Мерри повернулся к нему, собираясь что-то сказать, вздрогнул и подавил восклицание. Фродо обрадовался (в некотором смысле) – это было его Кольцо, потому что Мерри оторопело смотрел на его стул, а его самого, судя по всему, не видел. Фродо встал и осторожно пошел от очага к двери.
— Эй! — воскликнул Том, глядя сияющими глазами прямо на него. — Эй, Фродо! Ты куда? Старый Том Бомбадил еще не ослеп. Сними свое золотое колечко! Тебе лучше без него. Возвращайся! Хватит баловать, садись рядом со мной! Нам нужно еще кое о чем поговорить и подумать об утре. Том должен указать правильную дорогу и не дать вам заблудиться.
Фродо засмеялся, стараясь казаться довольным. Сняв Кольцо, он вернулся и сел. Том сообщил, что завтра будет ясный солнечный день и прекрасное утро, в самый раз для ухода. Но выйти придется очень рано: погода в этих местах такова, что даже Том не может долго быть в ней уверен. Порой она меняется быстрее, чем Том снимает куртку. — Я не хозяин погоде, — добавил он, — как всякий, кто ходит на двух ногах.
По совету Тома хоббиты решили идти от его дома почти точно на север, по западным, самым низким отрогам Холмов: в этом случае они могли за день пути добраться до Восточной Дороги и при этом обойти стороной Могильники. Том советовал им не бояться, но и не отвлекаться от цели.
— Держитесь зеленой травы! Не лезьте к старым камням, не якшайтесь с Духами, не суйте нос в их обитель – разве что вы полны сил и сердца ваши не знают страха! — Он повторил это несколько раз и посоветовал, если случится ненароком забрести к какому-нибудь могильнику, обойти его с запада. Затем Том научил хоббитов песне, которую следовало спеть, если на следующий день они столкнутся с опасностью или трудностями:
Хо! Том Бомбадил, Том Бомбадилло!
У воды, в лесу и на холме, в тростниках и под ивой,
У огня, на солнце и под луной услышь нас!
Приди, Том Бомбадил, ты нам нужен!
Когда хоббиты следом за Томом пропели это, он со смехом похлопал их по плечам и, взяв свечи, отвел в спальню.
Глава VIIIТуман над Могильниками
Той ночью хоббиты не слышали странных звуков. Но то ли во сне, то ли наяву Фродо пригрезилось мелодичное пение: песня пробивалась к нему, как бледный свет сквозь серую завесу дождя, и крепла, обращая эту завесу в стекло и серебро, пока та не исчезла, явив в свете быстро встающего солнца далекую зеленую страну.
Видение растаяло при пробуждении; в комнате Том свистал, точно дерево, полное певчих птиц, и солнце в самом деле освещало холмы и врывалось в раскрытые окна. Все вокруг было зеленым и бледно-золотым.
После завтрака, который хоббиты опять ели в одиночестве, они приготовились прощаться, и на сердце у них было так тяжело, как только может быть в необыкновенно прекрасное утро, прохладное, яркое и чистое под умытым бледно-голубым осенним небом. Дул свежий северо-западный ветер. Отдохнувшие пони были настроены игриво, фыркали, им не стоялось на месте. Том вышел из дома и, помахивая шляпой и пританцовывая у порога, велел хоббитам садиться в седла, трогаться в путь и ехать порезвей.
Хоббиты потрусили по дорожке, что петляя убегала от дома, и начали подниматься по северному отрогу холма, под защитой которого стоял дом Тома. Они как раз спешились, чтобы провести пони по последнему крутому подъему, когда Фродо вдруг замер.
— Златеника! — воскликнул он. — Моя прекрасная госпожа, одетая в зелень и серебро! Мы не попрощались с нею, мы даже не видели ее с вечера! — Он так расстроился, что повернул назад. Но в этот миг откуда-то сверху послышался чистый голос. Златеника стояла на холме и махала им, ее волосы свободно струились, сверкая и переливаясь на солнце. Сияние, похожее на блеск луговой росы, брызгало из-под ее ног: она танцевала.
Хоббиты заторопились вверх по последней круче и вскоре, тяжело дыша, остановились рядом со Златеникой и поклонились, но та взмахом руки попросила их оглянуться. Они оглянулись и с вершины холма увидели утреннюю землю. Когда они стояли в Лесу на пригорке (его бледная зелень всплывала из моря темных деревьев на западе), все было затянуто туманом. Теперь же воздух стал прозрачным, и видно было далеко. На западе земля поднималась лесистыми грядами, зелеными, желтыми, красновато-коричневыми в свете солнца, а за ними скрывалась долина Брендивиня. На юге, за лентой Витивиндла, что-то сверкало в отдалении, как бледное стекло: там Брендивинь большой петлей уходил через низины в места, о которых хоббиты ничего не знали. На севере, за мельчающими холмами, начинались и терялись вдали серые, зеленые и блекло-землистые равнины и возвышенности. На востоке в утреннем свете возвышались Могильники; кряж за кряжем они пропадали из глаз. Дальше можно было лишь гадать: там, на краю неба, сливаясь с ним, виднелось что-то синевато-белое. Это были памятные хоббитам по старым преданиям далекие горы.
