Они двинулись вперед, и стало светлее. Внезапно деревья кончились, и путешественники оказались на широкой круглой поляне. Над ними было небо, к их удивлению, голубое и чистое: под сводами Леса они не видели ни как разгорелось утро, ни как рассеялся туман. Солнце, однако, поднялось еще недостаточно высоко, чтобы озарить поляну, – его лучи освещали только макушки леса. Листва деревьев, обступивших поляну, была чрезвычайно зеленой и плотной, и они образовывали почти сплошную стену. На самой поляне не росло ни дерева, только жесткая трава да высокий бурьян: длинные жухлые стебли болиголова, дикая петрушка, кипрей, роняющий семена в жирную золу, буйная крапива и чертополох. Мрачное место, но в близком соседстве с Лесом оно веселило душу и радовало глаз.
Хоббиты приободрились и с надеждой поглядывали на ясное небо. На дальнем краю поляны в стене деревьев виднелся просвет: там начиналась тропа. Она, петляя, углублялась в Лес, то раздаваясь, то вновь сужаясь, а вверху оставалось открытое небо, хотя деревья порой подступали вплотную и смыкали над ней темные кроны. По этой тропе и поехали путники. Земля по-прежнему полого поднималась в гору, но теперь хоббиты двигались гораздо быстрее и увереннее. Им казалось, что Лес смягчился и готов беспрепятственно пропустить их.
Однако через некоторое время воздух сделался горячим и душным. Деревья вновь сомкнулись теснее, и хоббиты перестали видеть, что впереди. Они острее прежнего ощутили недоброе внимание к себе. Было так тихо, что стук копыт пони, шелестевших опавшей листвой и изредка спотыкавшихся о скрытые под ней корни, громом отдавался у путников в ушах. Фродо, желая подбодрить товарищей, попробовал запеть, но голос его напоминал бормотание:
О! Путники в земле теней,
Не отчаивайтесь! Мрак рассеется,
Деревья когда-нибудь кончатся,
И вы увидите небо и солнце:
Заходящее солнце, восходящее солнце,
Конец дня и начало дня.
На западе или на востоке, но лес кончится...
— Лес кончится... — Не успел Фродо произнести эти слова, как голос его замер. Воздух стал таким тяжелым, что слова с трудом шли с языка. Прямо перед ними из нависающей кроны старого дерева выпала большая ветвь и с треском ударилась о тропу. Стволы, казалось, сомкнулись вокруг них.
— Им не нравится, что Лес кончится, — сказал Мерри, — не нужно больше петь. Погоди, пока не дойдем до опушки, вот тогда мы повернемся да как грянем хором!
Он говорил весело и, если и чувствовал тревогу, то не подавал виду. Остальные подавленно молчали. Фродо чувствовал, как на сердце ему ложится камень, и жалел, что вздумал бросить вызов грозным деревьям. Он уже хотел остановиться и предложить повернуть назад, если это еще возможно, когда события приняли новый оборот. Тропа перестала подниматься и некоторое время шла почти горизонтально. Темные деревья расступились, и хоббиты увидели, что она уходит прямо вперед. Там в некотором отдалении возвышался зеленый холм, выпиравший из окружающего Леса, точно голый череп. Тропа вела прямо к нему.
Хоббиты поспешили вперед, радуясь возможности хоть ненадолго ускользнуть из-под гнета Леса. Тропа нырнула вниз, опять начала подъем и наконец привела их к подножию крутого холма. Там она покинула Лес и затерялась в зелени травы. Деревья окружали холм, словно густой венчик волос с четкой границей – выбритое темя.
Хоббиты повели пони вверх по тропе, витками опоясывавшей холм, и наконец достигли вершины. Тут они остановились и огляделись. В воздухе, пронизанном солнечными лучами, стояла дымка, не позволявшая далеко видеть. Ближе к ним марево рассеялось, задержавшись лишь кое-где в лесистых низинках, но на юге из глубокой лощины, прорезавшей Лес, по-прежнему поднимался туман, больше похожий на клочья пара или белого дыма.
— Это, — сказал Мерри, махнув рукой, — русло Витивиндла. Он спускается со склонов, течет по самой середине Леса на юго-запад и ниже Хейсенда впадает в Брендивинь. Туда идти нельзя. Говорят, долина Витивиндла – самое опасное место в Лесу, оттуда исходит все необычное и загадочное.
Все посмотрели в ту сторону, но увидели лишь туман над сырой глубокой долиной. За ней, пропадая из глаз, продолжался южный участок Леса.
На вершине холма начинало припекать. Должно быть, время близилось к одиннадцати, но осенняя дымка по-прежнему мешала хоть что-то разглядеть вдали. Хоббитам не удалось высмотреть на западе ни полоску Заплота, ни долину Брендивиня. На севере, куда путники с надеждой поглядывали, не было ни следа Великой Восточной Дороги, к которой они направлялись. Хоббиты стояли на острове среди моря деревьев, а горизонт затянуло марево.
