Как раз вчера Татьяна, столкнувшись со мной в коридоре редакции, спросила, не знаю ли я писательницу Ознобишину.
— Плохо, — сказал я. — Пару раз на вечерах в Доме литераторов встречались.
Зинаида, кстати говоря, мне нравилась. Но у нее Петров. И Татьяна. Вступать на эту скользкую дорожку мне не хотелось.
— И не надо, — сказал Миша. — У тебя жена, сын, рыжая верстальщица. Приставал к ней?
— Нет.
— И напрасно. Они любят, когда пристают. Я заканчиваю роман, а деталей не хватает.
— Каких деталей?
— Любовных! — с укоризной посмотрел на меня Петров. — Приходится у других занимать. Ты, кстати, на эту роль не годишься.
— А кто годится?
— Есть людишки. Так вы, значит, генеральское ружье уже выпили?
— Выпили, — кивнул я. — Водка в нем была плохая, но разве это нас когда-нибудь останавливало?
— Да, водка плохой не бывает, — согласился Петров. — Ее бывает мало и очень мало. Лично я, пока всю не выпью, не останавливаюсь.
Эту особенность Михаила Петрова я знал. Выпивал он, как в одном старом анекдоте, до бесконечности.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Хутор
1
Генерал Веретенников был не единственным генералом, пожелавшим издаться в «Современном литераторе». Я хоть и проводил большую часть времени в «Литературной жизни», в издательство приходил почти каждый день. Вепсов ни один издательский проект не запускал без моего одобрения.
— Ну и где ты шляешься? — спросил он, когда я появился в его кабинете. — Книгу издать надо.
— Одну?
— Пока одну, а там и вторая нарисуется. От генерала Иванова вчера приходили.
— Какого Иванова?
— Того самого, Федора Николаевича. Который собственную партию организовал.
Об этом Иванове я кое-что слышал. Это был генерал новой формации, который мог не только воевать, но и рулить страной. Во всяком случае, так ему казалось.
— Если он идет в политику, без книги не обойтись, — согласился я. — Рукопись принес?
— Сегодня принесет, в пятнадцать ноль-ноль, так что не сбегай. Познакомиться хочет.
Я посмотрел на кота Тимку. Тот спал, что называется, без задних ног. Для меня Тим в вопросах книгоиздания был чем-то вроде талисмана или, если хотите, оракула. Если он при упоминании о новой книге просыпался и поднимал голову, я настораживался: в этом случае с книгой обязательно возникали проблемы.
Сейчас Тим даже не шевельнул кончиком хвоста.
— Издадим, — сказал я. — Тираж три тысячи?
— Пять.
— Тем лучше. Реализацию, как я понимаю, они берут на себя.
— Об этом речь пока не заходила.
— Так ведь политика! — поднял я вверх указательный палец. — У них малых тиражей не бывает.
Поднимать палец вверх я научился одновременно у Вепсова и Петрова. У обоих этот жест появился, похоже, с молоком матери, я его приобрел с годами. Неизвестно, правда, во благо или во вред.
— Обезьянничанье всегда во вред, — сказал Вепсов. — И палец у тебя короток.
У самого Вепсова указательный палец тоже короткий. А у Петрова увечный. Но поднимали они его вверх весьма охотно.
В пятнадцать ноль-ноль я спустился в кабинет директора. Там уже было полно народу. Генерал с директором беседовали в комнате за сценой, свита расположилась за большим столом. Хоть все они были в штатском, я безошибочно вычислил парочку генералов. Но эти генералы были не секретари или денщики — замы. При них несколько молодых людей.
«Партийцы, — подумал я. — Тут должен быть весь срез общества, от молодежи до пенсионеров».
— Вы главный редактор? — подошел ко мне один из замов.
— Главный, — кивнул я.
— Все вопросы по рукописи ко мне, — приосанился он. — Фамилия моя Пастух, зовут Леонид Петрович. Книгу надо издать к маю.
«Почему к маю?» — подумал я.
— Чтоб до сентября раскрутить.
— А в сентябре?
— Выборы в Думу.
Да, отстал я от политической жизни. У людей выборы, а у меня ни книг, ни амбиций. Даже кот Тимка имеет больший вес, чем я. Один из молодых партийцев чесал ему пузо. Тимка удовлетворенно жмурился, перекатываясь с боку на бок. А он не каждому дает чесать себя. Видимо, хорошие люди эти партийцы.
— Как сейчас живут писатели? — спросил Пастух.
— По-разному, — ответил я.
— У Федора Николаевича мать поэтесса, вместе с Луговским училась. Лидию Иванову знаете?
— Слышал, — кивнул я. — Если с Луговским, значит, хорошая поэтесса. Он с плохими не знался.
Леонид Петрович посмотрел на меня долгим взглядом, но ничего не сказал. Видимо, с творчеством Луговского он был не очень хорошо знаком. А я знал, что Луговской симпатизировал вдове Михаила Булгакова. Но тоже ничего не сказал.
— У нас есть свое издательство, — сказал Пастух, — но решили обратиться к вам.
— «Воениздат»?
— И «Воениздат», и «Граница». Но такую книгу лучше издать у штатских.
Я покивал, соглашаясь. С какого-то времени я перестал спорить с генералами.
— А что тут спорить? — улыбнулся Пастух. — Книга причесана, даже отшлифована. Вам только издать.
Отшлифованная книга — это худший из видов печатной продукции. Но не с генералами говорить об этом, и я пошел к молодежи.
Среди них был человек борцовской наружности — широк в плечах, коротко стрижен. Такие люди еще со времен спортивной юности мне нравились.
— Борец? — спросил я.
— Штангист.
Да, уши у него не поломаны. Но и штангисты хорошие ребята. Мы пожали друг другу руки.
— Вы поэта Кадисова знаете? — спросил штангист.
— Знаю, — сказал я.
— Он был у меня взводным.
— Да ну? — удивился я. — А вы сами кем были?
— Ротным.
Юра Кадисов меньше всех был похож на человека, имеющего отношение к армии. А вот поди ж ты.
— И где вы служили?
— В Забайкалье. Дыра дырой. Кроме воинской части, вообще людей нет. Юрочка в пятницу улетал в Москву, в воскресенье вечером прилетал.
— Зачем? — спросил я.
— Отдыхал! — посмотрел на меня бывший ротный. — Его папа был начальником на золотых приисках.
— Понятно, — сказал я. — Деньжата, стало быть, у него имелись.
— Еще какие! Когда демобилизовался, купил себе леспромхоз. Теперь где-то здесь...
— Да, издает журнал «Золото России». Глянцевый. Так вы у него, значит, были ротным?
— Недолго. Моя фамилия Топорков. Володя.
— Теперь у генерала служите?
— Начальник предвыборного штаба.
Я хотел было спросить, сколько у него подчиненных, но из комнаты за сценой вышли Вепсов и генерал.
2
Генерал Иванов производил приятное впечатление. Был он немногословен, улыбчив, с хорошими манерами. Про подтянутость я и не говорю.
«От женщин, наверно, отбоя нет», — подумал я.
— У него крепкая семья, — сказал Топорков.
Да, это непременное условие нынешнего политика. Да и прежнего. Насколько велики у него амбиции?
— В президенты метит, — сказал Топорков. — А что, всё для этого есть.
«Может, не совсем всё? — подумал я. — Говорят, существует мировое правительство, которое всех назначает. Неужели он и туда вхож?»
— Его всюду принимают! — передернул крутыми плечами Топорков. — Тем более мама пишет стихи. Ты тоже пишешь?
— Нет, — сказал я. — Стихи не пишу. С котом вот книги издаем.
Мы посмотрели на кота. Тим даже головы не поднял. Он в этом кабинете видел всяких. Когда Вепсову пару месяцев назад привезли жалованную грамоту на титул барона, он тоже не вылез из-под лампы.
«Не настоящий барон, — подумал я тогда. — Был бы настоящий, Тим сел и поклонился бы. Коты в баронах понимают лучше людей».
Вепсов, видимо, тоже это понял и убрал грамоту со стола. А она с месяц лежала на виду.
— У вас знаменитое издательство? — спросил Топорков.
— Конечно, — сказал я. — Видишь знамя в углу?
Знамя было настоящее, темно-красное, потертое, с двумя орденами вверху у древка. Один орден Октябрьской революции, второй то ли Ленина, то ли Красного Знамени. Не нашел времени, чтобы уточнить.
— Да, пушки не хватает, — посмотрел по сторонам Топорков.
— Какой пушки?
— Ну, которые возле музея ставят. Для солидности.
— Пушку обещал Веретенников подогнать, — хмыкнул я. — У него они особенные.
Топорков тоже хмыкнул, но промолчал. Видимо, он знал, что особенности генералов лучше не обсуждать.
Генерал посмотрел на часы, развел руками и убыл вместе со свитой. Я заметил, что генералы в мирное время крайне занятые люди. И Веретенников, и Иванов постоянно куда-то спешили. А вот нам с Вепсовым спешить некуда.
— У нас мало времени, — хмуро сказал Вепсов. — До мая надо издать.
— Издадим, — сказал я.
— Тут не до смеха, — вздохнул он. — Тима, пусти, работать надо.
Кот не шелохнулся.
— Тима, что ты разлегся, как барин?
«Как барон», — подумал я.
— Кто сегодня в углу кучу наложил? Прямо перед приходом генерала.
Кот поднял голову и зевнул, широко раскрыв пасть.
— Баронам можно, — сказал я.
Директор и кот одновременно посмотрели на меня. Причем взгляд кота был более пристальный.
— Бери рукопись и читай, — распорядился директор. — Хотя что там читать, все вылизано.
Вот это и было самое печальное. Вылизанные рукописи, как правило, бездарные. И в особенности генеральские.
— Не рассуждать! — рявкнул директор.
«У Веретенникова научился, — сказал я себе. — Они почти и не виделись, а берут друг у друга лучшее. Веретенников стал поднимать вверх указательный палец».
В коридоре я столкнулся с Максимовым.
— Еще один генерал? — посмотрел на папку в моих руках Александр.
— У нас генералов много, — согласился я. — Пишут не меньше сказочников вроде тебя.
— Я пишу о вечном! — обиделся Саша.
— Они тем более. Самое милое дело — сначала разгроми, потом вспоминай.
— Да, и учи, как надо строить. Сказки все-таки человечнее.
— Мне нравятся про людоедов. Они выбирали самых красивых девушек.
— Что за манера все опошлять! — вздернул голову Александр. — Я п