Бронкс поставил чашку возле монитора и правой рукой поправил мягкую дугу микрофона, отрегулировал его так, чтобы он не съезжал от движений головы.
– Элиса?
Нет ответа.
– Элиса, ты меня слышишь?
В ухе затрещало – видимо, она, как и он, поправляла микрофон и наушник.
– Теперь слышу, Джон. Отлично.
– Тогда так. Сейчас ты войдешь – но прежде я повторю то, о чем мы договорились. Дувняк ни в коем случае не должен догадаться, что я наблюдаю за допросом. Этот допрос – только начало чего-то большего. Дувняк должен выйти отсюда спокойным, чтобы продолжить задуманное. Удачи.
Бронкс тронул настройки монитора и увидел кабинет наподобие того, в каком сидел сейчас сам. Голые стены, центральное место занимает унылый стол, только вместо монитора на нем – небольшая видеокамера. Но интересовал Бронкса не сам стол и не то, что на нем. Интересовал его человек, сидевший, уперев в этот стол локти.
Человек, которого Бронкс знал на редкость хорошо – и все-таки не до конца.
Светлые волосы, голубые глаза, тонкие неподвижные губы.
Они встречались в этой же допросной, сидели друг напротив друга, почти шесть месяцев. Дни, посвященные одной-единственной семье: допрос ходил кругами, от старшего брата к среднему, к младшему, к отцу, а потом опять к старшему брату. И ни одного случайного слова, реакция одна на всех. Надменное молчание. Смотрит в пол: провоцирует. Улыбка к «без комментариев», которая дополнила улыбку к «первый раз об этом слышу» и «не знаю, не встречал – как, вы сказали, его зовут?»
Двадцать девять часов на свободе. И вот этот мерзавец снова в допросной. Ждет, когда откроется дверь, когда отодвинут второй стул… и вопросы останутся без ответа, его отпустят на свободу.
Бронкс нагнулся ближе к экрану.
Лео Дувняк казался спокойным. Он не выглядел как человек, который вчера ограбил инкассаторскую машину и видел, как застрелили его товарища. Однако – оружие, грабитель, державший его, методы и время отхода заставляли Джона верить, Элиса сложила пазл из фактов правильно.
Я тебя вижу.
Ты это знаешь?
Дувняк выглядел не просто спокойным, он казался сосредоточенным и чуть ли не довольным. Рассматривал некрасивый казенный стол, буравил его взглядом. Бронкс еще во время прошлого тура понял, что их объединяет восторг от драматургии допроса. Лео Дувняк внимательно изучил столешницу, медленно провел по ней ладонью, повторил это движение средним пальцем.
Бережно, почти чувственно.
Словно просчитывал ходы невидимой игры, ждал, как будут одна за другой передвигаться фигуры.
Но не я буду их двигать, в этот раз – не я.
Бронкс даже не успел додумать эту мысль, когда тот, на кого он смотрел, подался вперед, глядя прямо в камеру. Глаза, полные энергии. Точно смотрят не в линзу камеры, а прямо на человека. Он улыбнулся, словно бы своему отражению, и Бронкс едва не улыбнулся в ответ.
Вот. Щелчок поворачиваемой дверной ручки, легкие шаги, которые он после двух лет в отделе расследований научился узнавать. Шаги Элисы. Еще один звук – стул проскреб по полу, когда кто-то невидимый отодвинул его и сел, в камере – промельк плеча, щеки и коротких темных волос на затылке, у левой границы кадра.
– Вы заставили меня ждать. Нарочно? Чтобы я понервничал? В таком случае знайте: это не сработало. Потому что вы и раньше проделывали этот трюк.
Голос Дувняка был сосредоточенным, как всегда во время допроса. Лео, единственный из братьев, среди молчания, между всеми этими «без комментариев» вел иногда и настоящие разговоры, участвовал в диалоге, ни о чем не проговариваясь. Дувняк демонстрировал поразительную начитанность и чувство юмора, уходившее корнями в свободу мысли.
– Ну что, дама из полиции? Мы сейчас в допросной. Я перевидал достаточно, чтобы узнавать такие места. А дома у мамы, мне показалось, прозвучало, что ты хочешь побеседовать со мной «ради получения информации». О допросе речи не было.
Элиса не ответила. Это ведь был не вопрос.
– Вы не против, если я включу камеру?
– Против.
– Против? А почему…
– Мне кажется, это было бы довольно странно. Даже несколько смешно. В смысле – включать камеру. Потому что она уже включена.
И он снова заглянул в объектив. Улыбнулся. Бронксу. Который помнил, каково это. Понимать, что человек, которого он допрашивает, который наверняка ограбил десять банков, у которого мозги взрослого ребенка – непредсказуем. Как сильно иногда Бронксу хотелось заглянуть в его голову, понять, как оно там у Лео устроено!
Стул Элисы снова проскреб по полу, но не как до этого – теперь ножки проехались по линолеуму, женщина приблизилась к микрофону камеры, поискала красную лампочку, проверила, поняла, что камера включена. И голосом ироничным, едким признала это.
– Да, вы правы, камера включена. Технику стоило бы сказать мне об этом.
Технику.
Произнося это, Элиса посмотрела прямо в камеру. На него.
