И мы пошли, насильно мил не будешь.
Когда вышли из военкомата, Лёша рассказал, что у него неприятность. Он принёс справку из нашей больницы в ПТУ, надо же отчитаться, почему на учёбу не ходил. Так тот мужик, который раньше ребят на завод вербовал, сказал, что с проблемами в голове людей туда не берут: «У нас производство сложное, даже молоко за вредность дают. Работа интенсивная. Вдруг ты в обморок упадёшь? И сам в больнице окажешься, и производство остановишь, и план всему цеху сорвёшь. Мне по шапке дадут. Уволить тебя, может, и не уволят, но отношение будет такое, что сам сбежишь. Ведь если плана ты давать не можешь, то зачем на предприятии нужен? И тебе самому, без заработка, каково будет? Теперь решай – оно тебе надо?»
– Лёш, у тебя что? Что-то серьёзное, раз с воинского учёта снимают? – поинтересовался я.
– Сам не знаю. Говорят, какая-то гадость у меня там. Я не понял – не то опухоль, не то ещё что. А резать врачи не хотят, боятся.
– Хреново…
– Не то слово!
– Светка знает?
– Угу. Она любит меня и жалеет. Сказала: «Как мне восемнадцать стукнет, сразу заявление в ЗАГС подадим».
– А ты?
– Что я? Ответил: «Вдруг помру?» Она прижалась и заявила: «Зато мне от тебя ребёночек останется». Люблю я её очень.
– Да… Мне даже сказать нечего.
– Что тут скажешь?
– Тоже верно. А если не на завод, тогда куда устроишься?
– В НИИ какой-нибудь. Денег там маловато платят, зато и работать значительно легче. Заработать я и халтуркой могу, но на заводе семейную общагу дают.
– Вам что, разве жить негде?
– С моей матерью можно, но не хочется. Комнату снимать – дороговато. У них квартира в Ногинске двухкомнатная, меняется только на комнату в московской коммуналке. И как нам с её матерью жить в одной комнате?
– Да, не вариант.
– Вот! И каждый день на работу из Ногинска не наездишься. Электричка в одну сторону больше полутора часов идёт.
– Лёш, хочешь, я у своего бати про работу спрошу? Он что-то говорил про малосемейки. Я к нему в гости хочу напроситься, может, сведу вас?
– Давай! Малосемейка – это вообще тема! Если пообещают дать через пару лет, мы и комнату пока поснимаем.
– Выясню, обязательно.
– Должен буду.
– Брось.
Саша идёт тоже грустноватый. Сообщает:
– Я на гулянки пока не ходок, при бригаде пристроился. Обещали на фарцу взять. И Верка не придёт – разбежались мы с ней.
– Что случилось? – удивился Лёша.
Тут парень нам и нажаловался. Вначале всё было хорошо. Пока гуляли, девушка рассказала, что Нине мы не понравились, потому что психи. А Вера понимает, что Саша не виноват в своей эпилепсии. Опять же, мы не пьём: бутылка вина на шестерых за вечер – это ничего. Потом парочка пришла к парню домой, потом… Словом, выяснилось, что Вера уже была с другим до Саши. Вот он и возмущается:
– Я думал – она целка, а она уже непонятно сколько раз…
– Сань, погоди, – остановил я парня. – Скажи честно, ты хотел на ней жениться?
– Нет, конечно!
– А чего тогда ругаешься?
– Верка могла мне вначале сказать.
– Что именно? И как? «Очень рада познакомиться. Меня зовут Вера. Я уже спала с мальчиком». Так?
– Нет. Но сказать могла бы. Тогда бы всё было по-другому.
– То есть если бы ты знал, то не стал бы Веру приглашать к себе на ночь?
– Стал бы, конечно, но…
В общем, куда-то совсем не туда разговор пошёл, а я никогда не мечтал становиться психоаналитиком или консультантом по вопросам семьи и брака. Лёша пообещал выяснить у своей милой, как всё было с точки зрения Веры, но я ему сказал, что мне оно не особо интересно. Одно дело, помочь хорошим людям, другое – разбираться, зачем и почему парень с девчонкой вдруг взяли, да и разошлись. Глупо и неправильно мне было лезть в их отношения. Сами взрослые, без меня разберутся.
Сегодня же вечером зашёл к бате домой. Подарил Кольке полную монетницу, чем укрепил его мнение о необходимости иметь в родне такого брата, как я. Тайком от своих он быстро выщелкнул из ячеек все монеты, пересчитал и заправил обратно. Судя по мечтательным взорам, Колян точно знает, куда эту мелочь пристроить.
Я рассказал отцу о предстоящем замужестве мамы. Не то что ему было приятно об этом слышать, но информацию он принял. Второе дело, вопрос о работе для Лёши, было решёно моментально, звонком начальнику цеха. Лёша же после ПТУ, с третьим разрядом. Такому в цеху самое место у электриков, а что армию не забирают, так даже хорошо. Семейную общагу завод даёт сразу, а вот с малосемейкой придётся ждать несколько лет. Мой третий вопрос тоже не вызвал затруднений. Батя позвонил знакомому, тот дал телефон своего знакомого, полчаса, и я имел на руках адрес человека, который может меня поднатаскать перед летней поездкой в альплагерь в Крыму.
Скалолаз
Если у вас батя шьёт крутейшие рюкзаки, то его любят, ценят и уважают многие из тех, кто эти рюкзаки носит, а именно туристы, альпинисты, скалолазы и спелеологи. У каждой категории есть свои требования и пристрастия. Рюкзак туриста не очень удобен альпинисту, альпинистский – скалолазу, а уж спелеологу нужно что-то совсем особенное. А ведь есть ещё байдарочники… Вот именно потому моему родителю не смогли отказать в просьбе и направили меня в подвал, где обитают настоящие скалолазы.
Они снисходительно выслушали мой рассказ о путёвке в альплагерь, о надеждах поразить всех путём демонстрации навыков работы с собственным снаряжением. Далее я перескочил на тему замужества мамы, щедрости потенциального отчима, подаренного японского магнитофона и обещания поспособствовать хобби пасынка. Гуру покачал головой и спросил:
– Ты с девочкой, что ли, едешь?
– Ага! – признался я и смущённо покраснел.
– Ну, не знаю… – протянул адепт и первый помощник. – Можно было бы собрать из запасников новичковый комплект… Катушечный магнитофон, говоришь?
– И одиннадцать новых японских катушек. Десять даже не распечатанных. Каждая на час, по полчаса на сторону. Помещается в карман рюкзака.
Глаза людей подёрнулись мечтательной дымкой. Однако гуру сурово припечатал:
– Дальше базового лагеря не понесём!
Тут народ засуетился, стал говорить разные непонятные слова «оттяжка», «верёвка», «карабин», «пояс абалакова», «восьмёрка», «репшнур», «прусик», «беседка» и многие другие. На меня было начали мерить всякие матерчатые ремни и прочие штуки, и тут я достал из наружного кармана батиного рюкзака коробку с иероглифами. Это был шах и мат.
– Вах! – только и смог вымолвить второй помощник гуру.
– В принципе, можно «Крону» ставить, – я попытался ещё больше усилить свои позиции.
Но меня уже не слушали. Никто в здравом уме и твёрдой памяти не хотел рисковать и ждать второго пришествия столь красивой игрушки. Мальчик ведь мог и передумать меняться. Словом, я уходил домой без магнитофона и катушек. Гуру что-то надиктовывал в микрофон приобретения. Второй помощник с бородатым адептом решали, что лучше – внешний трансформатор или переделанный блок питания. Первый помощник чуть не подталкивал меня к выходу и напоминал:
– В Царицыно. Проезд правильно записал?
А за моими плечами в рюкзаке болталось, звенело и брякало скалолазное снаряжение с перчатками и мотком верёвки. Невзирая на прохладу, все следующие выходные дни я проводил в Царицыно, на развалинах недостроенного долгостроя времён Екатерины. Дворец, в котором никто никогда не жил, снабжал московских скалолазов руинами для тренировок. Там и мне «показали», как пользоваться снаряжением. На третье занятие я уверенно дюльферял с башни.
Теперь для исполнения задуманного осталось достать стропорез. В продаже их нет. Может, подойдёт обычный нож, но не хочется рисковать. Так что делать? Решил побегать по толкучкам. По-моему, лучшая – на Преображенском рынке с его выцветшими торговыми рядами, извилистыми проходами в крошечные закуточки с деревянными одноэтажными домишками, покосившимися заборчиками и оградками, а иногда неожиданно встречающимися стенами из старинного кирпича. В этих местах много комиссионных магазинов. Но не шикарных, с дорогущей импортной техникой, почти новой модной одеждой или, не дай боже, раритетными художественными изделиями. Нет, здесь покупатели попроще, которые ищут, где купить одежду, сменившую трёх-четырёх хозяев, или обувь, не раз чиненную местным башмачником в будочке рядом, но ещё относительно крепкую, а главное, дешёвую.
Что там ещё замечательного, так это ассортимент – из старого есть ВСЁ! И ещё немного из нового. А кое-кто утверждает, что в деревянных торговых рядах на прилавках разложена лишь малая часть товара, из-под прилавка достают и то, что запрещено. Купить и продать оружие, наркоту, краденые вещи на Преображенке легко, весь вопрос в цене и доверии. За незнакомца должен поручиться кто-то из местных, авторитетных, проверенных.
Я ничего запрещённого не продаю и не покупаю, потому просто хожу и разглядываю выложенное. На одном из прилавков лежат обрезки парашютных строп, куски сложенного брезента, брезентовые подсумки и всё в таком роде. Одежда, в которой я занимаюсь в Царицыно, и специфический рюкзак выдают во мне походника.
– Чем интересуетесь, молодой человек? Ремни, стропы, брезент? Есть новые плащ-палатки с хранения.
– Мне бы стропорез, – неуверенно тяну я, но увидев вытаскиваемый из-под прилавка тесак, уточняю: – Настоящий.
Продавец бросает на меня оценивающий взгляд и выкладывает бакелитовый прямоугольник. Взмах рукой, и отточенное двухстороннее лезвие без острия выскакивает наружу.
– НП-58, – интимно воркует продавец. – Острый – бриться можно.
– Мне не для бритья, мне в горах верёвки резать. Хорошо бы, знаете, такой… лезвие, как у пилы.
– Хм… Ворсмовский? Десантный?
– И что? Не оружие ни разу. Менты и те не придираются.
– Альпинист, значит?.. Погуляй полчасика, потом приходи, – советует мужчина и называет число.
Так как цена в десять рублей соответствует редкости изделия и его функционалу, она меня не испугала. Через полчаса я стал обладателем десантного стропореза. Новенького. В масле. Не удержался, докупил к нему брезентовый ремень метра в три и солдатскую плащ-палатку.