Брат (не) моего отца — страница 28 из 37


— Понимаю, девочка моя. Прекрасно понимаю. Это в стиле Алёши, — проговариваю, вспоминая брата. - Ты полетишь со мной завтра на переговоры, а потом мы вернёмся и снимем квартиру?


— Переговоры? Мне нельзя сейчас улетать, — задумчиво и слегка испуганно произносит она. – Я потом тебе расскажу почему, — опускает глаза на свои ноги. – Хочу сделать это красиво.


— Сюрприз? – уточняю, не представляя, что может мне подарить эта упрямая девчонка. - Тогда подождёшь меня в отеле неделю? Всё оплачено. Не хочу, чтобы ты оставалась с Идой в одном доме.


— Я перееду завтра, — робко говорит девушка — Хочу ещё поговорить утром с мамой и попросить её объяснить всю эту ситуацию с ложью насчёт папы и… того, что ты мне якобы дядя. Я хочу ответов. Мне надоело быть в неведении.


— Даш, не советую, — строго проговариваю. - Она соврёт что-то ещё. Поехали сейчас? Можешь ничего не собирать и прямо сейчас выйти из дома, сесть в мою машину и уехать.


— А гости? Это будет некрасиво по отношению к бабушке и твоей подруге.


— Анюта неглупая женщина и знает обо всём, что между нами происходит. Как только мы уйдём, то она сразу же поймёт и отвезёт мою мать домой, а мы с тобой в отель. Хорошо? Вставай.


— Останусь до завтрашнего утра, — упрямо проговаривает, подтверждая своей звание «самой упрямой девчонки в моей жизнь».


— Я тогда с тобой… — устало выдыхаю. – Но утром я улечу, и ты уйдёшь из дома вместе со мной. А сейчас отдохни, я разберусь с гостями и вернусь к тебе.


Глава 42

Алекс


— Даша, — шёпотом бужу девушку, обнявшей меня с такой силой, будто я собирался этой ночью куда-нибудь уходить. – Дашенька, вставай.


— Неа, — бурчит она, повернувшись на другой бок, но из объятий моих не вылезет. – Не хочу. Не сегодня, когда мой сон такой сладкий… — придвигает попку ко мне ближе, прижавшись к моему прессу. – Не буду вставать! – упрямо заявляет, а улыбка расползается по её лицу.


— А так? – спрашиваю, поцеловав девушку в шею, заставив её улыбнуться ещё шире. – И даже так? – кусаю её за губу. – И напоследок… — оставляю на её губах короткий, но сладостный поцелуй, наслаждаясь тем, что наконец могу это делать вновь и не получу за это пощёчину. – Что за дела? Не работает ничего из этого? – театрально возмущаюсь.


— Не хочу вставать, — проговаривает, даже не думая повернуться ко мне обратно, но и меня не отпускает. - Мне так хорошо сейчас в твоих объятиях.


— Полетели тогда со мной в командировку? – в очередной раз, предлагаю ей. - Обещаю тебе, что будешь просыпаться только в моих объятиях и нигде больше.


— Я бы с радостью, но… — поворачивается ко мне и грустно продолжает. – Я не могу. Мне нужно с мамой поговорить. Да и врач не разрешал мне долгие перелёты.


— Ты всё же болеешь? – по-настоящему возмущаюсь. - И мне не хочешь говорить? Давай поедем к специалистам, и они посмотрят тебя ещё раз?


— Болею, — признаётся, опустив глаза. – Очень серьёзной болезнью, Алекс, — театрально всхлипывает. – И если ты меня сейчас не поцелуешь, то я умру, и моя смерть будет на твоей совести. Я буду сниться тебе по ночам и преследовать, — угрожает, выпучивая губы.


— Дарья, я и не думал, что ты такая шантажистка, — в тон ей произношу, улыбнувшись упрямице, которую хочу сейчас засунуть в чемодан и увезти с собой, но… потом мне прилетит и… будут ждать последствия.


— Вы многого обо мне не знали, Алекс Гринберг. И вам ещё предстоит меня узнать. Ваша задача не сбежать, потому что я не позволю… тебе этого сделать.


— У меня будет время тебя узнать, — выдыхаю, закопавшись носом в её волосах. – Давай вставай, иди к матери, и я отвезу тебя в отель.


— Нет, Алекс, — посерьёзнев, возражает. - Ты поезжай, а я потом приеду сама в отель. Хочу поговорить с ней тэт-тэт. Перед тобой она будет лебезить и никакого результата наш разговор не даст.


— Даша, она опять тебе что-нибудь соврёт! – недовольно протестую.


— Я не такая глупая, Алекс, — приподнимается на локтях и одаривает меня недовольным взглядом. - Начнёт врать, развернусь и уйду. Обещаю.


— Плохо в это верится.


— Алекс, я большая девочка и со всем справлюсь сама. К тому же, когда я перееду к тебе, у меня начнётся новая жизнь и я хочу попрощаться со старой. Пройтись по книгам отца, посмотреться фотоальбомы и вспомнить своё прошлое, когда папа был жив. Может быть, заеду на нашу старую квартиру и заберу оттуда несколько вещиц. Ты ведь не против, что часть папы переедет со мной? Мама не дала мне забрать его книги сюда, но к тебе можно? Он твой брат и... пожалуйста.

— Что за вопросы? Если хочешь, можешь всё перевести, если это сделает тебя счастливой, - ласково говорю своей невесте, замечая, как её глаза начинают светиться всё ячре и ячре, словно я разрешил ей жить, дышать или летать. — Ты стала чересчур сентиментальна, Дарья, — прищурившись, тяну. - Ты меня пугаешь.


