Гондорцы отважны, они никогда не покорятся. Но их можно перебить. Храбрость нуждается в первую очередь в силе, а затем уж в оружии. Пусть Кольцо, если оно обладает такой властью, как вы говорите, станет вашим оружием. Возьмем его – и вперед, к победе!
— Увы, нет, — сказал Эльронд, — мы не можем использовать Кольцо Власти. Это слишком хорошо известно. Оно принадлежит Саурону, оно сделано им и только им, оно – воплощенное Зло. Сила Кольца, Боромир, слишком велика, чтобы кто-нибудь распоряжался ею по своему усмотрению. Только те, кто сами обладают Великой Силой, могут владеть Кольцом. Но для них оно таит еще более гибельную опасность. Само желание владеть им разъедает сердца. Вспомните о Сарумане! Если кто-то из Мудрых при помощи этого Кольца свергнет Владыку Мордора, используя его собственное оружие, он сам сядет на трон Саурона, и в мире появится новый Повелитель Тьмы. Вот другая причина, почему Кольцо должно быть уничтожено: пока оно существует, существует и опасность даже для Мудрых. Ибо ничто не бывает злом с самого начала. Даже Саурон не родился таким. Я боюсь брать Кольцо с целью спрятать его. Я не взял бы Кольцо, чтобы владеть им.
— И я, — сказал Гэндальф.
Боромир с сомнением посмотрел на них, но склонил голову. — Да будет так, — согласился он. — Значит, в Гондоре нам придется рассчитывать на то оружие, каким мы располагаем. И пока Мудрые охраняют Кольцо, мы будем сражаться. Может быть, Меч-Который-Сломан поможет нам остановить волну – если рука, которая его держит, унаследовала не только обломки, но и силу королей Древности?
— Как знать? — ответил Арагорн. — Однажды мы проверим это.
— Не откладывайте это слишком надолго, — сказал Боромир. — Хоть я и не прошу о помощи, она нужна нам. Для нас великим утешением было бы знать, что и другие сражаются не жалея сил.
— Тогда утешьтесь, — проговорил Эльронд, — в мире существуют другие силы и королевства, о которых вы не знаете: они скрыты от вас. Андуин Великий омывает многие берега, прежде чем приходит к Аргонату и воротам Гондора.
— И все-таки для всех нас было бы лучше, — сказал гном Глойн, — если бы все эти силы объединились и их мощь можно было бы использовать вкупе. Может быть, существуют другие Кольца, менее коварные, – мы могли бы использовать их. Семь для нас потеряны, если Балин не нашел Кольцо Трора, которое было последним. О нем ничего не было слышно после гибели Трора в Мории. Не скрою, надежда отыскать Кольцо стала одной из причин ухода Балина.
— Балин не найдет Кольцо в Мории, — заметил Гэндальф. — Трор передал его Трайну, своему сыну, но Трайн не отдал его Торину. У Трайна его отняли под пыткой в подземельях Дол-Гулдура. Я пришел слишком поздно.
— Ах, увы! — воскликнул Глойн. — Когда придет день нашей мести? И все равно остаются Три. Что с тремя Кольцами эльфов? Говорят, это могущественные Кольца. Разве повелители эльфов не сохранили их? Ведь эти Кольца тоже сделаны Повелителем Тьмы. Или они утратили свои свойства? Я вижу здесь владык эльфов. Быть может, они скажут?
Эльфы не отвечали. — Разве вы не слышали, Глойн? — переспросил Эльронд. — Эти три Кольца сделаны не Сауроном, он даже не касался их. Но о них нельзя говорить. Лишь в этот час сомнений я открою вот что: они обладают большой властью, но это не оружие войны или завоевания. Их сила в другом. Те, кто сделал их, не стремились ни к всесилию, ни к господству, ни к богатству: им нужно было понимание, созидание и способность исцелять, чтобы сохранять все как есть. Эльфы Средиземья отчасти добились этого, но дорогой ценой, ценой печали. Однако все созданное обладателями Трех обратится против них, и, если Саурон завладеет Кольцом Власти, их сердца и мысли будут ему открыты. Лучше бы эти Три Кольца никогда не существовали. Вот какова его цель.
— Но что случится, если уничтожить Кольцо Власти, как ты советуешь? — спросил Глойн.
— Точно не известно, — печально ответил Эльронд. — Некоторые надеются, что Три Кольца, которых никогда не касался Саурон, обретут свободу, и их владельцы смогут исцелить все раны, нанесенные миру Врагом. Но, может быть, когда Одно Кольцо погибнет, Три потеряют силу и множество прекрасных вещей исчезнет из мира и будет забыто. Так я считаю.
— И все-таки эльфы готовы пойти на это, — сказал Глорфиндель, — если при этом сгинет власть Саурона и навсегда уйдет опасность его господства.
— Итак, мы вновь вернулись к уничтожению Кольца, — сказал Эрестор, — но ничуть не приблизились к своей цели. Где у нас силы найти Огонь, в котором его выковали? Это путь отчаяния. Или безумия, сказал бы я, если бы не зрелая мудрость Эльронда.
— Отчаяния или безумия? — переспросил Гэндальф. — Это не отчаяние: отчаиваются лишь те, кто видит свой неизбежный конец. Мы – нет. Мудрость в том, чтобы признать необходимость, когда взвешены все иные возможности, даже если тем, кто лелеет лживую надежду, эта мудрость представляется безумием. Пусть же безумие станет нашим покровом, завесой перед глазами Врага! Ибо мудрость его велика, и он придирчиво взвешивает все на весах своей злобы. Но он умеет мерить лишь одним – желанием, желанием властвовать, и так судит обо всех. Ему не придет в голову, что кто-то способен отказаться от Кольца, что, завладев Кольцом, мы вздумаем уничтожить его. Выбрав такой путь, мы лишим его предвидения.
