мостки в грязи. А ведь вчера было сухо. Дождь пошел после полуночи, когда я уже заснула. Я присела на корточки, попыталась вычленить из слоя грязи что-то полезное — и увидела. Отчетливый след мужского ботинка.
Только потом — тупица одноклеточная! — я начала светить на реку. И увидела метрах в десяти от берега знакомый военный ватник.
— Оля! — жалобно пискнула я.
Начала расстегивать куртку. Нет, ерунда, надо прямо так. Как будет менее страшно — прыгнуть, или просто сползти в воду? А если я сама утону? Или умру от шока?
Возможно, именно эти секунды могли стоить Ольге жизни, но нужно было подстраховаться. И прежде чем ринуться в ледяную Великую (вчера я попробовала — градусов пять от силы), я набрала на телефоне 020. Полицию в Пскове вызывали по этому номеру — табличка с информацией висела в подъезде дома, где я снимала студию.
«Если ответит робот, ждать не буду».
Но голос дежурного отозвался мгновенно, я выпалила:
— Загорье. Мостки. Человек утонул.
Отбросила телефон и ринулась в воду.
В первую секунду показалось: вполне приемлемо. Я бодро погребла в сторону фигуры в ватнике. Но адреналин грел доли секунды. Уже метров через пять ноги начало сводить от холода, воздуха не хватало, руки заледенели. По счастью, я нащупала дно — и, умирая от тысячи иголок, вонзившихся в тело, продолжала не плыть, а шагать. Вот он, тулуп, совсем рядом. Резко рванула на себя — и увидела мертвое Олино лицо.
— Нет! — заорала я во весь голос.
Лицо девушки посинело, на губах выступила серо-кровавая пена, глаза закатились, на лице застыл испуг. Мои конечности оледенели окончательно, ватник не держался в замерзших пальцах. Я неимоверным усилием дотащила Ольгу до берега, выволокла на мостки и принялась неумело давить ей на грудь — делать искусственное дыхание.
Первую помощь меня учил оказывать Паша. Что делать конкретно и в какой последовательности, я, к сожалению, помнила плохо. То яростно гнала воздух балерине в рот, то делала непрямой массаж сердца, то колотила по спине, пыталась добиться, чтобы вода вылилась из легких. Вода текла, но Ольга не кашляла, не шевелилась, не дышала. Тело оставалось безжизненным и тяжелым. Я плакала, но продолжала свои бестолковые попытки — до тех пор, пока меня не оттащили сильные мужские руки.
— Нет! — Я вошла в полный транс, вырывалась, лягалась.
Только когда увидела, что над Ольгой склонились две фигуры в ватниках «Скорой помощи», ненадолго пришла в себя. И снова впала в истерику, когда услышала печальный женский голос:
— Слишком поздно. Мертва.
Носилок к реке не принесли. Мужчина в медицинской униформе взвалил балерину на плечо, потащил вверх. Женщина помогала, поддерживала ноги. Я прильнула к груди сама не знала кого и тихо ревела. Мужчина подхватил меня на руки и тоже двинулся прочь от реки. Я рассмотрела смуглое лицо, острые скулы, восточный разрез глаз. Сквозь куртку отчетливо ощущалась сила мышц. Пробормотала: «Вы Джеки Чан?»
И потеряла сознание.
Очнулась я в полицейской машине и первое, что услышала, — слово «больница». Глаз не успела открыть — заорала:
— Не надо!
— Хороший голосище, — уважительно отозвался шофер.
А смуглый силач — тот самый, что нес меня на руках, а теперь сидел рядом на заднем сиденье и грел мои руки в своих, — ласково молвил:
— Испугалась, милая?
Смотрел как на полную слабачку-блондинку, и я совсем расстроилась. Вот позор! Падать в обморок простительно секретаршам, но частному детективу!
Я попробовала освободить руки — но Джеки Чан держал крепко. Шепнул:
— Не вырывайся, ты еще не согрелась.
Это точно. Печка в машине жарила на полную, но меня до сих пор била дрожь. Я скосила глаза: плечи накрыты тулупом, вторым укутаны ноги. Под тулупами — ощущение теплой и мокрой одежды. Раздевать не стали, просто утеплили. Но если мне надо будет — через секунду, минуту, час — снова выйти на холод, я сразу умру.
Что-то, госпожа частный детектив, ты разнюнилась. Надо брать себя в руки.
— Ни в какой горотдел или райотдел я сейчас не поеду, — предупредила я.
— Ишь ты, капризничает! — проскрипел водитель. — Поедешь, милая, куда денешься. Объяснения надо дать.
— Я дам. Но не сейчас. У меня стресс. Мне нужно переодеться, согреться, поспать. И вообще ночью допросы запрещены.
— Ты чего, сидела? — с удивлением обернулся ко мне шофер.
Мой смуглый ангел-хранитель улыбнулся:
— Ничего ты не понимаешь в людях, Михалыч.
И обернулся ко мне:
— Ты ведь не местная? Где остановилась?
— В Прасковичах. Студия в многоэтажке. Вон, как раз проезжаем!
— Притормози, — властно сказал Джеки Чан. — Какой подъезд?
— Второй, — пискнула я.
— У нас труп, а ты ее домой отпускаешь, — проворчал водитель.
— Я не собираюсь скрываться, — заверила я.
Сейчас, правда, мне очень хотелось зарыться во все одеяла и спрятаться ото всех и вся.