— Скоро ты всё поймёшь, — загадочно проговаривает, смущённо улыбнувшись и опустив глаза в пол. – Но мне нравится быть такой. Не скрывать, что думаю и чувствую.


— Да? – пораженно восклицаю, повысив голос до такой степени, что наверно Ида точно услышала, что я уже не сплю и сейчас поплетётся в мою комнату в очередной попытке соблазнить. - А почему скрывала, что всё ещё меня любишь? Почему отрицала это и скрывала даже от себя.


— Я только вчера начала, — обиженно надувает губки. – Алекс, ты сбиваешь весь настрой! Лучше бы меня поцеловал, чем возражать и много разговорить! Ты скоро уедешь, и я буду целую неделю без тебя.


— Бу-бу-бу, моя упрямая и непослушная девочка, — выдыхаю и наклоняюсь к своей невесте для того, чтобы подразнить, но всё же подарить долгие, мучительно волнующие кровь поцелуи.


Глава 43

Дарья


Проводив Алекса до машины, поднялась обратно в свою комнату и принялась собирать ту часть вещей, что успела вытащить и разложить по комнате. Понимала, что не всё из этого хочу взять с собой, но были вещи, которые могут мне не пригодиться, но они несли большое значение для меня. Одежду решила взять по минимуму, ведь мой живот будет расти, а вместе с ним и размер одежды. После куплю себе новую и начну новую жизнь с чистейшего листа. Поэтому пока она не началась, сделаю то, что должна была сделать давно, но постоянно откладывала после смерти отца.


Я открою книгу, что отец издал через несколько лет после рождения и прочту несколько его стихотворений вслух, как делал это папа раньше. Он сажал меня, напротив, и начинал, а я с трепетом слушала каждое его слово и ловила одну эмоцию за другой, радуясь каждый раз, когда он заканчивал очередное произведение словами любви. Чаще всего стихи были о чувствах, и каждый он посвящал мне. Тогда я не придавала значения многим строкам, думаю, что это всё ради рифмы, но…


«Я помню тебя совсем малышкой,

Мой крохотный, чужой комок…»


Он, кажется, знал, что я ему никто. Но отчего-то принимал факт вранья моей матери. А может быть, он не хотел просто потерять меня? Поэтому принимал ложь, как должное? Мама явно его не любила, и он её… так почему всё оказалось так? Я? Нелюбимая жена, неродная дочь… почему он остался с нами? Почему не бросил меня?


Слишком много вопросов.


Листаю книгу, перечитывая каждое стихотворения, слыша в голове голос отца. И пусть книге больше пятнадцати лет, она прекрасно сохранилась. Кое-где потрепалась, но не стала от этого хуже. Наоборот, роднее, теплее и душевнее, ведь только руки папы касались её и мои.


Перелистываю очередную страницу, пока неожиданно не натыкаюсь взглядом на последние страницы. На них вовсе не стих, а письмо мне, написанное от руки.


«Моя милая и прекрасная девочка…


Когда ты откроешь эту книгу, меня уже не будет, моя родная и мне очень жаль, если тебе ещё неизвестно содержание этого письма, и я так и не смог тебе рассказать маленькую историю моей огромной жизни.


Хотя я уверен, что так и не поведал тебе её, потому что твой любимый папочка – трус, который очень любил тебя и не хотел потерять. И если это именно так… то прошу, прочти это. А если знаешь, то прости меня и просто сожги это письмо.


Я не хочу, чтобы ты плакала, читая эти ужасные строки, которые, возможно, разобьют твоё доброе и отзывчивое сердце. А вместе с ним и мой образ идеального отца и хорошего человека. Я не смог признаться тебе во всём этом, бесстрашно глядя в твои красивые глаза, Дашенька. Не мог. Ты так всегда смотрела на меня, словно я Бог для тебя.


Я, как всегда, оказался слабым и не рассказал тебе при жизни то, что от тебя скрывает мать и всё вокруг. Даже я. За что прошу прощение…


У меня был брат. Его зовут Алекс и надеюсь, ты найдёшь его однажды и дашь и ему прочесть это письмо. Запомни: он вспыльчив, может тебя вначале выгнать или послать, но ты не сдавайся и донеси до него, смысл этих многочисленных строк, которое сейчас пишу я.


Я виноват перед ним и пытался загладить свои вину не совсем обычным способом. Надеюсь, что когда он узнаёт обо всём, то тоже простит меня.


Алекс и твоя мама долгое время встречались, и мы с твоей бабушкой даже думали, что они пожениться несмотря на то, что Ида… была ветреной и падкой до денег. Мы рассчитывали, что Алекс исправит её и у них будет нормальная семья. Со своими странностями, но обычная ячейка общества.


Но… затем моего брата оклеветали и Ида бросила его. Бабушка отказалась от него, выгнав из дома. Я хотел пойти с ним, вырваться из-под опеки своей матери, но ничего не вышло. Я проявил слабость, не поддержав брата и даже не попытавшись что-либо сделать, чтобы оправдать его.


Я виноват перед ним. И каждый свой день сожалел, что не оказался рядом с ним, когда был нужен. Сожалел о том, что не помог, когда он остался ни с чем. Сожалел, что подался матери и её театр… Ты ведь знаешь бабушку. Она не отпускает просто так, а я был маменькиным сынком.