Я делаю изумленное лицо, как будто он открыл что-то очень важное для меня.
— Ты, Паша, оказывается, эстет, а я-то думал, ты обыкновенный валенок, — усмехнулся я.
— Плохо ты обо мне думал. Вот вернешься — я тебе и не такое расскажу, — улыбается Есаулов.
— Ладно, — говорю я. — Живы будем — не помрем.
— Не помрешь. Ты еще молодой, Митя, так что тебе жить да жить.
— Возраст — это не количество прожитых лет, а количество оставшихся, — напоследок сказал я ему, чем заставил его задуматься над бренностью собственного бытия.
Отряд возглавлял командир разведроты Володя Смирных, дюжий парень лет тридцати. Перед тем как идти в горы, он построил своих людей и первым делом проверил, не гремит ли у бойцов снаряжение. Для этого он заставил всех прыгать на месте. У одного солдата что-то там загромыхало, и он тут же заставил его снять вещмешок и все вытряхнуть из него. На землю посыпалось незамысловатое солдатское барахло, начиная от бритвенного прибора и зубной щетки и кончая китайским фонариком.
Смирных нахмурил брови.
— Кто вас надоумил все это тащить в горы? — спросил он бойца.
— Все свое ношу с собой, товарищ капитан, — улыбнувшись, ответил боец.
Капитан опешил.
— Но ведь мы не в турпоход по ленинским местам отправляемся, — съязвил он. — Короче, собирайте свой хлам и бегом в палатку. И чтобы больше ничего лишнего.
Солдат попытался что-то объяснить ему, говорил про то, что вещи в палатке у него украдут, но капитан был неумолим. Точно так же он поступил с другими бойцами, у которых обнаружил в вещмешках посторонний груз.
— А это что? — спросил он вдруг похожего на жердину солдата, вывалившего из вещмешка на землю полдюжины гранат.
— Гранаты, товарищ капитан, — ответил тот.
— Вижу, что не страусиные яйца, — криво усмехнулся командир. — Но почему они в вещмешке, а не в разгрузочном жилете?
Солдат замялся.
— Там уже есть гранаты, — пробурчал он.
— Есть? — удивленно вскинул на длинного свои брови капитан. — И откуда ж их столько у вас, рядовой Калита?
— Заначка это у меня, — нехотя произнес парень. — Еще с прошлого раза… Мы когда «чехов»-то накрыли, я взял да собрал у них гранаты. Зачем они мертвым?
Смирных только махнул рукой и заставил всех еще раз попрыгать на месте. Убедившись, что снаряжение приведено в порядок, капитан отдал команду «смирно» и бросился навстречу спешившему к нам начальнику штаба полка Высотину.
— Товарищ подполковник! Отряд специального назначения к выполнению задания готов. Командир отряда — капитан Смирных.
— Вольно! — произнес Высотин и подошел к строю.
Потом он что-то говорил нам о воинском долге, о бдительности и собранности, наставлял нас, поучал, а когда устал, то пожелал всем благополучного возвращения.
— И ты возвращайся, Жигарев, — сказал он мне. — А то как мы будем без начмеда?
Я понял, что он шутит, и попробовал улыбнуться, но не смог. С тем и расстались.
XXXII
Смирных перестроил отряд в колонну по одному, сам встал впереди, и мы гуськом направились к обозначенному среди наших и чужих минных полей коридору. Успешно миновав этот коридор, мы стали взбираться по извилистой тропинке в гору. Солдаты шли ходко и уверенно, будто в полковую баню. А ведь только дурак не понимал, что они шли искать смерть. Я шел позади всех и смотрел, как они ловко взбираются наверх. Их мальчишеские гибкие фигуры, затянутые в белые маскировочные костюмы, сливались с покрытыми снегом кручами, но хорошо были видны на фоне черных дерев. И я поблагодарил Бога за то, что их матери не видят сейчас этого страшного шествия, не то с кем-нибудь из них обязательно случилась бы истерика.
Я сразу понял, что мне придется нелегко. Уже скоро я ощутил, как меня стал давить к земле бронежилет «кираса», тот самый, у которого, как мне сказали, высокая четвертая степень защиты. Я взмок и тяжело дышал. Я проклинал тот миг, когда мне взбрело в голову идти со спецотрядом. Ну что, что толкнуло меня на это? — спрашивал я себя. Пулю захотел схлопотать? Да ведь для этого не обязательно идти в горы. Есть ведь Грозный, есть Аргун, есть, в конце концов, Урус-Мартан. Но мне, видите ли, в горы захотелось. Ну тогда терпи и не стони, зло сказал я себе.
Но я уже был не в том возрасте, чтобы с полной выкладкой бродить по горам. Теперь я понимал, почему в общем-то еще далеко не старых сорокалетних армейских офицеров отправляют на пенсию. Армия существует не для того, чтобы спокойно стоять гарнизонами возле больших благополучных городов. Она должна быть выносливой, сильной и мобильной. Только такая армия способна защитить кого-то. А такие, как я, старые алкаши ей не нужны.
