Хоббиты поняли, что ловушка захлопнулась, но не потеряли присутствия духа. Они еще помнили вселяющий надежду вид – Дорогу впереди – и знали, в какой она стороне. Во всяком случае, они испытывали теперь такую неприязнь к поляне с камнем, что и не думали там задерживаться. Быстро, насколько позволяли стынущие пальцы, они начали сборы.
Вскоре хоббиты вереницей уводили пони за край поляны и вниз по длинному северному склону холма, прямо в туманное море. Чем ниже они спускались, тем холоднее и влажнее становился туман; на лбы капало с отсыревших волос. Когда достигли дна, стало так холодно, что путники остановились и достали плащи с капюшонами, которые вскоре покрылись седыми каплями. Затем, взобравшись на пони, хоббиты вновь медленно двинулись в путь, разбирая дорогу лишь по подъемам и спускам. Они ехали, как им казалось, к похожему на ворота выходу из долины на ее дальнем, северном конце; его они приметили утром. За ущельем нужно будет попросту двигаться вперед, пока они не уткнутся в Дорогу. Дальше этого их выкладки не шли – лишь теплилась слабая надежда, что за Могильниками, может быть, нет тумана.
Хоббиты продвигались очень медленно. Чтобы не разделиться и не уйти в разных направлениях, ехали цепочкой – впереди Фродо, за ним Сэм, дальше Пиппин и последним Мерри. Долина казалась бесконечной. Внезапно Фродо увидел обнадеживающий знак. Впереди с обеих сторон в тумане что-то темнело: он предположил, что они наконец приближаются к просвету между холмами, к северным вратам Могильников. Миновав их, они будут свободны.
— Вперед! За мной! — крикнул через плечо Фродо и поспешил вперед. Но его надежда вскоре сменилась разочарованием и тревогой. Темные пятна еще больше потемнели, но при этом словно бы съежились, и внезапно хоббит увидел прямо перед собой два огромных камня, зловеще возвышавшихся на дороге и слегка наклоненных друг к другу, как дверные косяки без притолоки. Фродо не помнил, чтобы, глядя днем с вершины холма, видел в долине что-либо подобное. Он проехал между этими камнями прежде, чем сообразил, что делает, и вокруг тотчас сгустилась тьма. Пони захрапел, встал на дыбы, и Фродо упал. Оглянувшись, он увидел, что остался в одиночестве: остальные не последовали за ним.
— Сэм! — позвал он. — Пиппин! Мерри! Сюда! Где вы?
Ответа не было. Страх охватил его, и Фродо побежал назад мимо камней, отчаянно крича: «Сэм! Сэм! Мерри! Пиппин!» Пони метнулся в туман и исчез. Фродо показалось, что где-то в отдалении он слышит крик: «Эй! Фродо! Эй!» Крик раздавался на востоке, слева от Фродо. Хоббит постоял между огромными камнями, напряженно вслушиваясь и вглядываясь во мглу, ринулся было в ту сторону, откуда доносился крик, и увидел, что поднимается на крутой холм.
С трудом одолевая подъем, он с растущим отчаянием продолжал окликать друзей, но сперва не слышал никакого ответа, а когда услышал, то ему показалось, что слабые крики доносятся откуда-то издалека, с большой высоты. — Фродо! Эй! — долетели из тумана тонкие голоса, а следом жалобный крик, что-то вроде многократно повторенного «Помогите! Помогите!». Последнее «помогите!» перешло в долгий вопль, внезапно оборвавшийся. Спотыкаясь, Фродо со всех ног побежал на крик, но свет давно иссяк, вокруг хоббита сомкнулась ночь, и вскоре он утратил всякое представление о направлении. Ему казалось, что он все время куда-то поднимается.
Лишь оказавшись на ровной земле, он понял, что поднялся на вершину какого-то холма или кряжа. Он устал, вспотел и в то же время дрожал от холода. Все вокруг окутывал мрак.
— Где вы? — закричал он жалобно.
Ответа не было. Фродо стоял, прислушиваясь. Внезапно он почувствовал, что становится очень холодно и что здесь, наверху, поднимается ледяной ветер. Погода переменилась. Мимо него клочьями и слоями плыл туман. Изо рта у хоббита повалил пар, а тьма поредела и отступила. Задрав голову, Фродо с удивлением увидел, что за быстро плывущими клочьями облаков и тумана проглядывают звезды. Ветер свистел в траве.
Фродо внезапно почудился приглушенный крик; он пошел в том направлении, и едва двинулся вперед, как туман расступился и открылось звездное небо. Быстро осмотревшись, Фродо понял, что стоит лицом к югу на круглой вершине холма, куда, по-видимому, взобрался с севера. Дул резкий восточный ветер. Справа от Фродо среди западных звезд темнели темные мрачные очертания высокой могильной насыпи.
— Где вы? — гневно и испуганно закричал хоббит.
— Здесь! — словно из-под земли ответил голос, глубокий и холодный. — Я жду тебя!
— Нет! — закричал Фродо, но не побежал. Колени его подогнулись, и он осел на землю. Ничего не произошло, не слышно было ни звука. Дрожа, он поднял голову – как раз вовремя, чтобы увидеть на фоне звезд высокую темную фигуру, подобную тени. Фигура наклонилась над ним. Фродо показалось, будто он видит два глаза, очень холодные, но озаренные бледным огнем, исходившим как будто бы издалека. Затем его стиснуло что-то, что было тверже и холоднее железа. Холод проник в него до самых костей, и больше он ничего не помнил.
