Проводив подчиненных, Светловский достал из кармана липовую расписку, аккуратно разгладил ее на столе. Взял папку с надписью «Болховитинов А.А.», отыскал в ней какую-то бумажку и положил рядом с распиской. Знаком позвал меня встать рядом. Подойдя к столу, я разобрал на бумажке: «Пламенный привет уголовному розыску!»
– Давай-ка сличим почерки, – проговорил начальник, вынув из ящика стола небольшую лупу. – Так-так… Ну, что ж, сомнений, практически, нет: руку к запискам приложил один и тот же человек!
– Уж не сам ли главарь «монастырских»? – вырвалось у меня.
– Почему бы и нет!.. Вот, гад! Вырезает на лбу сотрудника Угро звезду, издевательски шлет нам приветы, лично верховодит ряжеными грабителями!.. Ничего, доберемся до тебя, Белый!
– А нет ли его в картотеке?
– Нет, бандюга лишь недавно заявил о себе.
Глава 6
Светловский затем решил немного рассказать мне о своей работе в уголовном розыске. В этой интересной, но нелегкой профессии он порядком поднаторел. Я его слушал и невольно сравнивал методы борьбы с преступностью тех лет с теми, что были в ходу в XXI веке. Прогуливаясь по кабинету с папиросой в уголке рта, он красочно обрисовал задержания преступников в революционной столице, вспомнил о первых месяцах пребывания в Петродаре.
– В город я приехал 30 декабря 1917 года, а уже в ночь на 1 января зазвучал колокольный звон: началось восстание против большевистской власти! Были избиты и посажены под замок едва ли не все члены Совдепа. На улицы Петродара вышло не менее пяти тысяч человек, они без труда разоружили несколько десятков красногвардейцев. И если бы не солдаты запасного полка, подоспевшие нам на выручку, быть бы большой беде! Опытным бойцам удалось сравнительно быстро разогнать бунтовщиков и арестовать всех, кто их подзуживал.
– Сегодня ночью тоже было тяжело, – заметил я. – Извините, Григорий Иваныч, заглянул в ваши записи.
– Это ничего… Точно, запаниковали многие, тяжело пришлось городу.
Выкурив папиросу, Светловский присел за стол.
– Теперь о насущном, о тех самых дворянчиках. Намеренно разговариваю с тобой наедине, Данила. Как я уже отмечал, к Скворцову у меня вопросов нет. Человек проверенный, надежный. А вот другие…
– По виду они всей душой за власть Советов.
– Так ли это на самом деле, вот в чем вопрос?.. Ладно, будем на чеку… Итак, дворянчиков, похоже, и впрямь следует искать в бывшей чайной Корчицкого, ныне лучшей в городе столовой на Советской, бывшей Дворянской. В шифоньере у нас обретается несколько приличных костюмов и все, что к ним прилагается, от царских сыщиков достались накладные усы и бородки. Если спросят, представишься иногородним репортером, заехавшим в Петродар попить местной минеральной водицы. Хорошо бы свести с теми двумя знакомство, или хотя бы узнать, где они живут. Там будет видно, как мы поступим далее.
Он встал и вытащил из шифоньера новый прикид. Я тут же и примерил.
– Отличненько! – улыбнулся Светловский, осмотрев меня со всех сторон. – Вот тебе деньги, пообедай в столовке. – Он подошел к сейфу и вытащил из него пистолет. – А браунинг прикрепи резинкой на руку. Мало ли чего… Пойдем, прогуляемся. В доме по соседству для тебя нашлась неплохая комнатенка.
Мы спустились вниз и прошли по тротуару к углу квартала. Перебежав через проезжую часть, по которой катились экипажи, стали не спеша подниматься верх по Первомайской. Меня разбирало любопытство насчет конечной цели прогулки. И как же я удивился, когда Светловский толкнул дверь бывшего дома купчихи Сидоровой! Неужели я буду жить в здании, на котором сто лет тому вперед висела вывеска нашего сыскного агенства? Оказалось, что именно так. Более того, меня вселили в комнату, где оно располагалось!
– Здесь обитал один из красногвардейцев, – объяснил Светловский. – Сегодня утром, отдав ключи дежурному, уехал в родной Тамбов. Возьми, теперь они твои.
Я положил ключи в карман, прошелся по комнате, испытывая странные чувства. Там, где было мое рабочее место с компом, стояла кровать, у окна – стол со стулом. Место Свешникова занимал книжный шкаф со стеклянными дверцами, в углу стоял табурет с примусом и чайником. Я вышел на середину комнаты и, оглядев все вокруг, покачал головой. Светловский заметил мое волнение.
– Ты, Данила, выглядишь так, словно уже был здесь когда-то.
– Возможно, – сказал я, подходя к окну и трогая пальцами подоконник, на который любил ставить чашку с кофе.
– Извините, – раздался женский голос.
Мы обернулись. У раскрытой двери стояла стройная кареглазая девушка с просительным выражением на симпатичном личике.
– Вы новые жильцы? – поинтересовалась она, поглядывая то на меня, то на начальника.
– А вам, извините, что за дело? – нахмурился Светловский.
– Я соседка, моя дверь почти напротив.
– Тогда понятно. – Светловский кивнул в мою сторону. – Вот кто будет вашим соседом.
– Очень приятно, – сказала девушка, глядя на меня. – Я делаю перестановку в своей комнате, не поможете передвинуть комод?
– Похоже, требуется грубая мужская сила, – улыбнулся начальник. – Подсобим барышне, Данила?
Из моей пропахшей табаком берлоги, мы перебрались в светлую, премилую комнатенку. Ажурные занавески на окнах, белоснежное покрывало на кровати, туалетный столик с пузырьками и флаконами, пуфики на крохотном диванчике, аккуратный ковер на полу, тонкие ароматы, все говорило о том, что здесь проживает особа женского пола.
Справившись с плевым делом, мы обменялись с хозяйкой любезностями и вернулись обратно. Пообщавшись еще немного, вместе вышли на улицу. Начальник, пожелав мне удачи, пошел той же дорогой в Угро, допрашивать Плешивого, а я пешком направился на бывшую Дворянскую, к дому Туровских. По дороге в кармане пиджака нащупал какие-то бумажки. Они оказались вырезками из дореволюционной газеты, одна с таксой легковых извозчиков, другая с заметкой криминального характера. В 1916 году из одного конца Петродара до другого можно было доехать днем за 40 копеек, ночью – за 50; на вокзал – за 40 копеек; из одной полицейской части в другую – за 25 копеек; поездка в пределах одной полицейской части обходилась седоку в 20 копеек.
Я почесал затылок. Во сколько бы мне обошлась поездка до столовой? Наверняка, из-за захлестнувшей страну инфляции счет бы шел на рубли.
В заметке говорилось о похищении неизвестными крупного торговца Милованова. Сотрудник газеты выражал надежду, что вымогатели будут пойманы и предстанут перед судом. Дело поручили опытному агенту сыскной полиции, коллежскому секретарю Х.П. Кузовлеву.
И до революции практиковались похищения с целью вымогательства! Недаром, одна из глав Уголовного уложения начала века назвалась «О воровстве, разбое и вымогательстве».
Оставив позади Красную площадь и причудливо выстроенный дом директора Минеральных вод, я поднялся по Соборному спуску и вышел на бывшую улицу Дворянскую.
Боже мой! Ожившая открытка начала XX века! На горе – величественный собор, проезжая часть улицы широка и хорошо вымощена, тротуары тонут в тени пышных лип, каменные особняки полны своеобразия!
Я посмотрел вперед и вправо. Кирпичный дом с надписью на фасаде «Столовая» был вторым с краю, первым – двухэтажное здание бывшей аптеки. Войдя в фойе столовой, бросил короткий взгляд на висевшее на стене зеркало. В отражении на меня смотрел высокий молодой блондин с карими глазами, светлыми усами и бородкой, в модной шляпе, коричневом костюме-тройке и лакированных полуботинках. Неплохо! Видок у меня, что надо!
Я поправил бабочку, одернул пиджак, коснувшись при этом пальцами пистолета, и вошел в зал. Он был заполнен на три четверти. За большими столами слева и справа от входа сидели люди попроще, видимо, бывшие мещане, разночинцы, рабочие. Те, что раньше владели особняками и землями, облюбовали себе дальний конец помещения с двухместными столиками. Там, у большого окна, располагалось нечто похожее на эстраду. На ней стоял стол, а на нем граммофон, из огромной трубы которого лилась мелодия романса «Отцвели уж давно хризантемы в саду».
Я присел за свободный двухместный столик, положил на его край шляпу и в ожидании официантки, сновавшей по залу с подносом, стал неспешно осматриваться. Посетители хлебали какой-то прозрачный суп, наворачивали мятую картошку, припорошенную мелко нарезанным зеленым луком, и золотистую поджарку. У меня побежали слюнки. Не мудрено, с утра кишка кишке кукиш казала!
Возле эстрады сидели советские служащие во френчах и добротных костюмах. Их жены, по случаю воскресного дня, были разодеты в пух и прах с драгоценностями на руках и шеях. Дворян мне нетрудно было распознать. Едва ли не каждого из них отличали прямая осанка, удлиненное лицо, тонкие пальцы, умение вести грамотный разговор. Бывшие торговцы – их выдавали прически, крупные золотые кольца, характерные костюмы и серебряные часы-луковицы в левых нижних жилетных кармашках – прихватили с собой кое-какие дефицитные продукты. На салфетках лежали кусочки сырокопченой колбасы, сыра, буженины. Чтобы не изводить себя понапрасну, я старался не смотреть на всю эту вкуснятину.
Невзирая на сухой закон, введенный в стране еще в 1914 году, трезвостью в столовой и не пахло. В клубах папиросного и трубочного дыма мелькали принесенные с собой бутылки, звенели рюмки, слышались приглушенные тосты.
Официантка, наконец, cоизволила подойти ко мне.
– У нас сегодня картофельный суп, капустный салат, мятая картошка, поджарка, компот.
– Да уж несите, есть хочется.
Взяв деньги, она удалилась, а я стал внимательно прощупывать взглядом дворян. Тех, ради которых я приоделся и прогулялся по городу, похоже, не было. Я повернулся всем корпусом, чтобы ни один метр помещения не остался не осмотренным. Ага, оказывается, наши дворянчики тут! И сидят они, одетые в ту же одежду, что и днем ранее, буквально в двух шагах от меня, чуть сбоку. Cмотреть на них я больше не решился, вместо этого предельно навострил уши. Из-за шума голосов и граммофона я с трудом разбирал их беседу.