Но я вспомнила мертвое Ольгино лицо. Ее странную эсэмэску. След мужской ноги на мостках. Нет, нельзя откладывать.
И я уверенно предложила:
— Мне нужно пятнадцать минут — принять душ и переодеться. Потом можете подниматься. Квартира пятьдесят восемь.
Соседи (и хозяин жилья), безусловно, будут в восторге.
— Спасибочки, разрешила, — хмыкнул Михалыч.
Джеки Чан улыбнулся:
— Не надо прямо сейчас. Отдохни, приди в себя, отогрейся. А я в девять утра сменюсь и заеду. Только тулуп мой на батарею положи, чтобы высохнуть успел.
— Шустер ты, Нурланчик! — прокомментировал водитель.
У меня после слов Нурлана внизу живота приятно потеплело, грудь налилась.
Ничего себе я развратная женщина! Все забыто: мертвая Ольга, стресс, холод. Паша, которого я обожаю. Федя, кто еще недавно мне очень нравился. Теперь я банально хочу абсолютно незнакомого полицейского! Еще и по имени Нурлан.
«Может, лучше выспаться и часам к трем приехать к ним в райотдел?» — опасливо подумала я.
Однако решила: надо отделаться от местной полиции как можно быстрее. А днем спокойно улететь в Москву. Насильно красавец Джеки Чан — Нурлан ничего со мной не сделает. А сама я буду холодна, словно лед.
Вся моя одежда являла собой мокрый и грязный комок. По счастью, в квартирке имелась стиральная машина и даже емкости порошка, пятновыводителя и ополаскивателя. Я запустила минимальную по времени программу, но с максимальным количеством оборотов. Потом на полотенцесушитель намотаю — авось успеет высохнуть до полудня. Я все-таки очень хочу убраться отсюда именно сегодня.
Но во что облачиться в настоящий момент? Пока что у меня имелись из сухого только трусы, топик без рукавов и короткие пижамные шорты. А через три часа — сразу после дежурства, в полицейской форме — придет Нурлан. Настоящая получалась завязка фильма для взрослых.
Я взяла с кровати плед. Повертелась перед зеркалом, пытаясь соорудить из него подобие плаща, желательно максимально кокетливого. Но быстро устыдилась своего занятия, нырнула в постель. Как я могу прихорашиваться? В Москве погибли подростки. Ольга мертва. Причем именно я сделала все, чтобы ее погубить. Опоздала. Не сразу догадалась взглянуть в воду. Потратила время, чтобы вызвать полицию, — хорошо хоть днем увидела на стенде и запомнила номер. А то бы набирала, как в Москве, 112. После звонка еще как минимум секунд пять собиралась с духом, прежде чем прыгнуть. Реанимацию провела безобразно.
«Только бы с этим ее Гошей не встретиться, — подумала малодушно. — А то он меня вообще прибьет».
Холод наконец отступил, зато горло начало драть, из носа потекло. Любая бы нормальная испугалась воспаления легких, но я себя поймала на мысли: как покажусь Нурлану — с красным носом и хриплым голосом?
Опять Нурлан.
«Ты примитивное существо, Римма», — укорила я себя.
С тем и уснула.
Пробудилась без будильника без пятнадцати девять. Горло и голова болели, но не смертельно. Я первым делом вынула из стиралки одежду, развесила. Перевернула на батарее тулуп. Потом лихорадочно умылась, почистила зубы, откашлялась, промыла нос. Вскипятила чайник, засыпала в чашку — по рецепту Синичкина — пять ложек кофе. Иначе мне не взбодриться.
Только хотела включить телевизор — в дверь позвонили. Сразу видно — полицейский, домофон ему не преграда.
Я набросила на плечи плед-плащ и открыла.
Вот это галантный человек! В руках торт, да еще и пакетик. И улыбка до ушей.
— Привет, Римма.
А вот своего имени ему я точно не называла.
Покрепче затянула плащ вокруг плеч. Как можно более строго спросила:
— Мы с вами разве знакомились?
Развеселился еще больше:
— Риммочка, вы в Прасковичах! Квартиры здесь сдает один человек, и, конечно, я ему позвонил. Неприлично ведь идти в гости, когда даже не знаешь, как к девушке обратиться.
— В гости? А вы разве не опрос пришли проводить?
Он отмахнулся:
— Опрос тоже проведем. Но давай сначала кофе.
Поставил на стол моей мини-кухни торт, разгрузил пакет — мандарины, конфеты, упаковка жаропонижающего. Посоветовал:
— Выпейте. От профилактики хуже не будет.
Дьявол, он мне нравился все больше и больше!
Мы сели за стол. Я послушно приняла лекарство, потом взялась за торт. Искоса взглянула на Нурлана:
— Что еще вы знаете обо мне, кроме имени?
— Больше ничего, госпожа секретарь детективного агентства «Павел».
— Пробили, значит, — вздохнула я.
— Хотел подтвердить свою догадку. Зачем красивой девушке идти на берег реки Великой в половине шестого утра? Только по серьезному делу.
Я молча откусила еще кусочек торта. Тесто суховато, и крем слишком жирный. Зато кремовые розочки шикарны — сразу видно, мужчина старался, выбирал.
Медленно прожевала. Потом осторожно произнесла:
— Видите ли, Нурлан. Я имею право утверждать, что просто хотела встретить рассвет. Там, на мостках. А когда увидела человека в воде, сначала вызвала полицию, а потом, разумеется, попыталась его спасти.