— Вероника Андреевна Ковалева проводит урок английского языка в лицее на Волгоградском проспекте.
Волгоградский проспект — длиннющий, на нем могут быть десятки школ. Но я была почти уверена: на руках у меня все-таки козырь.
Пара кликов по клавишам, минут десять нервного ожидания — и да, в моих руках высшая карта из колоды. Вероника Андреевна действительно оказалась англичанкой именно из той школы, где учился Симачев!
Ох, надо к ней подобраться! Но полицейские наверняка уже запугали. Мамашки на форуме — обидели. Пошлет она меня — вот и весь сказ.
Впрочем, Синичкин учил:
— Гонят в дверь — лезь в окно. Пробирайся через подвал. Да хоть по трубе каминной спускайся!
Ладно. Придумаю я, как достать учительницу.
Но тут мне вспомнились ледяные глаза Галины Георгиевны.
Вот я и начинаю лезть не в свое дело.
Полицейской даме — и всей нашей власти в целом — несомненно, очень подходит лайт-вариант: Леня сошел с ума, убил, покончил с собой. Виноватых нет.
Еще недавно — когда сидела на должности секретарши — я бы послушно исполнила приказ поддерживать генеральную линию партии и не дергаться.
Но обретенная свобода сделала меня уверенной в своих силах и наглой.
Я быстро разыскала в своих базах данных адрес Вероники Андреевны. Проживала она (как и большинство тех, кто имел отношение к делу) неподалеку. Однако под каким предлогом мне завалиться к ней в гости?
Интернет для опытного пользователя — отличное подспорье. Я разыскала электронный адрес учительницы, прогнала его через поисковики и очень быстро стала обладателем самых разных лайфхаков. Три года назад Вероника Андреевна продавала стиральную машинку. Прошлой зимой искала мастера, чтобы повесил люстру. Также она принимает у себя дома учеников и, похоже, не платит налоги. И еще меняет свою «однушку» в пятиэтажке в десяти остановках от метро «Новогиреево» на «аналогичное жилье в доме рядом с метро».
Причем доплаты не обещает. Вряд ли есть очередь из желающих.
Я подошла к зеркалу. Порепетировала. Стервозный взгляд, противный голос. Надо говорить очень уверенно и тараторить без умолку. Плюс предварительную работу провести.
Я минут пять пошуровала в картах района. Потом набрала номер и строго спросила:
— Вероника Андреевна? Вы Косинскую улицу в качестве варианта обмена рассматриваете?
— Э… да. А какой дом?
— Ну, не двадцать шестой же! — Я попыталась цинично усмехнуться — как настоящий риелтор.
Все в нашем районе были в курсе, что упомянутое строение в плане обмена безнадежно, ибо несколько лет как огорожено полупрозрачной стеной высотой до седьмого этажа. Я не знала, насколько подобное ограждение спасает от шума, но смотреть на мир сквозь цветной пластик мне казалось очень противным.
— Дом номер двадцать восемь, второй корпус, от улицы отделен лесопосадкой, до метро три минуты пешком, — оттарабанила я.
Моя собеседница с надеждой спросила:
— А какая квартира?
— Стандартная «однушка» в «брежневке». Восьмой этаж. Кухня шесть. Зато санузел раздельный, окна во двор, балкон застеклен, паркет, посудомоечная машина, и площадь на два метра побольше вашей, — лихо завернула я.
— И большую доплату хотят? — Голос учительницы дрогнул.
— Сто тысяч.
— Долларов? — ахнула она.
— Рублей.
— Не может быть.
— Плюс расходы на переезд. Там пожилая женщина, у нее дочка в вашем доме живет.
— Я… я согласна! — выпалила Вероника Андреевна.
Хоть бы для приличия попросила сначала жилье посмотреть. Наивное создание.
— Если бы все было так просто! — строго молвила я. — Видите ли… Моя клиентка — пожилая дама, а у таких в голове всегда тараканы. Она согласна переехать в ваш дом, но не факт, что квартира ее устроит. Там целый лист требований: куда окна должны выходить, где кухня располагаться. И унитаз обязательно по фэн-шуй.
— Это как? — опешила Вероника Андреевна.
Я понятия не имела, но ответила максимально уверенно:
— Он должен находиться слева от раковины. И быть не черным, не кремовым, но ослепительно-белым.
— У меня все, как ей нужно. Так что приезжайте смотреть, — решительно предложила учительница. И сама добавила: — Хоть сегодня.
— Хорошо. Смогу у вас быть через полчаса, — милостиво согласилась я. — Если предварительно квартиру одобрю, завтра уже вместе с клиенткой придем.
Я положила трубку и тяжело вздохнула.
Мой начальник и любимый человек Павел Сергеевич учил, что частный детектив всегда может пойти на хитрости. Однако он категорически запрещал громоздить многоходовую ложь и тем более давать человеку ложную надежду.
Я взглянула на фото Синичкина (прятала в ящике стола). Виновато улыбнулась. Пробормотала:
— Пашунь, ты, конечно, подход бы гораздо лучше придумал. Но я совсем недавно была секретаршей и только учусь быть детективом. А ты сам виноват, что в Индию уехал.
И выскочила из офиса.
Вероника Андреевна встретила меня милой улыбкой и сразу повлекла на кухню — пить чай с тортом. Робкие попытки отказаться твердым учительским голосом пресекла:
— Вы наверняка весь день на ногах, а сейчас уже почти десять. Отдохните сначала, а потом я вам покажу весь мой фэн-шуй.
