Но все же, причинил ли он Эстер зло? Не являлся ли он от природы жестоким и эгоистичным человеком? И оставался ли он таким всегда? Все это не имело абсолютно никакого значения… в этом как раз и заключался весь вопрос.
Такая черта, как эгоизм, не вызывала у Уильяма восхищения, когда он замечал ее у других. Он считал ее отвратительной с любой точки зрения, для него это была своего рода духовная слабость, умаляющая все другие достоинства. Эгоизм в конце концов разъедал даже такие качества, как смелость и порядочность. Не случилось ли этого с ним самим? Человеку по своей природе не свойственно великодушие. У него все начинается и заканчивается в сфере личных интересов.
Монк с ужасом почувствовал себя полностью отрешенным от окружающего мира. Эта избранная им самим кара оказалась куда более страшной, чем наказание, наложенное кем-либо другим.
Он должен узнать правду! Почему Друзилла его возненавидела?
Сыщик не мог ничего предпринять до тех пор, пока Ивэн не вернется и не сообщит, фигурировала ли она в каком-нибудь деле. Если нет, то Монку придется отправиться в Норфолк, однако ему нельзя было уезжать из Лондона, прежде чем суд, где рассматривалось дело Стоунфилда, не заслушает его показания.
Он мог присоединиться к полицейским, продолжавшим обшаривать дно реки и прибрежные районы в поисках трупа Энгуса. Несмотря на довольно скромные шансы на успех, это занятие обязательно следовало продолжить. Если тело все-таки удастся обнаружить, Кейлебу наверняка вынесут обвинительный приговор, чего он, видит бог, вполне заслуживал. Если кого-то на свете нужно было повесить, так это Кейлеба Стоуна. Кроме того, это положит конец моральным мукам Женевьевы, столь долго пребывающей в томительном неведении, а также избавит ее от угрозы денежных затруднений. Стоило Монку вспомнить о ее страданиях, о мужестве, с которым она их переносила, и о постигшей ее жестокой утрате, как он сразу забывал о стоявшей перед ним дилемме и переставал обращать внимание на унылую окружающую обстановку.
В холодный полдень Уильям, вместе с несколькими полицейскими, занял место в небольшой шлюпке, отошедшей от причала Шедуэлл-Док-Стэрс и направившейся вниз по течению, так что ветер дул ему в лицо. Их лодка двигалась вдоль северного берега, в то время как еще одна обследовала южный.
Этот день показался Монку на редкость длинным и пронизывающе леденящим, наполненный запахами реки и городских стоков, неумолчным шумом быстро текущей грязной воды и плеском поднятых большими судами волн, которые накатывались на прибрежную гальку, разбивались о сваи пирсов и ступеньки ведущих к воде лестниц, а также о борта стоявших у причалов грузовых судов и барж, готовых отправиться к восточному побережью, пассажирских кораблей, уходящих во Францию или Голландию, и стремительных клиперов, чей путь лежал во все уголки империи и других стран мира.
Шлюпка с полицейскими на борту подходила к каждому попадавшемуся на пути причалу, они обшаривали каждую верфь и каждую лестничную ступеньку, осматривали все штабеля бревен и стоявшие на приколе старые суда, проверяли каждую узкую протоку, выливали проплывавший мимо мусор… Несколько раз им приходилось пробираться между сваями пирсов, к которым в старину привязывали осужденных пиратов, чтобы их поглотил наступающий прилив.
Монк сильно замерз. Его брюки пропитались влагой, а ноги промокли, так как ему не раз приходилось прыгать с борта на прибрежные камни. Он ощущал боль во всем теле, его ободранные сырыми канатами костяшки пальцев и кожа ладоней неприятно саднили, к тому же он здорово проголодался.
По мере того, как ясный небосвод начал понемногу темнеть, кожу стал пощипывать легкий морозец, а лежащие возле уреза воды валуны покрылись тонкой коркой льда. Вода в реке теперь снова поднималась. Оставив позади Вулич и Королевский арсенал, полицейские спустились почти до конца Гэллион-рич. Немного впереди виднелся Баркинг-рич.
– Ничего, – проговорил сержант, покачав головой. – Мы напрасно тратим время. Если его вообще бросили в реку, тело давно унесло течением. Бедняга… – Он взмахнул рукой, и шлюпка слегка качнулась. – Ладно, ребята. Нам все равно пора домой. Похоже, ночью врежет крепкий морозец. Хлебните по глотку рома – мы еще не скоро вернемся, черт побери!
– Мы найдем его где-нибудь, – бросил в ответ один из гребцов, – рано или поздно море отдает мертвецов обратно.
– Может быть, – согласился сержант. – Но только не сегодня, парни.
Шлюпка развернулась, описав широкий круг, и сидящие в ней люди навалились на весла, слишком усталые для того, чтобы продолжать разговор. В ночной мгле берег напоминал полосу сгустившейся темноты, пронизанную желтым светом фонарей и огнями проезжавших экипажей. Разносившиеся над водой звуки – стук колес, чей-то крик, скрип корабельных рангоутов – казались теперь не такими громкими, как днем.
Прошло не менее часа, когда они наткнулись на скрытый под водою массивный предмет. Сидевший на носу полицейский громко закричал. Потребовалось добрых двадцать минут, чтобы втащить тяжелый разбухший труп в угрожающе раскачивающуюся шлюпку и осмотреть его при свете фонаря.
