— Дорогие Бэггинсы и Боффины, — снова начал Бильбо, — милые Туки, и Брендибаки, и Граббы, и Чаббы, и Норри, и Хорнблауэры, и Болджеры, Опояссинги, Упиттансы, Барсуксы и Воттаклапы! «ВоттакЛА-А-АПА!» — завопил престарелый хоббит в глубине павильона. Разумеется, его звали Воттаклапа, и он вполне оправдывал свою фамилию: ступни у него были большие, заросшие шерстью и лежали на столе.
— Воттаклапы, — повторил Бильбо. — А также мои добрые Саквил-Бэггинсы, которых я наконец-то вновь приветствую в Бэг-Энде. Сегодня мне исполняется сто одиннадцать лет. «Ура! Ура! Многая лета!» — закричали все и весело забарабанили по столам. Бильбо выступил блистательно. Хоббиты любят именно такие речи: короткие и ясные.
— Надеюсь, вы все рады не меньше моего. — Оглушительные вопли. Крики «Да!» (и «Нет!»). Звуки труб и рожков, дудок, флейт и других музыкальных инструментов. Как уже было сказано, присутствовало много юных хоббитов. В руках они держали сотни хлопушек с музыкальным сюрпризом. На большинстве стояла марка Дола; хоббитам это ничего не говорило, но все соглашались, что хлопушки отличные. В них скрывались инструменты, маленькие, но превосходно изготовленные и благородного звучания. Молодые Туки и Брендибаки, решив, что дядюшка Бильбо уже покончил с речью (поскольку он определенно сказал все необходимое), собрали в уголке импровизированный оркестр и грянули веселый танец. Мастер Эверард Тук и юная Мелилот Брендибак забрались на стол и с колокольчиками в руках пустились отплясывать «скоки-звоны» – танец веселый, но чересчур зажигательный.
Однако Бильбо еще не закончил. Отобрав у стоявшего рядом хоббитенка рожок, он трижды громко протрубил в него. Шум прекратился. «Я не задержу вас надолго! — воскликнул Бильбо. (Общее ликование.) — Я созвал вас с Определенной Целью». Тон, каким он это произнес, произвел впечатление. Наступила тишина, и один или два Тука насторожились.
— Даже с Тремя Целями! Во-первых, чтобы сказать вам, что я вас всех очень люблю и что сто одиннадцать лет – слишком короткий срок для жизни среди таких великолепных и восхитительных хоббитов. — Громовой взрыв одобрения.
— Я многих из вас не знаю и наполовину так хорошо, как хотелось бы, и половина из вас нравится мне меньше, чем заслуживает. — Это было неожиданно и сложновато. Послышались редкие аплодисменты, но большинство старалось переварить услышанное и понять, в чем заключается комплимент.
— Во-вторых, чтобы отметить свой день рождения. — Вновь приветственные крики. — Вернее, наш день рождения. Ведь это и день рождения моего племянника и наследника Фродо. Он теперь совершеннолетний и вступил в права наследования. — Несколько осторожных хлопков со стороны старших хоббитов; несколько громких выкриков «Фродо! Фродо! Наш весельчак Фродо!» со стороны младших. Саквил-Бэггинсы нахмурились и задумались, как понимать «вступил в права наследования».
— Вместе мы прожили сто сорок четыре года. Вас приглашено ровно столько, сколько нужно, чтобы составить это же число – один гросс, если можно так выразиться. — Молчание. Какая нелепость! Многие гости, особенно Саквил-Бэггинсы, оскорбились, заподозрив, что их пригласили только ради количества. «Один гросс, надо же! Что за вульгарность!»
— Если мне будет позволено сослаться на старую историю, этот день – еще и очередная годовщина моего прибытия на бочке в город Эсгарот на Долгом озере, но в те минуты я не помнил о том, что это день моего рождения. Тогда мне исполнялось всего пятьдесят один год, и дни рождения не казались таким уж значительным событием. Попировали мы тогда на славу, хотя я в то время был сильно простужен и мог сказать только «польшое спасипо». Теперь я могу повторить правильно: большое спасибо всем, кто пришел на мой скромный прием. — Упорное молчание. Все опасались, что уж теперь песни или стихов не миновать – но гости-то заскучали! Почему Бильбо не бросит болтать и не позволит им выпить за его здоровье? Но Бильбо не пел и не читал стихов. Он немного помолчал.
— В-третьих и в последних, — сказал он, — я хочу сделать ОБЪЯВЛЕНИЕ. — Последнее слово он произнес так громко и резко, что все, кто еще мог, выпрямились. — Я с сожалением объявляю, что, хотя, как я уже сказал, сто одиннадцать лет – слишком короткий срок для жизни среди вас, это КОНЕЦ. Я ухожу. СЕЙЧАС я покидаю вас. ПРОЩАЙТЕ!
Он сошел со стула и исчез. Вспышка яркого пламени заставила гостей дружно зажмуриться. А когда они открыли глаза, Бильбо нигде не было видно. Сто сорок четыре изумленных хоббита сидели, лишившись дара речи. Воттаклапа убрал ноги со стола и притопнул. Затем наступила мертвая тишина, а потом вдруг все Бэггинсы, Боффины, Туки, Брендибаки, Граббы, Чаббы, Норри, Болджеры, Опояссинги, Барсуксы, Упиттансы, Хорнблауэры и Воттаклапа, испустив несколько тяжелых вздохов, одновременно заговорили.
