— Но как его усыпили?
— Человека можно запрограммировать, и он уснет, если подать условный сигнал.
— Какой сигнал подали этому человеку?
Диана потерла лоб:
— Водитель помнит что-то цвета хаки. Возможно, это военная накидка. Человек стоял у въезда в тоннель.
Черные глаза Ланглуа сверкали из-под седой челки. Он не отводил взор от Дианы.
— Итак, вы считаете, что работала команда убийц?
— Да.
— И эта команда провела нечто вроде войсковой операции?
— Именно так.
— И операция имела единственную цель — устранить вашего приемного сына?
Она кивнула, понимая, сколь абсурдно звучит ее версия. Ланглуа наклонился и спросил, гипнотизируя Диану взглядом:
— Как по-вашему, почему они пытались его убить?
Она убрала волосы со лба и пробормотала:
— Не знаю.
Лейтенант откинулся на спинку кресла и поинтересовался, сменив тему и тон:
— Вы сказали, что Люсьен родился не в Таиланде, а либо в Сибири, либо в Монголии. Каким образом мальчик попал на Андаманские острова?
— Не знаю.
— Понимаете, Диана… — замялся сыщик.
Она взглянула на него поверх очков и спросила:
— Думаете, я сумасшедшая?
— У вас нет ни одного доказательства, все это могло вам просто показаться.
— А шофер? Он не понимает, как мог заснуть, как…
— Что еще может сказать этот человек?
— А человек в защитной накидке? Или его я тоже выдумала?
Полицейский предпочел не отвечать.
— Если принять вашу версию, получается, что Рольфа фон Кейна убили те же люди?
Диана колебалась.
— Думаю, да. Они наказали немца за то, что тот спас Люсьена.
— Но кто предупредил иглоукалывателя об аварии?
— Понятия не имею.
— Немецкие полицейские ничего не нашли — не было ни звонка, ни послания по электронной почте. Похоже, что фон Кейна к Люсьену вызвал Святой Дух.
Выдержав паузу, Ланглуа тихо продолжил:
— Я навел о вас справки.
— Что значит — навели справки?
— Позвонил вашим коллегам, родителям, врачам, которые вас лечили.
— Да как вы могли?! — Диана захлебнулась от негодования.
— Такая у меня работа. В этом деле вы — мой главный свидетель.
— Мерзавец…
— Почему вы не сказали, что много лет ходили к психотерапевту, лежали в клиниках, лечились сном?
— Мне что, повесить на грудь объявление?
— Я мог бы спросить раньше, но… почему вы усыновили Люсьена?
— Вас это не касается.
— Вы так молоды…
Лицо его сморщилось в неловкой улыбке. Каждая морщинка подчеркивала смущенное выражение.
— Ладно, скажу то, что имел в виду: так красивы. — Ланглуа покрутил пальцами в воздухе. — Подобные признания мне всегда тяжело давались. Скажите мне, Диана: зачем вам вся эта затея с усыновлением? Почему вы не попытались… ну, сами знаете: найти мужа, завести семью — словом, пойти классическим путем?
Она не стала отвечать. Ланглуа сложил руки молитвенным жестом, как в первую их встречу тогда, в больнице.
— По словам вашей матери, у вас… трудности с общением.
Сыщик выдержал вопросительную паузу, Диана не ответила, и он продолжил:
— Она сказала, что вы даже обручены никогда не были.
— Это сеанс психоанализа или как?
— Ваша мать…
— Плевать я хотела на мою мать.
Лейтенант прислонился к стене, поставил ногу на корзинку для бумаг и улыбнулся:
— Это я как раз понял… А какие у вас отношения с отцом?
— Чего вы добиваетесь?
Ланглуа снова сменил позу и сел ровно:
— Вы правы. Это не мое дело.
— Я не знала отца. В семидесятых моя мать жила в коммуне. Она выбрала какого-то парня, чтобы тот ее… оплодотворил. Так они договорились. Отец никогда не пытался со мной увидеться, я даже имени его не знаю. Мама хотела воспитать ребенка одна. Не попасть в брачный капкан, не стать жертвой мужского шовинизма… Такие идеи были в те времена в большой моде, а моя мать была убежденной феминисткой.
Она добавила:
— Дети часто следуют по стопам родителей. Я — истинная дочь двух хиппи.
Сыщик улыбнулся, и уголки его губ насмешливо дрогнули. У Дианы от сознания, что она ступила в запретную зону, защемило сердце. Она сама замуровала себя в ледяную глыбу одиночества, ей с этим и жить. Сыщик почувствовал печаль собеседницы и протянул руку, но Диана уклонилась.
Он замер, выдержал секундную паузу и спросил:
— Диана, термин «токамак» что-нибудь вам говорит?
Она удивилась:
— Нет. И что же это такое?
— Сокращение. По-русски токамак — тороидальная камера с магнитными ловушками.
— По-русски? Но… зачем вы мне об этом рассказываете?
Ланглуа открыл папку, и Диана увидела лежавший сверху факс на русском языке со смазанной фотографией.
— Помните лакуну в биографии фон Кейна?
— Да, период с шестьдесят девятого по семьдесят второй.
— Коллеги из Берлинского угрозыска открыли сегодня его сейф в «Берлинер-Банк». Там было только это.
Он помахал ксерокопией.
— Советские документы, доказывающие, что в этот период он работал на токамаке.
— Не понимаю…
— Токамак — передовой научный объект. Лаборатория термоядерного синтеза.
Диана вспомнила защитную накидку убийцы.
— Вы хотели сказать — ядерного расщепления? — спросила она.
Лейтенант восхищенно пожал плечами:
— Вы меня поражаете, Диана! Вы правы; обычные станции используют расщепление, но токамак работал на синтезе. Эту технологию изобрели в шестидесятых русские, их вдохновляла солнечная активность. Проект был слишком амбициозным, они вынуждены были строить печи, разогревавшиеся до двухсот миллионов градусов. Не стоит говорить, что все это выше моего понимания.
— Как фон Кейн и токамак связаны с сегодняшними событиями? — спросила Диана.
Ланглуа повернул к ней листок из факса:
— Токамак, где работал фон Кейн, ТК-17, был главным объектом русских. Главным и абсолютно засекреченным. Угадайте, где он размещался? На дальнем севере Монголии, у границ Сибири. В Цаган-Нуре — там, куда собирался отправиться добрый доктор.
Диана смотрела на грязно-серую страницу и узнавала на снимке черты молодого фон Кейна с непроницаемым взглядом.
— Почему он так хотел туда вернуться? — громко спросил Ланглуа. — Я не могу это объяснить, но все складывается в единую картину.
В дверь постучали, и в комнату вошел компьютерщик. Он молча положил перед ними несколько экземпляров фоторобота. Лейтенант бросил взгляд на портрет и подвел итог:
— Посмотрим, есть ли ваш злоумышленник в нашей базе данных. Одновременно прочешем монгольскую общину Парижа. Проверим въездные визы и все такое. Это единственная хорошая новость — монголов у нас, благодарение господу, пока немного.
Он встал и взглянул на часы:
— Езжайте домой и поспите, Диана. Уже час ночи. Мы усилим охрану Люсьена, можете не волноваться за сына.
Он проводил ее до двери:
— Не знаю, рехнулись вы или нет, но вся эта история — точно полное безумие.
30
Белые стены комнаты. Пастели в рамах. Красный огонек на автоответчике.
Диана пересекла квартиру, не зажигая света, вошла в спальню и рухнула на кровать. Она вспомнила, что перед сеансом гипноза отключила сотовый. Наверное, ей звонили весь вечер.
Она нажала на клавишу и прослушала последнее сообщение: «Это Изабель Кондруайе. Сейчас двадцать один час. Диана, это просто фантастика! Мы определили, на каком диалекте говорит Люсьен! Позвоните мне».
Было около двух ночи, но Диана набрала номер домашнего телефона Изабель.
— Слушаю… — Голос Изабель звучал сипло.
— Добрый вечер, это Диана Тиберж.
— Диана, да, конечно… Боже, вы знаете, который сейчас час?
У нее не было ни сил, ни желания извиняться.
— Я только что вернулась, — сказала она. — И просто не могла ждать.
— Конечно… Я понимаю. Мы идентифицировали диалект вашего сына.
Она помолчала, собираясь с мыслями, и начала объяснять:
— Мальчик говорит на самоедском наречии, характерном для окрестностей озера Цаган-Нур. Это на севере Монгольской Народной Республики.
Люсьен родился там, где находилась ядерная лаборатория. Что это означает? Диане не удавалось сосредоточиться.
— Вы меня слушаете, Диана? — спросила Изабель Кондруайе.
— Конечно.
Голос Изабель дрожал от возбуждения:
— Это невероятно. По словам специалиста, с которым я консультировалась, речь идет о редком диалекте, на котором говорят цевены — крайне малочисленное племя.
Диана хранила гробовое молчание.
— Вы слушаете, Диана? — снова поинтересовалась Изабель. — Я думала, вы будете рады…
— Я вас слушаю.
— В записи на пленке малыш все время повторяет два слога: лю и сян. Мой коллега уверен: из них складывается ключевое для цевенскои культуры слово. Оно означает «Часовой». «Страж».
— Страж?
— Это священный термин. Страж — избранный ребенок. Ребенок-посредник между соплеменниками и духами, особенно в сезон охоты.
Диана задумчиво повторила:
— В сезон охоты…
— Да. Ребенок становится предводителем своего народа. В лесу он призывает милость духов и расшифровывает послания. Страж способен определить, где именно следует добывать животных, он идет впереди, один, а охотники следуют за ним на расстоянии. Он разведчик, духовный дозорный.
Диана лежала на кровати, глядя на квадратные пастели Пауля Клее: они были из другой — прошлой, безопасной — жизни. Изабель удивило молчание собеседницы, и она спросила:
— У вас что-то случилось?
— Я думала, что усыновляю тайского мальчика, — ответила Диана, вдавливаясь затылком в подушку. — Хотела дать семью ребенку, которому не повезло при рождении. А получила тюркского шамана, общающегося с лесными духами. Сами решайте, случилось у меня что-то или нет.
Изабель Кондруайе вздохнула. Она казалась разочарованной. Эффектное выступление было сорвано, и она вернулась к назидательному тону:
— Ваш сын достаточно долго жил среди сородичей, раз помнит об уготованной ему роли. Ну если не о самой роли, то, во всяком случае, о том, как она называется. Это потрясающая история. Этнолог, расшифровавший запись, хотел бы сам вам об этом рассказать. Когда вы сможете с ним встретиться?