— По крайней мере на время, — согласился Эльронд. — Дорогу нужно пройти, но она будет нелегкой. Ни сила, ни мудрость не уведут нас по ней далеко. В это странствие с равной надеждой может пуститься и сильный, и слабый. Но нередко именно так совершаются деяния, вращающие колеса мироздания: их по необходимости творят маленькие руки, покуда взоры великих устремлены в другое место.
— Очень хорошо, очень хорошо, мастер Эльронд! — внезапно сказал Бильбо. — Больше ни слова! И так ясно, о чем вы. Бильбо, глупый хоббит, заварил эту кашу, Бильбо ее и расхлебывать – или захлебнуться... Мне было здесь очень уютно, работа над книгой продвигалась. Если хотите знать, я уже пишу заключительную часть. Я думал закончить книгу так: и жил счастливо и спокойно до конца своих дней. Неплохая концовка, пусть и не новая. Но теперь придется ее изменить: похоже, этому не суждено сбыться, к тому же в книге, очевидно, должно прибавиться еще несколько глав, если я доживу до того, чтобы написать их. Ужасная помеха. Когда я должен выступить?
Боромир удивленно посмотрел на Бильбо, но смех замер у него на устах, когда он увидел, что все остальные смотрят на старого хоббита с глубоким уважением. Только Глойн улыбнулся, но его улыбку вызвали давние воспоминания.
— Конечно, мой дорогой Бильбо, — сказал Гэндальф. — Если бы ты в самом деле заварил эту кашу, ты должен был бы ее расхлебывать. Но теперь ты хорошо знаешь, что никто не может заявить, будто все началось из-за него, и что всякий герой играет в великих делах лишь скромную роль. Тебе не нужно покоряться решению Совета! Да, такой разговор был, и мы не сомневаемся, что ты делаешь в шутливой форме отважное предложение. Но то, что ты предлагаешь, тебе не по силам, Бильбо. Ты не можешь отнести Кольцо обратно. Оно перешло к новому хранителю. Если тебе еще нужен мой совет, то я скажу вот что: твоя роль сыграна. Ты теперь только летописец. Дописывай свою книгу и не меняй последней строки! Надежда на такой поворот событий еще есть. Но будь готов писать продолжение, когда они вернутся.
Бильбо засмеялся.
— Прежде вы никогда не давали мне приятных советов, — сказал он. — Но поскольку все ваши неприятные советы шли во благо, я задумался, не окажется ли этот ваш совет плох. Хотя сам я не думаю, что у меня хватит сил и везения иметь дело с Кольцом. У него силы прибыло, а у меня нет. Но скажите: кого вы имеете в виду, говоря «они»?
— Тех, кого мы пошлем с Кольцом!
— Вот именно! А кто же это будет? Мне кажется, что именно это и только это и должен решить Совет. Эльфы могут насытиться одними только длинными речами, гномы способны терпеть великую усталость, но я всего лишь старый хоббит и пропустил обед. Нельзя ли назвать имена сейчас? Или сперва пообедать?
Никто не ответил. Прозвенел полуденный колокольчик. Все по-прежнему молчали. Фродо скользнул взглядом по лицам, но они были обращены не к нему. Все члены Совета сидели, опустив глаза и глубоко задумавшись. Великий ужас охватил Фродо, как будто хоббит ждал объявления своей участи, которую давно предвидел, но тщетно надеялся, что этому не бывать. Всесокрушающее желание мирно отдохнуть, остаться рядом с Бильбо в Ривенделле заполнило его сердце. Наконец он с усилием заговорил и с удивлением услышал собственные слова, будто кто-то другой говорил его слабым голосом.
— Я понесу Кольцо, — сказал он, — хотя и не знаю дороги.
Эльронд поднял голову, взглянул на него, и Фродо почувствовал, как пристальный взгляд проникает ему в самое сердце. — Если я правильно понял все, что услышал, — сказал Эльронд, — то, думаю, эта роль предназначена для вас, Фродо. Если вы не сумеете сделать это, никто не сумеет. Пришла пора народу Шира подняться и, покинув свои мирные поля, сотрясти башни и собрания Великих. Кто из Мудрых мог предвидеть такое? И если они и впрямь мудры, почему спохватились лишь когда час пробил?
Но это тяжкое бремя. Столь тяжкое, что его нельзя переложить на чужие плечи. Я не взваливаю его на вас. Но если вы добровольно принимаете его, я скажу, что вы выбрали верно. Если бы собрались все могучие друзья эльфов Древности – и Хадор, и Хурин, и Турин, и сам Берен, – ваше место было бы среди них.
— Но вы ведь не пошлете его одного, господин? — воскликнул неспособный больше сдерживаться Сэм, выскакивая из угла, где тихонько сидел на полу.
— Конечно, нет! — с улыбкой поворачиваясь к нему, сказал Эльронд. — Ты пойдешь с ним, а может быть, и не только ты. Вряд ли тебя можно разлучить с хозяином, даже если его приглашают на Тайный Совет, а тебя нет.
Сэм залился краской и сел, что-то бормоча себе под нос. — В хорошенькую же историю мы попали, мастер Фродо, — сказал он, качая головой.