Я глубоко вздохнула. Сначала выпить чаю с тортом, а потом еще и обмануть — слишком даже для беспринципной меня.
— Видите ли, Вероника Андреевна, — пробормотала я.
Больше ничего говорить не пришлось — глаз учительницы оказался натренированным на врушек-школьниц. Она окинула оценивающим взором мой стыдливый румянец, повинную голову. Строго произнесла:
— Вы не риелтор.
— Нет, — прошелестела я тоном десятиклассницы, застуканной с сигареткой.
— А кто тогда? Журналистка?
— Я частный детектив.
— Кто-кто?
Насмешливым взором окинула мои брючки в обтяжку и кофточку с треугольным вырезом. (Вечно я: сначала оденусь, как в ночной клуб, а потом подумаю!)
Я умоляюще сложила ладони:
— Вероника Андреевна! Простите меня, пожалуйста. Я поступила неэтично. Но я… я только начинаю работать и просто не смогла придумать другой способ, чтобы вы пригласили меня в дом. А мне обязательно нужно с вами поговорить, и…
Вещала и радовалась, что учительница молчит, не гонит немедленно прочь. Но вдруг ее прорвало, да как!
Затопала ногами, шарахнула кулаком в стену. Выкрикнула противным визгливым голосом:
— А ну, убирайтесь отсюда!
Я собрала все свои нервы в кулак и спокойно ответила:
— Не уйду.
— Я сказала: пошла отсюда прочь! — завопила она еще отчаяннее.
И разразилась рыданиями:
— Что за непорядочные, двуличные людишки кругом! Везде! Некуда скрыться от человеческой подлости!
Это хорошо, что она лает. Значит, укусить не должна.
— Вероника Андреевна, — я заговорила успокаивающим тоном психиатра, — разрешите мне, пожалуйста, остаться. Поверьте, я на вашей стороне. Я пришла для того, чтобы вместе с вами защитить Леню. Точнее, теперь его память. Меня тоже бесит, как легко и быстро власть нашла козла отпущения.
— Как я могу вам верить? — всхлипнула она.
— Вы — прекрасный, опытный учитель. Положитесь на свою интуицию. Клянусь, я наврала вам только про квартиру…
Вероника Андреевна начала успокаиваться. Сквозь слезы усмехнулась:
— Один раз совравши — кто тебе поверит?
И вдруг расхохоталась:
— А я-то, идиотка, уже планы строила, как от своего пятого этажа избавлюсь! И до метро пешком ходить буду. Откуда вы узнали, что я обмен ищу?
— Я и про люстру знаю, и про стиральную машинку. — Я порадовалась, что она перестала вопить.
— Как? Это было сто лет назад!
— И что учеников берете — тоже знаю.
— Но я последний раз объявление год назад давала!
— В Интернете достаточно один раз свой телефон оставить — все, след навечно. Кстати, с налоговой будьте осторожны. Они сейчас тех, кто оказывает услуги, проверяют. И штрафы с пенями вешают, если декларацию не подавали.
— Все, хватит! — оборвала она. — Если вы — частный детектив, кто вас нанял?
В этот раз я решила врать близко к тексту:
— Сразу несколько человек. Родители погибших инвалидов.
— Зачем?
— Они не верят, что школьник мог сам все замыслить и исполнить. Считают, что парня накрутили и сделали козлом отпущения. А настоящего виновника и организатора преступления власти скрывают.
Вероника Андреевна тяжело вздохнула, опустилась на табуретку.
— Допустим, они правы. Но что для них изменится? Мертвых не воскресить. Или они просто хотят еще крови?
— Они хотят справедливости, — возразила я.
— Придется вас разочаровать, — отрезала учительница. — Я понятия не имею, кто отдал Лене приказ.
Я оживилась:
— Значит, приказ все-таки был?
— Не знаю, — жалобно вздохнула она. — Но я учу Леню уже пятый год. И он никогда мне не говорил, что ненавидит аутистов или вообще инвалидов. Что их надо убивать.
— Кто-то задурил ему голову?
— Вероятно… Леня… Ленечка — он ведь тоже был особенный мальчик. Если найти к нему подход, им можно было управлять. Довольно легко. И для тех, кому он верил, парень готов был на многое. Практически на все. Возможно, так проявляла себя его душевная болезнь. Хотя со стороны он выглядел невыносимо твердолобым. Моя коллега, учительница математики, от него рыдала. Потому что парень вбил себе в голову: для арифметики есть калькулятор, а синусы, теоремы и логарифмы в обычной жизни никому не нужны. И ничего на него не действовало — ни уговоры, ни угрозы. За счет природных способностей на слабую троечку тянул, но уроки не учил никогда. Принципиально.
— А вы к нему, похоже, подход нашли, — подбодрила я.
— Да. Нашла, — кивнула учительница. — Мне за это потом выговор влепили.
— Почему?
— Ну, про английский Леня тоже считал, что никчемный предмет. А я однажды отвела его в бар. Где одни экспаты. И все официанты — литовцы или молдаване, по-русски не понимают. Он дико смутился, пытался сбежать. Но я его не пустила. И помогать не стала. Заставила самого сделать заказ. И с ирландцами, которые за наш столик подсели, общаться. Сначала он пары слов связать не мог. Но постепенно освоился. Заговорил — с ужасными ошибками, медленно, — но заговорил. С тех пор английский, — улыбнулась с печальной гордостью, — у Леньки стал любимым предметом.