – и начиналось представление. Потом человека хоронили в могиле рядом с эшафотом. Это пятьсот лет назад, когда каждую могилу копали лопатой. Но сейчас двадцать первый век. В информационную эпоху могилу роют экскаватором и она, соответственно, более вместительная. Сколько трупов можно накидать в такую могилу? Пятьдесят? Сто? Двести? Руки, ноги, языки и уши, разумеется, отдельно. Но этого мало. Есть ещё, как говорится по-русски?..
Саша не отреагировал, хоть Метин и тряхнул его пару раз за шкирку. Иннок пришёл Саше на выручку: