— Да, — с улыбкой ответил Арагорн, — я вновь прошу разрешения сопровождать вас, Фродо.
— Я бы и сам просил вас пойти с нами, — сказал Фродо, — да решил, что вы пойдете в Минас-Тирит с Боромиром.
— Пойду, — сказал Арагорн. — И Меч-Который-Сломан вновь будет откован, прежде чем я выйду на бой. Но на многие сотни миль у вас и у нас одна дорога. Поэтому и Боромир войдет в наше Товарищество. Он храбрый человек.
— Нужно найти еще двоих, — сказал Эльронд. — Я подумаю. Возможно, они отыщутся среди моих домочадцев.
— Но тогда не будет места для нас! — в отчаянии воскликнул Пиппин. — Мы не хотим оставаться. Мы хотим идти с Фродо.
— Это потому, что вы не понимаете и не представляете себе, что ждет впереди, — возразил Эльронд.
— И Фродо не представляет, — заметил Гэндальф, неожиданно поддержав Пиппина. — Никто из нас ничего не может сказать с определенностью. Конечно, если бы эти хоббиты осознавали опасность в полной мере, они не осмелились бы пуститься в это путешествие. Но все равно стремились бы, или жалели бы, что не рискнули, и стыдились, и чувствовали себя очень несчастными. Я думаю, Эльронд, следует больше полагаться на их дружбу, чем на мудрость. Даже если вы изберете нам в попутчики эльфийского властелина вроде Глорфинделя, он не сможет ни взять штурмом Башню Тьмы, ни с помощью своей силы пробиться к Огню.
— Ваши слова справедливы, — согласился с магом Эльронд, — но я в сомнении. Я чувствую, что Шир в опасности. Я хотел сделать этих двоих вестниками, чтобы они предупредили сородичей по обычаю своей страны. Во всяком случае, я считаю, что младший из этих двоих, Перегрин Тук, должен остаться. Мне не по душе его отпускать.
— Тогда, мастер Эльронд, вам придется посадить меня в темницу или отослать меня домой связанным и в мешке, — сказал Пиппин, — иначе я все равно пойду с Товариществом.
— Что ж, да будет так. Иди, — согласился Эльронд и вздохнул. — Теперь все Девять набраны. Через семь дней вы должны выступить.
Эльфийские кузнецы вновь сковали меч Элендиля и выгравировали на клинке герб, семь звезд меж полумесяцем и солнцем в короне лучей, и все это в окружении бесчисленных рун – ибо Арагорн, сын Араторна, отправлялся воевать границы Мордора. Вновь сделавшись единым целым, меч ярко засверкал; солнце рдело в нем алыми бликами, луна сияла холодом, и клинок был твердым и острым. И Арагорн дал ему новое имя, Андуриль – Пламя Запада.
Арагорн и Гэндальф много времени проводили вместе – прогуливались или, беседуя о предстоящей дороге и опасностях, которые на ней встретят, рассматривали карты и ученые книги, хранившиеся в доме Эльронда, в изобилии украшенные рисунками. Изредка к ним присоединялся и Фродо, но, склонный полагаться на их руководство, он старался как можно больше времени проводить с Бильбо.
В эти последние дни хоббиты по вечерам часто сиживали в Зале Огня и там, в числе множества иных сказаний, полностью услышали легенду о Берене и Лютиен и о завоевании Великого Самоцвета, но в те дни, когда Мерри и Пиппин где-то пропадали, Фродо и Сэма можно было найти в комнатке у Бильбо. Бильбо читал главы из своей книги (которая по-прежнему казалась весьма далекой от завершения) или отрывки своих стихов – или делал записи о приключениях Фродо.
В утро последнего дня Фродо с Бильбо остались одни, и старый хоббит вытащил из-под кровати деревянный сундучок. Он поднял крышку и порылся внутри.
— Вот твой меч, — сказал он, — но он, знаешь ли, сломан. Я взял его, чтобы обломки не потерялись, но забыл попросить кузнецов сплавить их. Теперь уже не успеть. Поэтому я подумал, что, может быть, ты не откажешься принять вот это, а?
И Бильбо достал из сундука маленький меч в старых потертых кожаных ножнах. Он обнажил клинок, и отполированное и тщательно протертое лезвие вдруг сверкнуло холодно и ярко. — Это Жало, — сказал старый хоббит и с легкостью вонзил лезвие глубоко в деревянную балку. — Возьми его, если хочешь. Я думаю, мне он больше не понадобится.
Фродо с благодарностью принял меч.
— Здесь есть еще кое-что, — сказал Бильбо, доставая сверток, который казался не по размеру тяжелым. Он развернул несколько слоев старой ткани, и в руках у него оказалась кольчуга, сплетенная из множества колец, гибких, как лен, холодных, как лед, и твердостью превосходящих сталь. Кольчуга сияла, словно серебро под луной, и была усажена маленькими самоцветами. К ней прилагался пояс из жемчуга и хрусталя.
— Прекрасная вещь, верно? — сказал Бильбо, поднося ее к свету. — И полезная. Эту кольчугу дал мне Торин. Перед уходом я забрал ее из Мичел-Дельвинга и упаковал вместе со своим багажом. Все, что напоминало мне о путешествии я взял с собой – кроме Кольца. Но я не думал использовать кольчугу, и теперь она мне не нужна, разве что поглядеть иногда... Надев, ты едва ли почувствуешь ее вес.
— Я думаю... Я думаю, мне она не подойдет, — усомнился Фродо.
— То же когда-то сказал и я, слово в слово, — заметил Бильбо. — Но пусть ее вид тебя не тревожит. К тому же ты можешь носить ее под одеждой. Ну же! Ты должен разделить со мной эту тайну. Никому не говори о ней! Зато мне будет спокойнее, если я буду знать, что она на тебе. Мне кажется, она не поддастся даже ножам Черных Всадников, — закончил он тихо.
— Хорошо, давайте, — согласился Фродо. Бильбо надел на него кольчугу и прикрепил к сверкающему поясу Жало, а поверх кольчуги Фродо натянул свои видавшие виды штаны, рубаху и куртку.
— С виду хоббит как хоббит! — одобрительно сказал Бильбо. — Но теперь ты не так прост, как кажешься на первый взгляд. Желаю тебе удачи! — Он отвернулся к окну и попытался замурлыкать песенку.
— Бильбо, я не могу как следует отблагодарить вас за это и за всю вашу прежнюю доброту! — сказал Фродо.
— И не пытайся! — ответил старый хоббит, оборачиваясь и хлопая Фродо по спине. — Ой! — вскрикнул он. — Теперь тебя и по спине не хлопнешь, уж очень ты твердый! Помни: хоббиты должны держаться вместе, особенно Бэггинсы. А взамен я прошу только вот о чем: будь осторожен и возвращайся с новостями и любыми старинными песнями и сказками, какие услышишь. А я постараюсь до твоего возвращения закончить книгу. Мне бы хотелось написать и другую, если хватит времени... — Он замолчал и, вновь отвернувшись к окну, тихонько запел:
Я сидел у огня и вспоминал
обо всем, что за жизнь повидал:
луга в цвету и бабочек
былых, минувших лет.
Листву златую и паутинки
осеней былых,
утренний туман и серебристое солнце,
и как ветер ерошил мне волосы.
Я сидел у огня и размышлял,
каков будет этот мир.
Когда наступит зима без весны —
весны мне уж не видать.
Ведь на свете столько еще всего,
Что я так и не повидал, —
В любом лесу, любой весной
Иной зеленеет литок.
Я сидел у огня и размышлял,
вспоминая давних знакомых,
и тех, кто еще повидает мир,
которых я не узнаю.
Но сколько я не глядел на огонь,
вспоминая былые дни,
Я ждал, не прозвучат ли за дверью
шаги и голоса.
Был холодный серый день на исходе декабря. Восточный ветер свистел в голых ветвях деревьев и шумел в темных соснах на холмах. Темные и низкие рваные облака быстро плыли по небу. Когда начали сгущаться ранние, унылые вечерние сумерки, Товарищество приготовилось пуститься в путь. Хранители должны были выступить после заката: Эльронд посоветовал им путешествовать по возможности под покровом тьмы, пока они не удалятся от Ривенделла. — Опасайтесь множества глаз Сауроновых слуг, — предостерег он. — Я не сомневаюсь, что известие о поражении Всадников уже дошло до него и он в ярости. Вскоре его шпионы – пешие и крылатые – наводнят северные земли. В дороге опасайтесь даже неба над головой.
Военного снаряжения Товарищество брало с собой мало, уповая не на успехи в бою, а на скрытность. Арагорн вооружился Андурилем и вновь облачился в ржаво-зеленое и коричневое, как пристало Скитальцу из Диких земель. У Боромира был длинный меч, похожий на Андуриль, но с менее славной родословной. Кроме того, гондорец нес щит и боевой рог.
— Громко и ясно поет он в долинах меж холмов, — пояснил Боромир, — и тогда бегите, враги Гондора! — Он поднес рог к губам, и тот загудел, и эхо полетело от скалы к скале, и все в Ривенделле, кто услышал этот голос, вскочили на ноги.
— Не спешите трубить в рог, Боромир, — сказал Эльронд, — пока вновь не окажетесь у границ своей земли и в крайней нужде.
— Пожалуй, — согласился Боромир, — но я всегда трубил в рог, пускаясь в путь, и хотя нам, может статься, предстоит красться по тени, я не выскользну за порог, как тать в нощи.
Гном Гимли единственный не таясь облачился в кольчугу из стальных колец: гномам тяжести нипочем. У пояса Гимли висел топор с широким лезвием. У Леголаса были лук и колчан со стрелами, а на поясе – длинный белый нож. Молодые хоббиты вооружились мечами из могильника, но Фродо взял с собой только Жало, а кольчугу скрыл под одеждой, как пожелал Бильбо. Гэндальф взял посох, но у его бока висел эльфийский меч Гламдринг – брат Оркриста, возлежавшего ныне на груди Торина под Одинокой горой.
Эльронд в изобилии снабдил всех теплой одеждой, и у всех были куртки и плащи, подбитые мехом. Пища, запасное платье, одеяла и иные необходимые в дороге вещи погрузили на пони – того самого бедолагу, которого хоббиты купили в Бри.
За время, проведенное в Ривенделле, этот пони переменился на диво: шерсть его лоснилась, и к нему, казалось, вернулась резвость юности. Сэм настоял, чтобы выбрали именно его, заявив, что Билл (так он его звал) зачахнет, если его не взять.