Очнувшись, Фродо поначалу не мог вспомнить ничего, кроме чувства ужаса. Но через мгновение вдруг осознал, что он в плену, что его поймали и ему нет спасения: он в могильном холме. Дух Могильника схватил его, и теперь он, наверное, скован страшными чарами, о которых хоббиты рассказывали друг другу шепотом. Фродо не смел пошевелиться и лежал, не меняя позы, спиной на холодном камне, вытянувшись всем телом и сложив руки на груди.
Но, хотя его страх был так велик, что, казалось, составлял часть окружающей тьмы, Фродо с удивлением понял, что думает о Бильбо Бэггинсе и его историях, об их с Бильбо прогулках по проселкам Шира, когда столько говорилось о дорогах и приключениях. В сердце самого упитанного и робкого хоббита скрыты (правда, порой очень глубоко) зерна храбрости, которые ждут последней грозной опасности, чтобы прорасти. Фродо был не самым жирным и вовсе не самым робким – Бильбо (и Гэндальф) считали его лучшим хоббитом в Шире, хоть он и не знал этого. Он решил, что его приключение подошло к концу, к ужасному концу, но именно эта мысль и укрепила его. Хоббит почувствовал, что весь напружинился, как для последнего прыжка: он больше не был слабым и вялым, не был беспомощной добычей.
Лежа без движения, раздумывая и приходя в себя, Фродо неожиданно заметил, что тьма постепенно рассеивается и вокруг разливается бледный зеленоватый свет. Однако он не сразу понял, где находится, потому что свет, рождавшийся словно бы из него самого и заливавший пол, еще не добрался до стен и сводов. Фродо повернулся и в этом холодном свете увидел подле себя Сэма, Пиппина и Мерри. Его друзья лежали на полу, одетые в белое, бледные как смерть. Рядом с ними лежало множество драгоценных вещей, возможно, золотых. На головах у хоббитов были золотые обручи, вокруг пояса – золотые цепи, а на пальцах множество перстней. У каждого вдоль бока покоился меч, у ног – щит. Но поперек их шей лежал один длинный обнаженный клинок.
Внезапно зазвучала песня: холодное бормотание, то набиравшее громкость, то затихавшее. Голос, казалось, шел издалека и вселял невообразимое уныние. Порой он становился высоким и тонким, порой низким и хриплым, как подземный стон. В бесформенный поток печальных и ужасных звуков время от времени вплетались слова – угрюмые, жестокие, холодные, бессердечные и жалкие. Ночь отрекалась от навек утраченного утра, и холод проклинал вожделенное тепло. Фродо продрог до костей. Через некоторое время ему удалось разобрать слова, и он с ужасом понял, что песня превратилась в заклинание:
Да будут холодны руки, сердца и кости,
Да будет холоден сон под камнем:
Никогда не просыпаться на каменной постели,
Никогда, пока не угаснет солнце и не умрет луна,
В черном свете умрут звезды,
А они будут по-прежнему лежать здесь на золоте,
Пока Повелитель Тьмы не поднимет руку
Над мертвым морем и высохшей землей.
Фродо услышал позади скрип. Приподнявшись на локте, хоббит оглянулся и в бледном свете увидел, что они лежат в чем-то вроде коридора, который позади поворачивает, образуя угол. Из-за угла тянулась длинная рука. Она обшаривала коридор и подбиралась к Сэму, который был ближе всех к ней, к рукояти обнаженного меча, лежащего поперек хоббичьих тел.
Вначале Фродо показалось, будто чары и впрямь обратили его в камень. Затем у него в голове промелькнула дикая мысль о бегстве. Он задумался, не надеть ли Кольцо. Быть может, тогда Дух Могильника не увидит его и он сумеет найти выход? Фродо уже видел, как вольно бежит по траве, оплакивая Сэма, Пиппина и Мерри, но живой и свободный. Гэндальф поймет, что он не мог сделать ничего иного.
Но отвага, пробудившаяся в нем, пересилила: Фродо не мог просто так бросить друзей. Он заколебался, зашарил в кармане, борясь с собой... Страшная рука тем временем подбиралась все ближе. Внезапно решимость Фродо окрепла, он схватил лежавший рядом короткий меч и, встав на колени, низко склонился над телами товарищей. Изо всех сил ударил он по протянутой руке и перерубил ее у запястья. В тот же миг его меч раскололся до самой рукояти. Раздался визг, свет погас. В темноте послышалось злобное сопение.
Фродо упал ничком, прямо на Мерри – лицо у того было ужасно холодное. В мозгу у Фродо тотчас вспыхнуло растаявшее с появлением тумана воспоминание о доме над холмом и о песне Тома. Он вспомнил песенку, которой научил их Бомбадил. Тихо, отчаянно он начал: «Хо! Том Бомбадил!» — и голос его окреп, наполнился живым и полным звуком, а темница ответила эхом, словно трубе и барабану:
Хо! Том Бомбадил, Том Бомбадилло!
У воды, в лесу и на холме, в тростниках и под ивой,
У очага, на солнце и под луной услышь нас!
Приди, Том Бомбадил, ты нам нужен!
Внезапно наступила глубокая тишина, и Фродо услышал, как бьется его сердце. Потом послышался ясный, но далекий, как будто проходящий сквозь землю или толстые стены и крышу голос: