Они без труда нашли каменные ступени, и Гимли резво побежал по ним, а следом Гэндальф и Фродо. Достигнув вершины, они увидели, что дальше дороги нет, и поняли, почему Ручей-у-Ворот пересох. Позади закатное солнце сверкающим золотом заливало холодное западное небо. Впереди расстилалось темное неподвижное озеро. Его тусклая поверхность не отражала ни неба, ни солнца. Сираннон был перегорожен и затопил всю долину. За зловещей водой возвышались огромные утесы, их суровые склоны казались в угасающем свете мертвенно-бледными: конец, не пройти. Ни следа ворот или прохода, ни трещины или щели не видел Фродо в хмуром камне.
— Это Стены Мории, — показал Гэндальф на противоположный берег озера. — Некогда здесь была дверь, Эльфийская Дверь в конце дороги из Холлина, по которой мы пришли. Но этот путь закрыт. Я думаю, никто из нас не захочет переплывать это мрачное озеро на исходе дня. Оно выглядит отвратительно.
— Надо найти обходной путь с севера, — сказал Гимли. — Первое, что нужно сделать, – подняться по главной тропе и посмотреть, куда она приведет нас. Даже если бы озера не было, мы все равно не смогли бы поднять по этой лестнице багаж и пони.
— Мы все равно не сможем взять беднягу с собой в подземелье, — сказал Гэндальф, — дорога под горами темна, там есть узкие и крутые переходы, которые пони не одолеть, даже если мы сумеем там пройти.
— Бедный старина Билл! — вздохнул Фродо. — Я не подумал об этом. И бедный Сэм! Что-то он скажет?
— Извини, — сказал Гэндальф. — Бедный Билл был полезным товарищем, и мне жалко оставлять его на произвол судьбы. Если бы решать выпало мне, я пошел бы налегке и не брал с собой ни лошади, ни пони, тем паче этого, к которому так привязался Сэм. Я с самого начала боялся, что нам придется выбрать эту дорогу.
День близился к концу и на небе появились первые холодные звезды, когда отряд по возможности быстро одолел склон и достиг берега озера. В поперечнике оно, казалось, не превышало четверти мили в самом широком месте. Далеко ли оно протянулось на юг, разглядеть в тускнеющем свете было невозможно, но его северная оконечность находилась не более чем в полумиле от того места, где стояли путники, и между каменными краями ущелья и кромкой воды виднелась полоска ровной земли. Путники поспешили вперед: до указанного Гэндальфом места им оставалось пройти по другому берегу озера милю-другую. К тому же нужно было еще отыскать дверь.
Подойдя к крайней северной точке озера, они обнаружили, что путь им преграждает узкая полоса воды. Ручей был зеленый, застоявшийся, вязкой илистой полоской уходил он к окрестным холмам. Гимли, не смущаясь, решительно двинулся вперед и обнаружил, что там мелко, по щиколотку. Следуя его примеру, отряд гуськом перешел ручей, тщательно выбирая дорогу, – на дне заросших водорослями луж скрывались скользкие камни, и каждый шаг таил опасность. Фродо вздрогнул от отвращения, когда темная мутная вода коснулась его ног.
Когда Сэм, ведя за собой Билла, последним из Товарищества ступил на противоположный берег, раздался негромкий всплеск и бульканье, словно рыба потревожила спокойную поверхность озера. Живо оглянувшись, путники увидели на воде рябь, оттененную чернью сумерек: вдалеке по поверхности озера расходились широкие круги. Опять булькнуло, и наступила тишина. Тьма сгустилась, набежавшие облака скрыли последние проблески заката.
Гэндальф теперь шел широким быстрым шагом, остальные, как могли, поспевали за ним. Достигли полоски сухой земли между утесами и водой: она была узкая, почти везде не шире дюжины локтей, и завалена камнями и обломками скал, но путники нашли обходной путь, держась поближе к утесам и как можно дальше от темной воды. Пройдя вдоль берега около мили на юг, они вышли к остролистам. В ложбинах гнили пни и мертвые сучья, по-видимому, остатки прежних зарослей или живой изгороди, когда-то окаймлявшей дорогу через затопленную долину. Но у самой скалы стояли, по-прежнему полные сил и жизни, два высоких дерева – таких могучих остролистов Фродо еще не видел. Их огромные корни тянулись от стены к воде. Издалека, с вершины Лестницы они казались жалкими кустиками под каменной кручей, но теперь возвышались подобно башням; темные, крепкие, неподвижные, они отбрасывали к своим подножиям глубокую тень и походили на сторожевые вышки в конце дороги.
— Наконец мы на месте! — с облегчением сказал Гэндальф. — Здесь кончается эльфийская дорога из Холлина. Народ этой земли почитал остролист священным деревом и посадил его здесь, чтобы обозначить границу своих владений, поскольку Западную дверь пробили главным образом для сообщения с повелителями Мории. Это было в те счастливые дни, когда порой еще завязывалась тесная дружба между разными расами, даже между эльфами и гномами.
— Эта дружба увяла не по вине гномов, — заявил Гимли.
— Не слыхал, чтобы в этом были виноваты эльфы, — возразил Леголас.
— Я слышал и то, и другое, — сказал Гэндальф, — и не собираюсь сейчас разрешать ваш спор. Но прошу вас, Леголас, и вас, Гимли, – останьтесь друзьями и помогите мне. Мне нужны вы оба. Двери спрятаны и закрыты, и чем скорее мы найдем их, тем лучше. Близится ночь!