Уильям ощутил неприятный комок в желудке, а потом по всему его телу пробежала судорога отвращения, и ему на мгновение показалось, что его вот-вот стошнит.
Он увидел останки мужчины, чей возраст, как ему показалось, приближался к сорока годам, погибшего уже довольно давно, гораздо больше, чем неделю назад. Вода и речные обитатели сильно изуродовали его лицо. Остатки одежды также казались практически неузнаваемыми. Это, судя по всему, были рубашка и брюки, но их качество и цвет уже не поддавались определению.
– Ну? – спросил сержант, посмотрев на детектива. – Это он? – Губы его искривились в горькой сухой усмешке, а взгляд казался безнадежным. – Господи! Бедный парень… Ни один человек не заслуживает такой смерти.
Собравшись с духом, Монк заставил себя более внимательно приглядеться к мертвецу. При этом он с удивлением отметил про себя, что желудок у него неожиданно успокоился, хотя Уильяма по-прежнему пробирал леденящий озноб. Очевидно, ему приходилось наблюдать подобные картины раньше, причем, наверное, довольно часто. Утопленник был высок и крепко сложен, у него были густые темные волосы. Ни одна из этих примет не противоречила тому, что в лодке действительно лежал труп Энгуса Стоунфилда.
– Не знаю. Может быть, – ответил сыщик, неожиданно для себя самого ощутив приступ печали, словно он до сих пор втайне надеялся, что Энгус жив.
Сержант тяжело вздохнул:
– Похоже, нам придется пригласить жену этого Энгуса, хотя одному богу известно, какая женщина выдержит такое, особенно если он на самом деле окажется ее мужем.
– Отправьте его в морг, – тихо проговорил Монк, испытывая невыразимую ненависть не только к собственным поступкам, но даже и к словам. Внезапно он почувствовал, что легко смог бы вздернуть Кейлеба сам, и это наказание показалось ему даже недостаточным, чтобы успокоить охвативший его гнев. – Я привезу ее. Другого выхода у нас нет. Возможно, под одеждой на теле сохранился какой-нибудь знак, который она помнит… Тогда она сумеет опознать труп.
Осветив лицо Уильяма похожим на луну фонарем, сержант медленно кивнул:
– Вы правы, сэр. Мы так и сделаем. Разбирайте весла, ребята, если не хотите, чтобы мы тут вконец замерзли!
– Да, мистер Монк?
Женевьева смотрела на детектива с исказившимся в тревоге лицом и с нарастающим страхом во взгляде. Они разговаривали в прихожей. Она, очевидно, не пользовалась теперь другими комнатами, более просторными и более приспособленными для приема посетителей, желая таким образом сэкономить на топливе. Хозяйка дома казалась совершенно изможденной. Уильям знал, что ей пришлось провести целый день в суде, в течение долгого времени давать свидетельские показания, пытаясь подтвердить факт гибели мужа. Необходимость смотреть на Кейлеба, чей облик столь напоминал внешность Энгуса, несомненно, стала для нее тяжелейшим испытанием в жизни. А теперь ему, возможно, предстояло заставить ее пройти через не меньший, венчающий все ужас.
Однако этого никак нельзя было избежать. Если б лицо трупа осталось неповрежденным, опознать его, наверное, смогли бы лорд Рэйвенсбрук или мистер Арбатнот. Но сейчас лишь Женевьеве было под силу отыскать на теле знакомые ей одной приметы.
Детектив редко затруднялся в поисках нужных слов, однако теперь, несмотря на то что он обдумывал их, с той минуты, как им попалась в реке мрачная находка, ему до сих пор не пришло в голову, как лучше сообщить ей об этом.
– Что у вас, мистер Монк? – Миссис Стоунфилд продолжала пристально вглядываться ему в лицо. – Вы нашли Энгуса? У вас не хватает духа сказать это?
– Не знаю. – Мужчина с горькой иронией заметил про себя, что ей приходится выручать его, в то время как это он должен облегчить ее страдания. Ведь это она, а не он, с горечью переживала понесенную утрату. – Мы обнаружили тело, но его необходимо показать человеку, который сумеет его опознать.
– Я не понимаю… – Женевьева чуть покачнулась. – Что вы имеете в виду? – Она с усилием сглотнула. – Это Энгус или нет? Вы же видели Кейлеба! Я могу найти у них множество совершенно разных черт, но для вас они абсолютно одинаковы, и вы сразу должны были понять, Энгус это или кто-то другой! – Голос и взгляд женщины выдавали все больше охватывающую ее панику. – Умоляю вас! Эта… Эта неопределенность изматывает меня больше всего на свете. – Она замерла, сцепив перед собой руки и вздрагивая всем напряженным телом.
– Если б я знал это, миссис Стоунфилд, то не стал бы подвергать вас такому испытанию! – с отчаянием заявил сыщик. – Если б мне мог помочь хотя бы лорд Рэйвенсбрук, я бы обратился к нему. Однако лицо трупа сильно повреждено после пребывания в воде. Тело осталось нетронутым только в тех местах, где сохранилась одежда. Поэтому лишь вы одна способны сделать окончательный вывод.
Коротко вздохнув, Женевьева попыталась что-то сказать, однако не сумела произнести ни звука.