Пришли к единодушному мнению, что шутка очень дурного вкуса и потребуется еще много еды и питья, чтобы гости опомнились от потрясения и успокоились. «Он сумасшедший, я всегда это говорил» – вот как звучало наиболее популярное высказывание. Даже Туки (за редкими исключениями) сочли поведение Бильбо глупым и нелепым. В ту минуту всем казалось, что его исчезновение – лишь дурацкая выходка.
Но старый Рори Брендибак не был в этом так уж уверен. Ни годы, ни роскошный обед не притупили его смекалки, и он сказал своей невестке Эсмеральде: «Что-то в этом есть подозрительное, голубушка! Мне кажется, этот безумец Бэггинс опять ушел. Старый дурак! Но что волноваться? Харчи-то он с собой не забрал». И Рори громко попросил Фродо еще разок пустить по кругу кубок с вином.
Фродо единственный из присутствующих ничего не сказал. Некоторое время он молча сидел рядом с пустым стулом Бильбо, не обращая внимания на замечания и вопросы. Он от души наслаждался розыгрышем, хотя знал о нем заранее, и с трудом удерживался от смеха при виде негодования и удивления гостей. Но в то же время он был глубоко обеспокоен: он неожиданно понял, что очень любит старого хоббита. Большинство гостей продолжало есть, пить и обсуждать странности Бильбо Бэггинса, прошлые и настоящие, однако Саквил-Бэггинсы сердито удалились. Фродо расхотелось оставаться на приеме. Он приказал принести еще еды и вина, встал, молча выпил за здоровье Бильбо и выскользнул из павильона.
Что касается Бильбо Бэггинса, то, произнося речь, он ощупывал в кармане золотое кольцо – волшебное кольцо, которое много лет хранил в тайне. Сойдя со стула, он надел его на палец – и в Хоббитоне больше никогда не видели Бильбо.
Бильбо быстро вернулся к своей норе, постоял, с улыбкой прислушиваясь к гулу в павильоне и к звукам веселья в других уголках поля, и вошел к себе. Он снял праздничную одежду, сложил и завернул в папиросную бумагу вышитый шелковый жилет и убрал его. Затем проворно переоделся в старое истрепанное платье, застегнул поношенный кожаный пояс. К нему Бильбо подвесил короткий меч в потертых ножнах черной кожи. Из запертого сундука, пропахшего нафталином, хоббит извлек старый плащ с капюшоном. Плащ хранился под замком, словно великая ценность, хотя пестрел заплатами и до того выцвел, что трудно было определить его исходный цвет – вероятно, темно-зеленый. Плащ оказался Бильбо великоват. Потом Бильбо прошел в кабинет и достал из запертого несгораемого шкафчика что-то завернутое в старые тряпки, рукопись, переплетенную в кожу, и большой конверт. Книгу и сверток он сунул в стоявший тут же дорожный мешок, заполненный почти доверху. В конверт Бильбо вложил кольцо на золотой цепочке, запечатал и адресовал Фродо. Сперва он положил конверт на каминную полку, но вдруг передумал и сунул его в карман. В это мгновение открылась дверь и быстро вошел Гэндальф.
— Привет! — сказал Бильбо. — Я все гадал, объявитесь ли вы.
— Рад, что ты опять видимый, — ответил колдун, усаживаясь в кресло. — Мне хотелось застать тебя и сказать несколько слов на прощанье. Полагаю, ты считаешь, что все прошло как по маслу, согласно плану?
— Да, — согласился Бильбо. — Хотя вспышки я не ожидал. Она удивила меня, не говоря уж об остальных. Небольшой вклад с вашей стороны?
— Угадал. Все эти годы ты мудро хранил кольцо в тайне, и мне показалось, что необходимо как-то иначе объяснить гостям твое исчезновение.
— И испортить мой розыгрыш. Ах, несносный старик! — засмеялся Бильбо. — Но, вероятно, вы, как всегда, лучше знаете, что нужно делать.
— Да – когда вообще хоть что-нибудь знаю. Однако насчет этой твоей затеи у меня есть сомнения. Теперь все позади. Ты сыграл свою шутку, встревожил или обидел большинство родственников и дал всему Ширу тему для пересудов на девять, а скорее на девяносто девять дней. Ты хочешь пойти еще дальше?
— Да. Я чувствую, что мне, как я уже говорил, необходим отпуск, очень долгий отпуск. Вероятно, навсегда – вряд ли я вернусь. Сказать по правде, я не собираюсь возвращаться и уже отдал все необходимые распоряжения. Я стар, Гэндальф! Я не выгляжу стариком, но в глубине души чувствую дряхлость. Надо же, хорошо сохранился! — фыркнул Бильбо. — Мне кажется, все во мне истончилось и натянулось, если вы меня понимаете: как масло, размазанное по слишком большому куску хлеба. Здесь что-то не так. Мне нужна перемена.
Гэндальф с интересом посмотрел на него.
— Да, здесь что-то не так, — задумчиво повторил он. — М-да, пожалуй, лучше твоего не придумать.
— Что ж, как бы ни было, я решился. Я хочу снова увидеть горы, Гэндальф, – горы, а после найти место, где смогу отдохнуть. В мире и спокойствии, без кишащей вокруг родни, без посетителей, непрерывно звонящих в колокольчик у двери. Я должен найти место, где смогу закончить свою книгу. Я придумал для нее хороший конец: и жил счастливо до конца своих дней.
Гэндальф засмеялся: — Надеюсь, так и будет. Но никто не станет читать эту книгу, чем бы она ни заканчивалась.
— Почему же, со временем, может, и прочтут. Вот Фродо читал то, что я успел написать. Вы будете приглядывать за Фродо?
— Да, в оба глаза и как можно чаще.