Путники глубоко вдохнули чистый воздух, и им почудилось: один прыжок, несколько шагов – и они окажутся в любом месте, где захотят. Казалось малодушием брести по склонам и ущельям, вместо того чтобы легко, как Том, допрыгать по макушкам холмов до самых гор.
Златеника заговорила, и хоббиты с трудом оторвались от созерцания. — Доброго пути, дорогие гости! — промолвила она. — Спешите к цели! Да будет легким ваш путь! И торопитесь, покуда сияет солнце! — Обращаясь к Фродо, она добавила: — Прощай, друг эльфов, это была радостная встреча!
Но Фродо не нашел слов для ответа. Он низко поклонился, взобрался на пони и в сопровождении друзей медленно порысил вниз по склону холма. Лес, долина, дом Тома Бомбадила – все скрылось из вида. На спуске между зелеными склонами холмов воздух был теплее, в нос путникам ударил крепкий, душистый запах дерна. Достигнув дна зеленой долины, они обернулись и увидели на фоне неба Златенику – крохотную и прекрасную, как озаренный солнцем цветок. Она глядела им вслед, простирая к ним руки. Пока хоббиты смотрели, она звонко крикнула что-то, подняла руку, повернулась и исчезла за холмом.
Дорога вилась по дну долины, огибая зеленые подножия крутых холмов, и выходила в новую впадину, более глубокую и широкую, взбиралась на плечо очередного холма и сбегала по длинному откосу в низину, и вновь карабкалась по гладким зеленым бокам к новым вершинам, и вновь оказывалась в лощине. Ни деревьев, ни ручьев, ни речек – это был край травы и упругого дерна, безмолвный, если не считать шепота ветра и одиноких пронзительных криков неведомых птиц. Пока хоббиты ехали, солнце поднялось на небо и стало припекать. С каждым подъемом на холм ветер все больше слабел. А когда путникам удавалось взглянуть на запад, далекий Лес в просветах между холмами курился паром, точно выпавший дождь вновь поднимался в небо с ветвей, корней и почвы. У границ видимости залегла какая-то тень, темное марево, а над ним сверкал синий купол неба, горячий и тяжелый.
К середине дня путники достигли холма с широкой и плоской вершиной, похожей на мелкое блюдце с зеленым выступающим ободком. Воздух внутри был неподвижным, а небо казалось низким, нависшим над самыми головами. Въехав на вершину, хоббиты поглядели на север. В сердце их прихлынула радость – они поняли, что проехали больше, чем полагали. Конечно, дали тонули в обманчивой дымке, но в том, что Могильники скоро останутся позади, сомневаться не приходилось. Внизу длинная извилистая долина уходила на север, к просвету между двух крутых холмов. Дальше никаких холмов как будто бы не было. На севере смутно темнела какая-то длинная полоска. — Это деревья, — сказал Мерри, — а значит, Дорога. К востоку от моста на всем протяжении Дороги вдоль нее растут деревья. Говорят, их посадили в Древние Дни.
— Великолепно! — воскликнул Фродо. — Если мы и после полудня будем ехать так же, как утром, то минуем Холмы до захода солнца и поищем место для ночлега. — Но, говоря это, он обратил взор на восток и увидел, что холмы в той стороне выше и смотрят на них сверху вниз, и все их венчают зеленые курганы, а кое-где и стоячие камни, торчащие, как обломанные зубы из зеленых десен.
Это зрелище чем-то обеспокоило хоббитов, поэтому они отвернулись и съехали вниз, в круг. Посреди круга под солнцем стоял единственный высокий камень. В этот час он не отбрасывал тени. Он был бесформенным и все же значительным, как пограничный столб, или грозящий перст, или даже предупреждение. Но хоббиты проголодались, а солнце стояло в зените, и страхи казались глупыми. Поэтому путники уселись с восточной стороны камня, опираясь о него спинами. Камень был холодным, словно солнце не имело силы согреть его, но в этот час прохлада казалась приятной. Хоббиты поели под открытым небом, от души наслаждаясь, поскольку еда их происходила «из-под Холма»: Том щедро снабдил их провизией. Пони, освобожденные от поклажи, паслись в траве.
Долгая поездка по холмам, плотный обед, теплое солнце и запах дерна, желание полежать чуть подольше, вытянув ноги и глядя в небо, – вероятно, все это в достаточной мере объясняет то, что потом случилось. Так или иначе, путники внезапно очнулись от непрошеного сна и испытали неприятное удивление. Стоячий камень совсем остыл и отбрасывал длинную жидкую тень, протянувшуюся далеко на восток. Солнце, бледное и водянисто-желтое, светило сквозь дымку прямо над западным краем ободка круглой площадки, посреди которой они отдыхали. С севера, востока и юга к площадке снизу подступал густой, холодный белый туман. Воздух был неподвижным и прохладным. Пони сбились в кружок и стояли, понурив головы.
Хоббиты в тревоге вскочили на ноги и кинулись к западному краю «ободка». Они увидели, что оказались на острове, выступающем из тумана. Пока они в отчаянии смотрели на заходящее солнце, оно утонуло в белом море и позади, на востоке, встала холодная серая тень. Клубящийся туман подступил к стенам и хлынул через них. Вскоре путники оказались в зале с мглистыми стенами, где центральной опорной колонной служил стоячий камень.