На юго-востоке земля круто обрывалась вниз, как будто склоны холма продолжались глубоко под покровом Леса, точно берега острова, который на деле лишь маковка горы, вздымающейся из пучины. Сидя на зеленой вершине, хоббиты пообедали, поглядывая на Лес внизу. Когда солнце поднялось еще выше и миновало зенит, далеко на востоке за Старым Лесом они различили серо-зеленые очертания Холмов. Это заметно подбодрило путников – было приятно увидеть хоть что-то помимо бесконечных деревьев, хотя хоббиты и не собирались идти в ту сторону: Могильные холмы приобрели в преданиях Шира не менее зловещую славу, чем сам Лес.
Наконец хоббиты решили вновь двинуться в путь. Тропа, приведшая их к холму, вновь появилась на северном склоне, но, пройдя по ней совсем немного, они убедились, что она постоянно отклоняется вправо. Вскоре тропа быстро пошла под уклон, и хоббиты предположили, что она ведет к долине Витивиндла, совсем не туда, куда им было нужно. После недолгого обсуждения путники решили сойти с коварной тропы и двинуться на север: хотя с вершины холма они не могли разглядеть Восточную Дорогу, она должна была лежать в той стороне и относительно недалеко. К тому же местность к северу (левее тропы) казалась более сухой и открытой, деревья на склонах – более редкими, а на смену дубам, вязам и другим диковинным безымянным деревьям лесной чащи пришли пихты и ели.
Поначалу решение казалось правильным: путники продвигались вперед довольно быстро, хотя всякий раз, как они ловили проблеск солнца на какой-нибудь поляне, им мерещилось, что они непостижимым образом отклонились к востоку. Но через некоторое время деревья вновь начали теснее обступать их именно там, где издалека заросли казались более редкими и проходимыми. Неожиданно появились глубокие складки земли, похожие на борозды, оставленные гигантскими колесами, или на широкие рвы, и ушедшие в почву, давно заброшенные, заросшие колючим кустарником дороги. Эти борозды то и дело попадались хоббитам на пути, и пересечь их можно было, лишь спустившись на дно, а затем взобравшись на противоположный склон, что из-за пони было хлопотно и затруднительно. Всякий раз, спустившись, они обнаруживали на дне углубления густые заросли кустарника и молодых деревьев, которые не давали возможности свернуть влево, но легко расступались, если путники поворачивали направо. Приходилось подолгу идти по дну, пока не отыскивалось место, пригодное для подъема. И всякий раз как хоббиты выбирались из борозды, Лес оказывался гуще и темнее, и всякий раз найти дорогу вверх и влево было трудно или попросту невозможно, так что поневоле приходилось поворачивать вправо и вниз.
Через час или два хоббиты утратили всякое представление о направлении, зная лишь, что давно уже не идут на север. Что-то уводило их в сторону, и они попросту следовали по избранному для них пути – на восток и на юг, к самому сердцу Леса, а не к его опушке.
Было уже далеко за полдень, когда они, спотыкаясь и поскальзываясь, спустились в более широкую и глубокую складку местности, чем все попадавшиеся прежде. Выемка была такой крутой, а стенки ее так нависали, что выбраться оттуда с пони и багажом не было никакой возможности. Оставалось только идти по дну, которое все понижалось. Почва стала мягкой и болотистой, на склонах забили ключи, и вскоре хоббиты обнаружили, что идут по течению ручья, который журчал и переливался в своем травянистом ложе. Вскоре земля круто пошла под уклон, а ручей, ставший многоводным и шумным, резво побежал вниз по склону. Хоббиты очутились в глубоком сумрачном овраге, над которым в вышине смыкались кроны деревьев.
Некоторое время путники с трудом пробирались вдоль ручья. Потом овраг внезапно кончился, и они увидели впереди солнце – как сквозь ворота. Подойдя к просвету, хоббиты обнаружили, что спустились по расселине в высоком, почти отвесном берегу. У подножия расстилалась широкая полоса травы и камышей, поодаль виднелся другой берег, такой же крутой. Котловина между обрывистыми склонами дремала в золотом свете позднего полудня. По ее середине лениво катила бурые воды извилистая темная река в обрамлении древних ив, перегороженная их поваленными стволами и испещренная тысячами палых листьев. Желтые, трепещущие, они срывались с ветвей и наполняли воздух – в долине дул теплый слабый ветерок. Шуршал тростник, и ветви ивняка тихонько поскрипывали.
— Ну, теперь я хотя бы представляю, где мы! — сказал Мерри. — Мы пошли почти точно в обратную сторону! Это Витивиндл. Пойду вперед на разведку.
Он вышел на солнце и исчез в высокой траве. Через некоторое время Мерри появился вновь и сообщил, что между подножием крутого берега и рекой есть полоса вполне твердой земли, а кое-где прочный дерн подходит к самой воде. — Больше того, — добавил Мерри, — вдоль реки вьется что-то вроде пешеходной дорожки. Если мы свернем налево и пойдем по ней, то в конце концов обязательно выйдем к восточному краю Леса.
— Да уж! А если тропа заведет нас в трясину? — усомнился Пиппин. — Ты знаешь, кто и зачем проложил ее? Я уверен, что это сделано не ради нашей пользы! Мне теперь очень подозрителен Лес и все, что с ним связано; кажется, я поверил в рассказы о нем! И кстати, ты знаешь, далеко ли на восток нам придется идти?
— Нет, — ответил Мерри, — не знаю. Я понятия не имею, сколько нам придется идти вдоль Витивиндла или кто ходил здесь так часто, что протоптал тропу. Но другого выхода я просто не вижу.