Обернувшись к остальным, он сказал: — Пока я ищу, подготовьтесь к спуску в подземелье. Боюсь, здесь нам придется распрощаться с нашим вьючным другом. Оставьте все, что захватили на случай холодной погоды: это нам не понадобится ни в Мории, ни когда мы выйдем на юге. Вместо этих вещей распределите между собой то, что нес пони, особенно пищу и мехи для воды.
— Но мы не можем бросить бедного старого Билла в этом проклятом месте, мастер Гэндальф! — с гневом и горечью воскликнул Сэм. — Я не позволю, так и знайте! Он столько прошел с нами, и вообще!
— Прости, Сэм, — сказал чародей, — но, когда дверь откроется, тебе вряд ли удастся втащить Билла внутрь, в длинные темные коридоры Мории. Тебе придется выбирать между Биллом и хозяином.
— Он пойдет за мастером Фродо и в драконье логово, если я поведу его, — возразил Сэм. — Оставить его здесь с этими волками значит попросту убить!
— Надеюсь, все обойдется, — сказал Гэндальф. Он положил ладонь на голову пони и тихо заговорил: — Ступай со словом охраны и руководства. Ты умное животное и многое узнал в Ривенделле. Иди туда, где есть трава, и в конце концов придешь к дому Эльронда или куда захочешь.
Так-то, Сэм! У него будет столько же шансов спастись от волков и вернуться домой, как у нас.
Сэм стоял рядом с пони и угрюмо молчал. Билл, который, казалось, хорошо понимал, о чем идет речь, поднял голову и подсунул морду к уху Сэма. Сэм расплакался. Он принялся распутывать веревки и снимать вьюки со спины пони, швыряя их на землю. Остальные разбирали вещи, складывая в кучу то, что можно оставить, и распределяя между собой остальное.
Покончив с этим, все повернулись к Гэндальфу. Тот, казалось, ничего не сделал за это время. Он стоял между двумя деревьями и пристально смотрел на голую стену утеса, как будто пытался взглядом просверлить в ней дыру. Гимли бродил у стены, время от времени постукивая по ней топором. Леголас прижался к камню, словно прислушиваясь.
— Ну, мы на месте – и готовы, — доложил Мерри, — но где же дверь? Я ничего не вижу.
— Двери гномов устроены так, что их нельзя увидеть, когда они закрыты, — ответил Гимли. — Они невидимы, и даже хозяева не смогут найти или открыть их, если забудут секрет.
— Но эта дверь была сделана иначе, — возразил Гэндальф, внезапно оживляясь, и обернулся. — Если только все не изменилось окончательно, глаза, которые знают, что искать, могут обнаружить знак.
Он подошел к стене. Между тенями двух деревьев точно посередине было ровное место; Гэндальф провел над ним ладонями вперед и назад, что-то бормоча себе под нос. Потом отступил.
— Смотрите! — воскликнул он. — Видите вы что-нибудь?
Луна освещала серую поверхность камня, но вначале ничего иного путники не увидели. Затем на поверхности, там, где прошлись руки мага, медленно возникли едва заметные линии, похожие на тонкие прожилки в камне. Вначале они напоминали бледное подобие паутины, столь тонкой, что она лишь слабо мерцала в лунном свете, но постепенно ее нити ширились и проступали четче, пока не определился рисунок.
В самой высокой точке, куда только могли дотянуться руки Гэндальфа, появилась арка с переплетенными буквами эльфийского письма. Ниже, хотя местами прожилки были стерты и выщерблены, можно было разглядеть очертания наковальни и молота, увенчанных короной в окружении семи звезд. Под всем этим путники вновь увидели два дерева со множеством полумесяцев на ветвях. Отчетливее всего в центре двери проступала звезда с бесчисленными лучами.
— Герб Дюрина! — воскликнул Гимли.
— И дерево Высокорожденных эльфов! — сказал Леголас.
— И звезда дома Феанора, — добавил Гэндальф. — Они сделаны из итильдина, который отражает только звездный и лунный свет и спит до тех пор, пока его не коснется тот, кто скажет давно забытые в Средиземье слова. Давненько я уже не слышал их и должен был основательно порыться в памяти, чтобы вспомнить.
— Что же здесь написано? — спросил Фродо, который старался расшифровать надпись на арке. — Я думал, что знаю письмо эльфов, но этого не могу прочесть.
— Это слова древнего эльфийского языка с запада Средиземья, — объяснил Гэндальф, — но мне они не говорят ничего вразумительного. Вот что они означают: дверь Дюрина, повелителя Мории. Скажи, друг, и входи. А ниже более мелко: Писано мною, Нарви. Знаки сии изобразил Келебримбор из Холлина.
— А что значит «скажи, друг, и входи»? — спросил Мерри.
— Это-то ясно, — ответил Гимли. — Если ты друг, скажи нужное слово, дверь откроется, и ты сможешь войти.
— Да, — подтвердил Гэндальф, — эта дверь, вероятно, управляется словом. У гномов есть двери, которые открываются лишь в особое время или лишь избранным, у других есть замки, и к нему нужен ключ, даже если известно время и слово. У этих дверей нет ключа. В дни Дюрина они не были тайными. Обычно они были открыты, и возле них сидели стражники. Но если они оказывались закрыты, то знающий слово произносил его и входил. Так во всяком случае говорится в записях. Верно, Гимли?