Он искоса поглядел на меня и замолчал, задумавшись. «Что ж, я вижу, этот мудрый план тебя не прельщает, — сказал он наконец. — Еще не прельщает? А если придумать лучший путь?»
Он подошел и положил руку мне на плечо. «А почему нет, Гэндальф? — прошептал он. — Почему бы и нет? Кольцо Власти. Если мы завладеем им, власть перейдет к нам. Именно поэтому я и призвал тебя сюда. У меня на службе много глаз, и я убежден, что ты знаешь, где сейчас эта драгоценная вещица. Разве не так? Иначе зачем же Девять расспрашивали о Шире и о том, что там у тебя за дела?» — И он не смог скрыть внезапного алчного блеска глаз.
«Саруман, — ответил я, отстраняясь, — лишь одна рука может владеть Кольцом, и вам это отлично известно, так что не трудитесь говорить „мы“! Но вы его не получите, нет – теперь, когда я понял, что у вас на уме, вы не узнаете даже новости о нем. Вы были Главой Совета, но наконец сбросили маску. Итак, выбор, по-видимому, состоит в том, чтобы подчиниться либо Саурону, либо вам. Я не сделаю ни того, ни другого. Вы можете предложить что-нибудь еще?»
Теперь он сделался холоден и грозен. «Да, — сказал он, — я и не ожидал, что ты проявишь мудрость. Но я дам тебе возможность добровольно помогать мне и тем самым избавить себя от многих бед и страданий. Третья возможность – оставаться здесь до конца.»
«До какого конца?»
«Пока ты не откроешь мне, где Кольцо – я сумею изыскать средства, чтобы убедить тебя. Или пока Кольцо не будет найдено без вас и у Правителя не появится время для менее серьезных дел: скажем, для того, чтобы придумать Гэндальфу Серому достойную награду за дерзость и те препоны, что он чинил».
«Это может оказаться делом не из легких», — заметил я. Он засмеялся: мои слова были пустой угрозой, и он знал это.
Меня поместили на вершине Ортанка, откуда Саруман обычно наблюдал за звездами. Спуститься оттуда можно только по узкой лесенке из многих тысяч ступеней, а долина внизу кажется очень далекой. Я окинул эту долину взглядом и увидел, что если раньше она была зеленой и прекрасной, то теперь покрылась ямами и кузницами. Волки и орки поселились в Исенгарде, ибо Саруман собирал огромные силы, потому что в то время еще соперничал с Сауроном, а не служил ему. Над всем этим, окутывая стены Ортанка, висел темный дым. Я одиноко стоял на острове в облаках. У меня не было возможности бежать, и дни мои были горьки. Я страдал от пронизывающего холода, к тому же там почти негде было расхаживать взад и вперед, размышляя о появлении Всадников на севере.
Я ничуть не сомневался, что Девять действительно появились вновь, хотя Саруман мог и солгать. Задолго до прибытия в Исенгард я слышал новости, которые нельзя было истолковать неверно. Страх за друзей из Шира поселился в моем сердце, но я не терял надежды. Я надеялся, что Фродо, получив мое письмо, немедленно пустится в путь и доберется в Ривенделл раньше, чем начнется опасная погоня. Однако и мой страх, и мои надежды оказались напрасными. Надежду питала мысль о толстяке из Бри, а страх – хитрость и коварство Саурона. Но толстяка, продающего эль, одолевали заботы, а сила Саурона все еще была меньше, чем казалось. Однако в кольце Исенгарда мне, одинокому, пойманному в ловушку, было трудно представить себе, что охотники, перед которыми все бежит или сдается, потерпят в далеком Шире неудачу.
— Я видел вас! — воскликнул Фродо. — Вы ходили взад и вперед. Луна сияла в ваших волосах.
Гэндальф удивленно замолчал и посмотрел на него. — Это был только сон, — объяснил Фродо, — но сейчас я вдруг вспомнил о нем. Я почти забыл его. Я видел его довольно давно, пожалуй, уже после того, как покинул Шир.
— Тогда этот сон запоздал, — сказал Гэндальф, — и ты сейчас поймешь это. Я был в трудном положении. Те, кто хорошо меня знает, согласятся, что я редко попадал в столь отчаянные обстоятельства и не привык сносить такие неудачи. Гэндальфа Серого поймали, как муху предательской сетью паука! Но даже самый хитрый паук может изготовить недостаточно прочную нить.
Вначале я опасался, как, несомненно, и рассчитывал Саруман, что и Радагаст погубил себя. Однако во время нашей встречи я не уловил в его голосе или глазах и намека на что-либо неладное. Если бы я хоть что-нибудь заметил, я ни за что не отправился бы в Исенгард или действовал бы более осторожно. Так подумал и Саруман, поэтому он скрыл свои намерения и обманул своего посланца. Да и бесполезно было бы пытаться склонить к предательству честного Радагаста. Он сам верил в свои слова и потому убедил меня.
Но в том-то и была слабость Саруманова замысла. Ибо Радагаст не понимал, отчего бы ему не исполнить мою просьбу. Он отправился в Мерквуд, где у него было много старых друзей. И горные орлы далеко разлетелись во все стороны и увидели собирающихся волков и орков и Девятерых Всадников, разъезжающих туда и сюда, и услышали о побеге Голлума. И послали гонца, чтобы сообщить эти новости мне.
Так и вышло, что однажды лунной ночью на исходе лета Гвайхир, Крылатый Владыка, самый быстрый из Великих Орлов, никем не замеченный, подлетел к Ортанку и нашел меня на вершине. Я заговорил с ним, и он унес меня, прежде чем Саруман спохватился. Я был уже далеко от Исенгарда, когда волки и орки вышли из ворот и пустились в погоню.
«Далеко ли ты можешь унести меня?» — спросил я Гвайхира.
«На много лиг, — ответил он, — но не на край земли. Я послан за новостями, не за седоком».
«Тогда на земле мне понадобится конь, — сказал я, — и невероятно резвый: никогда еще я так не торопился.»
«Тогда я отнесу тебя в Эдорас, в чертоги владыки Рохана, — сказал орел, — это не очень далеко отсюда.» Я обрадовался, потому что в Риддермарке, в Рохане, живут рохирримы, повелители лошадей, и нигде не найти коней лучше тех, что взращены в этой огромной долине между Туманными и Белыми горами.
«Как ты думаешь, можно ли по-прежнему доверять роханцам?» — спросил я у Гвайхира: измена Сарумана подорвала мою веру в людей.
«Они платят ежегодную дань лошадьми, отсылая их в Мордор, — ответил он, — но еще не в рабстве. Однако если Саруман перешел на сторону Зла, как ты говоришь, их судьба решена».
Незадолго до рассвета он высадил меня в земле Рохан. Мой рассказ приближается к концу. Осталось совсем немного. В Рохане уже действовала ложь Сарумана, и правитель этой земли не стал слушать мои предупреждения. Он попросил меня взять коня и уйти. Я выбрал понравившегося мне коня, чем разгневал короля: я взял лучшую в его земле лошадь. Никогда прежде не попадался мне такой конь.
— Тогда это должно быть действительно благородное животное, — заметил Арагорн, — но эта новость огорчает меня больше всех прочих: вот какую дань получает Саурон! Совсем не так было, когда я в последний раз забредал в те края.
— Готов поклясться, что и сейчас там ничего подобного нет, — сказал Боромир. — Это ложь, идущая от Врага. Я знаю, что роханцы, наши союзники, верные и смелые, по сей день живут в землях, которые мы давным-давно отдали им.
— Тень Мордора накрыла самые отдаленные земли, — ответил Арагорн. — Саруман оказался во Власти этой Тени. Рохан окружен. Кто знает, что вы найдете там, вернувшись?
— Но уж во всяком случае они не станут покупать жизнь ценой лошадей, — сказал Боромир, — ибо любят их, как собственных детей. И не без причины: кони Риддермарки происходят из северных полей, далеких от Тени. Их род, как и племя их хозяев, берет начало в вольных Древних Днях.
— Это верно! — согласился Гэндальф. — И один из этих коней, должно быть, родился на заре времен. Лошади Девяти не могут соперничать с ним: он неутомим и скор, как ветер. Его назвали Обгоняющим Тень. Днем шкура его блестит, как серебро, ночью подобна тени, и он везде проходит незаметно. Поступь его легка! Никогда прежде на нем не ездили верхом, но я приручил его, и он нес меня так быстро, что я достиг Шира, когда Фродо был в Могильных холмах, хотя я выехал из Рохана в тот же день, что и он из Хоббитона.
Но по дороге мой страх рос. Приехав на Север, я услышал новости о Всадниках, и хотя я наверстывал день за днем, они по-прежнему оставались впереди. Я узнал, что они разделились: одни остались на восточной границе, близ Зеленой дороги, другие вторглись в Шир с юга. Я приехал в Хоббитон, но Фродо там уже не было. Я поговорил со старым Гэмджи. Много слов, но мало толку – он говорил главным образом о скором прибытии новых владельцев Бэг-Энда.
«В мои годы, — говорил он, — трудно мириться с переменами, тем паче с переменами к худшему». «К худшему», повторил он много раз.
«К худшему – скверное слово, — сказал я ему. — Надеюсь, худшего вы не увидите». Но из его рассказа я понял, что Фродо оставил Хоббитон менее недели назад и что в тот же вечер на холм приезжал Черный Всадник. Тогда я в страхе поехал дальше. Прибыв в Бакленд, я застал там смятение и суматоху – будто кто-то разворошил палкой муравейник. Дом в Крикхоллоу был пуст, входная дверь взломана, но на пороге лежал плащ Фродо. Тут надежда на некоторое время покинула меня. Я не стал задерживаться, чтобы узнать новости (которые, быть может, успокоили бы меня) и отправился по следу Всадников. Это оказалось нелегко, потому что он разветвлялся на множество следов, и я растерялся. Но мне показалось, что один или двое из Девяти поехали в сторону Бри, и я тоже отправился туда, полагая к тому же сказать пару слов хозяину гостиницы.
«Ах Ячмений ты Ячмений, — думал я. — Если отъезд Фродо задержался по твоей вине, ты у меня весь пойдешь ячменями. Я тебя, старый ты дурак, изжарю на медленном огне». Ничего иного Осот не ожидал и, увидав мое лицо, повалился ничком и залился слезами.
— Что вы с ним сделали? — в тревоге воскликнул Фродо. — Он был очень добр к нам и делал все, что мог.
Гэндальф рассмеялся. — Не бойся! — успокоил он Фродо. — Я не покусал Ячмения, да и облаял не страшно. Я так обрадовался новостям, которые он сообщил мне, перестав хныкать, что обнял толстяка. Как да что, я тогда не мог догадаться, но узнал, что вы побывали в Бри накануне ночью и выехали утром вместе со Странником.