И была совершенно права. Разумеется, Бронксу следовало предупредить ее, что камера включена. Но он так увлекся, его охватило нечто вроде предвкушения. Словно перед встречей со старинным приятелем. Думаешь: постарел ли он? Появилась ли в его глазах мудрость? Насколько чопорна теперь его улыбка? Тот, кто сидит сейчас там, тот, чье лицо заполнило монитор – изменился ли он, осознал ли что-то за время, проведенное в тюрьме, или будни среди самых опасных шведских уголовников, помноженные на статус удачливого налетчика, только укрепили его представление о себе как о преступнике? Это было как встретить старого приятеля, но с существенной разницей: Бронкс надеялся, что время не изменило Лео к лучшему.
Элиса исчезла с картинки, потом появилась снова – кусочек шеи, плечо и щека, как и до этого.
Дознаватель Элиса Куэста (Д): Допрос Лео Ивана Дувняка. Начат в 14.17 в полиции Стокгольма, Крунуберг.
Элиса пристукнула по столешнице папкой, как будто чтобы бумаги в ней легли поровнее. Совсем не для этого, подумал Бронкс. Снова стукнула, звук удара, который еще усилился в пустой комнате, попал в микрофон и через него ввинтился в ухо Бронкса. Она точно знала, куда угодит этот грохот. Бронкс понял: это демонстрация, но на всякий случай убавил громкость.
Элиса положила папку на стол, открыла, подтолкнула первый документ к допрашиваемому.
Фотография мужчины, лежащего на парковке.
Д: Узнаете этого человека?
Лео Дувняк (ЛД): Нет. «Балаклава» мешает.
Ни один мускул на лице не дрогнул. Ни одного бессознательного жеста.
Ни одного летучего прикосновения – пальцем к кончику носа, к виску или подбородку: так обычно касаются лица, чтобы ощутить безопасность в небезопасной ситуации. Ни секунды замешательства; взгляд направлен вверх и вправо, он конструирует ложь, вместо того чтобы быть направленным влево, что помогает рыться в реальных воспоминаниях.
А ведь он увидел сейчас фотографию убитого, с которым у него, возможно, были какие-то отношения.
Наоборот.
Лео Дувняк провел рукой по столешнице, поправил там нечто несуществующее, передвинул фигуры на невидимой доске.
Д: В таком случае… возможно, теперь узнать будет проще. Вот тот же человек – без маски.
Никакой реакции. Хотя на фотографии, которую они решили показать второй, была голова, лежащая на блестящей стальной подставке секционного стола. Безжизненные глаза. Рот застыл в угрюмом смертном разочаровании. Лоб с дырой: красные лепестки развернуты наружу, много фрагментов кости, пряди волос…
ЛД: Нет.
Д: Нет… что?
ЛД: Я не узнаю его.
Третья и последняя фотография из папки.
Д: Попробуем еще раз. Тот же человек. Он еще жив. Фотография из реестра судимостей, вы тоже там есть.
Элиса подтолкнула снимок, распечатка скользнула через весь стол и легла перед Лео.
Д: Вам известно, кто это?
ЛД: Да.
Д: Можно поподробнее?
ЛД: Да, я знаю, кто это.
Д: Окей. Тогда спрошу так. Кто это?
ЛД: Яри Ояла.
Д: Откуда вы знаете Яри Оялу?
ЛД: Мы сидели в одном отделении в Эстерокере. Вы ведь это уже проверили?
Д: Когда вы с ним познакомились?
ЛД: А насколько хорошо вы знаете его? Того, кто сидит сейчас и смотрит в монитор? Людям, которые проводят время в одном коридоре, на расстоянии всего в несколько запертых дверей, никогда не узнать друг друга настолько хорошо, верно?
Бронкс слышал – и точно знал, что имелось в виду.
Того, кто сидит сейчас и смотрит в монитор.
Лео Дувняк исходил из того, что расследованием руководит Джон Бронкс. Но они поселили в нем неуверенность. И поэтому он пытается найти подтверждение своим предположениям.
Д: Продолжайте смотреть на меня. Допрос веду я, и именно я хочу знать, были ли у вас какие-то контакты с Оялой после того, как он вышел на свободу.
ЛД: Нет.
Д: В таком случае, может быть, после вашего освобождения?
ЛД: Нет.
Д: Вообще никаких?
ЛД: Слушайте, дама из полиции, Бронксова марионетка. Если…
Бронксова марионетка.
Еще одна попытка угадать.
ЛД:…если все так, как вы говорите – что на всех фотографиях один и тот же человек, – то я не понимаю, что вы имеете в виду. Поддерживать контакты с мертвецом трудновато.
То же выражение лица, те же скупые жесты. Независимо от того, отвечает он «да» или «нет», соглашается с тем, что узнал этого человека, или не соглашается.
Бронкс смотрел, как Элиса собирает фотографии, возвращает их в папку. Запланированная пауза. Перед следующим вопросом.
Д: Я хочу знать, где вы находились вчера в 16.30.
ЛД: В машине.
Д: Где?
ЛД: Я ехал ужинать. Со своим отцом. Ресторан «Драва» возле Сканстулля. Несколько свидетелей могут это подтвердить. Мой отец, владелец ресторана и его жена (я с ними расплатился), другие посетители, которые лакали там пиво. Но я не очень понимаю, почему это вас интересует; меня в чем-то подозревают?