– Тише-тише! – пробурчал над ухом грубый мужской голос. – Все в порядке, братишка! Ты у своих.
Руд быстро откатился в сторону, собираясь сразу же вскочить на ноги, но отвыкшее от движений тело отказалось слушаться. Приподнявшись, ветеран Мирамии неловко ухнул на землю и застыл, борясь с нахлынувшей тошнотой и головокружением. Бегство отменяется. Под спиной у него был теплый, нагретый солнцем мох, над головой лениво покачивались сосны, а лес вокруг дребезжал от бряцанья доспехов и коротких, глухих команд. Заговоривший с ним человек выглядел довольно невзрачно, без торжественных цветов и символики. Но и не в черном наряде Мереана.
– Все в порядке, братишка, – глухо повторил незнакомец.
– Где я? – выдавил из себя Руд.
– Ниран, – многозначительно проговорил мужчина. Смуглое лицо незнакомца обрамляла черная борода, левый глаз закрывала потемневшая от крови повязка.
– Ты кто?
– Лефорт, Громовые Копья Эймора, – равнодушно представился тот.
Руд медленно сел, с неприязнью ожидая очередного приступа головокружения.
– Что произошло?
– Отбили мы вас, шелуха, конвой вырезали, медиков тоже покрошили. Так что свобода, приятель, свобода, шелуха ее на вздохе.
Конвой? Медики? Руду было интересно совсем другое:
– Кто победил то у Озер?!
– Дружба, – фыркнул Лефорт. Он сплюнул на мох, и встал с корточек. Медведь. Настоящий медведь! Такой же огромный и неуклюжий.
– Мне не до шуток.
– Да я и не шучу, шелуха. Коалиция хорошо дала по зубам имперцам, но потом захлебнулась. Сейчас наших оттеснили почти до южных окраин Сейнара.
– А кто ты? – Руд осторожно огляделся. Место гибели конвоя оказалось неподалеку, отсюда была видна дорога, на которой между крытых телег валялись тела в черном.
– Я же сказал, шелуха, я – Лефорт, – раздраженно посмотрел на него собеседник.
В другой момент ветеран бы вспылил, но сейчас он лишь уточнил:
– Я имею в виду – кто вы вообще.
– А… – понял эйморец. – Да я и сам точно не знаю. Партизаним? Я недавно к ним прибился. Случайно наткнулся в лесу. Здесь в основном ниранцы, есть пара ребят из коалиционеров. Но я, шелуха, сам еще толком в себя не пришел.
Руд осторожно попытался встать, помогая себе руками. Омерзительная слабость повалила его на мох.
– Проклятье, – прошипел он.
Лефорт с улыбкой наблюдал за его попытками.
– Не старайся, все одно – от зелья этого в себя придешь нескоро.
Руд в очередной раз плюхнулся на землю и тяжело перевел дух.
– К вечеру отпустит, – с сочувствием проговорил эйморец.
Ветеран устало повел бровями, не найдя сил на более очевидный жест, и закрыл глаза. В конце-концов все не так плохо. Он выжил, находится среди союзников, а пичкавшие его отравой медики Мереана лежат неподалеку на дороге и кормят червей. Но как же ему плохо.
– Сейчас тебя погрузят, – нарушил спокойный ход мыслей стрелок из Громовых Копий. – И поедем, шелуха.
– Этого сюда, – раздался откуда-то издалека равнодушный голос местного командира. Руда подхватили за подмышки, подняли и закинули в седло тихой пегой кобылы. Пожилой солдат с проплешинами на висках и глазами навыкате, деловито обвязал мирамийца ремнями, чтобы тот не выпал, и приладил уздечку к седлу своей лошади. Изнывая от презрения и жалости самому к себе, Руд отстраненно уставился на разворошенную сапогами кочку мха, под которой оказался небольшой муравейник. Насекомые непрерывно суетились, выполняя важную для них и непонятную для остальных работу. Точь-в-точь партизаны Коалиции, собирающие свой отряд в дорогу.
Когда лесные братья двинулись в путь, Руд с долей сожаления проводил отстраненным взглядом кипящий муравейник. Глазами шевелить сил не было, отчего вскоре его взор окончательно оцепенел, а чуть позже замедлился и ход мыслей. Ну едут, ну приедут. В голове звенела пустота и очень хотелось уснуть, чтобы проснуться уже крепким и здоровым.
Начало атаки он пропустил. Пучеглазый партизан впереди превратился в факел и с визгом замахал руками, но Руд вырвался из оцепенения только когда несчастный свалился на землю и покатился по сырому мху, пытаясь сбить с себя магическое пламя. Вокруг, из звенящей пустоты сонного разума, неумолимо проступали звуки сражения. Кобыла Руда испуганно взвилась на дыбы, в желании сбросить плотно привязанного к седлу наездника, конь пучеглазого рванулся в сторону от полыхающего хозяина. Тренькнула лопнувшая уздечка. В лесу мелькали черные фигуры мереанцев.
Крики, гул огня, треск полыхающих сучьев. Лес вокруг занимался пламенем. Меж деревьев судорожно плясали огненные силуэты партизан, дабы бестолково столкнувшись с преградой, упасть на мох и затихнуть. Знакомые щелчки арбалетов, треньканье луков. Пегая кобылка в ужасе понеслась прочь от надвигающихся людей, противный комок подскочил к горлу Руда и тот плотно зажмурил глаза. Такой скачки в своем состоянии он перенести не мог. Впрочем, животное его проблемы не волновали. Мир трясся в безумной лихорадке, а тело ветерана, надежно обвязанное ремнями, билось о круп перепуганной лошади.
Несколько раз Руда вырвало, дважды он ненадолго с блаженством потерял сознание, но сумасшедшая скачка все продолжалась.
Кобылка остановилась ближе к закату. Выбралась на опушку леса и, словно ни в чем не бывало, принялась пощипывать пожухлую траву. Пришедший в сознание Руд оказался беспомощным созерцателем лошадиной идиллии. Руки и ноги его по-прежнему были перетянуты ремнями, будто он объятьями любви пытался удержать свою пегую спасительницу.
Мирамийский воин пытался высвободиться из пут заботливых партизан (чьи тела догорали где-то в лесу) до наступления темноты. Кобылка тем временем лениво добрела до неспешной речушки, напилась и с фырканьем зашагала вдоль заросшего высокой травой берега. К прочим неприятностям Руд начал замерзать. На дворе что, осень? Отчего так холодно?! Расслабляя и напрягая (пытаясь это сделать) мышцы, воин надеялся хоть так согреть коченеющее тело и в голос проклинал судьбу, совсем забыв про то, что ему только чудом удалось убраться с места бойни. Пока он с остервенением дергал ремни, пытаясь хоть так их ослабить, тело стало отходить от мереанского зелья, и ко всем удовольствиям добавилась ломота в руках и ногах.
Холод чуть не убил его к середине ночи, но ближе к рассвету воин окончательно выбился из сил и уснул, по-прежнему обнимая пегую кобылку. Проснулся Руд оттого, что лошадь переплыла речку, заодно освежив и своего всадника.
– Да чтоб ты сдохла, скотина! – в сердцах выругался он. С мокрой одежды на землю лилась холодная вода. – Да чтоб я сдох!
Ветеран стиснул стучащие зубы и попытался успокоиться. Нервы ничего не изменят, нужно прийти в себя и еще раз попробовать избавиться от ремней. Иначе скоро он околеет.
– Вам помочь?
Руд дернулся, голос шел откуда-то сзади.
– Да! – он неистово заерзал в седле, надеясь увидеть говорившего.
Спаситель с ножом в руках подошел к морде кобылы, рассек кожаные путы, затем присел, придерживая лошадь за обрывок узды, и разрезал ремни, связывающие ноги Руда. Позже он методично избавил горе-всадника от остальных обвязок.
Ветеран соскользнул на землю, блаженно растянулся на земле и только сейчас обратил внимание на необычную внешность незнакомца. На вид простой парнишка, лет двадцати, но вот седые волосы в таком возрасте нехороший признак.
– Спасибо, дружище! Должник я твой!
Тот кивнул, с интересом оглядывая воина. Какое-то исследовательское любопытство было в его взоре.
– Выручил!
– А почему ты был связан? – поинтересовался юноша.
Ветеран на миг задумался. Кто знает, что за человек этот странник? Вдруг мереанец?
– Долгая история.
– Разбойники? – предположил парень.
Руд кивнул. Лучшая версия.
– Лошадка спасла, будь она неладна, – ветеран враждебно и одновременно с тенью признательности глянул на пощипывающую траву кобылу.
– Я бы на вашем месте искупался, – вдруг заметил юноша.
– Да только что… – Руд напрягся, втянул носом воздух и только сейчас понял, как же от него воняет. Будто он пролежал в выгребной яме целую вечность, а то и не одну. Отчего-то данный факт его смутил. – Да, ты прав, парень. Надо бы помыться. Долго в седле был, – многозначительно добавил он и осторожно поднялся. Вчерашняя слабость прошла, и потому, сделав пару неуверенных шагов, воин с улыбкой победителя вошел в реку, лихорадочно соображая как ему быть с безнадежно испорченной одеждой. Сколько дней он так благоухает?! Вода показалась чудесно теплой.
Содрав с себя одежду, Руд с омерзением и остервенением принялся за стирку. Парень тем временем сел на берегу, обломал с куста веточку и с мечтательным выражением на лице принялся ее жевать. Ветеран шипел проклятья, отмывая присохшую грязь от штанов. Нисколько не смущаясь, он вышел на берег в чем мать родила, и, клацая зубами от холода, развесил вещи на ветвях юных березок, а затем поспешил обратно в реку, греться и отмываться.
Мылся он долго, периодически поглядывая на юношу. Странный парень, будто блаженный. Да еще и волосы эти седые. Несладко ему пришлось, похоже. От добра в таком возрасте не седеют. Незнакомец внимания на купальщика не обращал, щурился на утреннее солнце и улыбался своим мыслям. Закончив с мытьем, Руд выбрался на берег, осторожно приблизился к своим вещам, принюхался, и с омерзением на лице пошел стирать их повторно.
– Долго держали? – вдруг поинтересовался юноша.
– Да… Я даже не знаю сколько, – вздрогнул Руд. Парень молчал с тех пор, как предложил искупаться.
– Странные, стоило бы позаботиться о пленнике. В Балион везли?
– Да кто их знает, бандитов этих, – фыркнул ветеран и замер. От штанов шел сладкий, приятный запах. Недоверчиво принюхавшись, он поднял их повыше. Да, пахли определенно они. Будто кто-то пролил на них какие-то дешевые женские духи. Зачерпнув воду ладонью, Руд поднес ее к лицу. Тина…
– Что случилось? – юноша заметил, что воин уже пару минут стоит по пояс в воде и удивленно нюхает свои штаны. Тот вздрогнул, быстро вышел из реки и подошел к седовласому.