У меня сдавило сердце, стало трудно дышать. Я готов был уже остановиться и незаметно сбросить с себя бронежилет, но я почему-то тянул с этим. Боялся, что в меня угодит чеченская пуля? Ерунда, какая там пуля! Ведь мне уже было все безразлично в этой жизни. Наверное, все дело было в том, что я боялся самому себе показаться слабым. Я даже ракетницу, которую мне всучили перед самым отходом и которая казалась мне теперь тяжелее пудовой гири, не решился бросить в снег. «Зеленая — значит, свои», — вспомнил я слова капитана Смирных. И две гранаты «РГД-5», которые запихал в карманы бушлата, я не мог выбросить. А уж о медицинской сумке, в которой находились медикаменты, и говорить не приходилось. А ведь она тоже казалась теперь неподъемной. Нет, стариков в самом деле нужно гнать поганой метлой из армии, злясь на себя, думал я. Ну какие мы, к черту, вояки? Обыкновенный балласт в погонах.
Я вдруг подумал о том, что зря не принял психотропные таблетки, которые перед самым выходом Смирных раздавал бойцам.
— Психотропные вещества пробовали? — спросил он меня и сунул мне в руку четыре таблетки. — Шесть не даю — «мотор» может лопнуть. Проглотите. Мы всегда так делаем, чтобы не заснуть и чтобы сердце стучало как часы.
Наверное, если бы я принял препарат, я бы чувствовал себя лучше, подумал. Я на ходу открыл медицинскую сумку, пошарил в ней, нашел нужные мне таблетки и затем засунул их в рот. Некоторое время я никак не мог их проглотить. Тогда я взял в рот немного снега и проглотил его вместе с таблетками. Сердце и впрямь заработало как часики. Только куда-то очень спешащие.
Неожиданно пошел снег. Вначале он сыпал с неба как-то нехотя, но затем разошелся, и вскоре впереди нас образовалась сплошная белая пелена. Так мы шли часа полтора. Снег покрыл горные тропы, и Смирных, который шел впереди колонны, ориентировался по каким-то только ему известным приметам.
Нас было около сотни хорошо экипированных и вооруженных человек. У каждого автоматчика — по четыреста пятьдесят патронов к автоматам «АКС», а кроме того, по десять зарядов к подствольному гранатомету плюс две ручные гранаты «Ф-1» или «РГД-5». У пулеметчиков и того больше — по тысяче патронов на каждый пулемет. У каждого по две осветительные ракеты и дымовые гранаты, бронежилет «кираса», который, бывалые божились, не пробивают ни пистолет, ни автомат, а еще разгрузочный жилет и каска-сфера. У разведчиков, которые входили в состав отряда, кроме этого были специальные ножи, способные превращаться в кусачки, приборы бесшумной беспламенной стрельбы — ПББС — и ночные прицелы. У связистов — рация.
Казалось, имея все это, нам сам черт был не страшен. Но ведь и «чехи» были до зубов вооружены современным оружием, которое шло к ним караванами из-за границы. У них и рации были мощнее наших, и даже сотовые телефоны имелись, по которым они переговаривались со всем белым светом. В общем, нам приходилось только завидовать им.
Взобравшись на очередную кручу, мы остановились. Смирных позвал к себе командиров взводов и стал ставить им боевую задачу.
Он приказал старлею Ларину, командиру первого взвода нашего отряда, устроить засаду возле одного из горных аулов, местоположение которого было известно нам. Там, по словам Смирных, могла быть база боевиков. В конце Первой мировой чеченцев силой вынудили оставить горные селения, а когда позволили в них вернуться, мало кто это сделал. Большинство предпочло жить на равнине. А горные аулы превратились в дачные места, куда люди отправлялись отдыхать. Теперь во многих из них боевики устроили свои базы.
— Даю тебе двух саперов и трех артнаводчиков. Действуй по собственному усмотрению. Если обнаружите противника — сразу сообщите на базу, — сказал он.
Базой Смирных называл наш родной полк, где с нетерпением ждали от нас сообщений. «Полкан» обещал, что уничтожать укрепрайоны боевиков нам поможет авиация. Но для этого мы должны дать точные координаты.
Капитан хотел уже было отпустить получившего задание старлея, но вдруг остановил его.
— Да, чуть не забыл, — сказал он. — Пленных не брать.
— Понял, — кивнул Ларин.
Впрочем, ему можно было и не говорить об этом: в горах ни та ни другая сторона пленных не брала. Этот закон установили боевики, которые отрезали головы плененным федералам. Потом и наши переняли эту моду. Правда, вместо того чтобы отрезать боевикам головы, они просто-напросто пристреливали их. Так, считали, гуманнее.
Ларин построил взвод. Он напомнил основные правила, которые бойцы должны были строго выполнять во время движения: фонариками не светить, не курить, идти след в след, в сторону от колонны не уклоняться.
— А теперь попрыгали — ни у кого ничего не звенит? — произнес он, после чего прозвучала команда: — Саперы — вперед. Напра-вва! В колонну по одному, арш!
Захрустел под ногами снег. Мы проводили бойцов долгим задумчивым взглядом.
— Чагин, а тебе со своим взводом нужно будет выдвинуться на перевал и там провести разведку, — приказал он другому старлею. — Постоянно держи меня в курсе. Коль заметите противника — сам знаешь, что делать. Все, вперед.
Оставшихся людей Смирных повел только ему известной тропой. Я пошел вместе с ним. Я понимал, что капитан выбрал для себя самое опасное направление, и решил, что больше всего буду нужен именно здесь. Впрочем, я не исключал, что и Ларину с Чагиным придется нелегко, но в их командах было по одному санинструктору, которые пр