и Фродо, избавленные от боли и взбодрившиеся, обрели возможность идти с хорошей скоростью, и на протяжении трех часов Арагорн вел Товарищество лишь с одной короткой остановкой.
Стемнело. Настала глубокая ночь. На небе высыпали мириады ясных звезд, но быстро тающий лунный серп должен был появиться лишь ближе к полуночи. Гимли и Фродо шли последними, они ступали осторожно и не разговаривали, прислушиваясь к звукам на дороге позади. Наконец Гимли нарушил молчание.
— Ни звука, кроме ветра, — сказал он, — орков поблизости нет, или у меня деревянные уши. Можно надеяться, что орки удовлетворились тем, что прогнали нас из Мории. Быть может, то была их единственная цель и им нет никакого дела до нас... до Кольца. Хотя орки нередко целые лиги преследуют своих врагов по равнине, если хотят отомстить за смерть вожака.
Фродо не ответил. Он взглянул на Жало: клинок был тусклым. И все же хоббит что-то услышал, или ему так показалось. Едва смерклось и дорога позади скрылась во мгле, Фродо вновь услышал быстрое шлепанье ног. Даже сейчас он слышал его. Хоббит быстро обернулся. На миг ему показалось, что он видит пару крошечных пятнышек слабого света, но они тут же скользнули в сторону и исчезли.
— Что это? — спросил гном.
— Не знаю, — ответил Фродо. — Мне показалось, что я слышу шаги и вижу чьи-то глаза. Мне это часто кажется с тех пор, как мы вошли в Морию.
Гимли остановился и прижался ухом к земле. — Я не слышу ничего, кроме ночных бесед растений и камней, — сказал он. — Идемте, нужно торопиться! Остальных уже не видно.
Холодный ночной ветер дул путникам в лицо. Перед ними выросла широкая серая тень, послышался неумолчный шелест листьев, словно ветерок гулял в кронах тополей.
— Лотлориен! — воскликнул Леголас. — Лотлориен! Мы подошли к краю Золотого леса. Как жаль, что сейчас зима!
Под покровом ночи перед путниками встали высокие деревья, смыкавшие кроны над дорогой и ручьем, который откуда ни возьмись побежал под раскидистыми ветвями. В тусклом звездном свете стволы были серыми, а дрожащие листья отливали красноватым золотом.
— Лотлориен! — улыбнулся Арагорн. — Как же я рад вновь услышать шум ветра в листве! Мы по-прежнему не более чем в пяти милях от ворот, но дальше идти не можем. Будем надеяться, что отвага эльфов защитит нас этой ночью от зла, идущего за нами.
— Если только в этом меркнущем мире еще живут эльфы, — сказал Гимли.
— Никто из нашего народа давно не возвращался сюда, в землю, где мы когда-то странствовали, — сказал Леголас. — Но мы слышали, что Лориен еще не опустел: какая-то тайная сила удерживает зло на границах этой земли. Тем не менее жителей Лориена увидишь редко; должно быть, эльфы обитают теперь в глубине леса, далеко от северных границ.
— Они и впрямь живут в глубине леса, — сказал Арагорн и вздохнул, как будто вспомнив что-то. — Придется этой ночью самим позаботиться о себе. Пройдем немного вперед – пусть деревья обступят нас, – а потом свернем с дороги и поищем место для ночлега.
Он пошел вперед, но Боромир стоял в нерешительности и не последовал за ним. — Нет ли другой дороги? — спросил он.
— Какой же еще дороги желать? — удивился Арагорн.
— Ровной и открытой, пускай она ведет хоть через частокол мечей, — ответил Боромир. — Странными путями вели наше Товарищество, и несчастья сопровождали нас. Против моей воли спустились мы во тьму Мории и понесли утрату. А теперь вы говорите, что мы должны вступить в Золотой лес. Но мы в Гондоре наслышаны об этой опасной земле; говорят, оттуда мало кто выходит и уж совсем никто не выходит невредимым.
— Не «невредимым», а «неизменным» – тогда, возможно, это будет правда, — возразил Арагорн. — В Гондоре угасает мудрость, Боромир, коль в вашем городе так говорят о Лотлориене. Верьте чему хотите, но у нас нет иного пути – разве что вы вернетесь к воротам Мории, попытаетесь пройти через горы, где нет дорог, или в одиночку переплывете Великую реку.
— Тогда ведите! — сказал Боромир. — Ведите – навстречу опасности.
— Да, навстречу опасности, — сказал Арагорн, — опасности красоты; но только зло должно бояться ее или тот, кто несет с собой зло. Следуйте за мной!
Они углубились в лес примерно на милю и вышли к другому ручью, быстро сбегавшему с одетых деревьями склонов, восходивших на запад, к горам. Где-то поодаль справа шумел в сумерках водопад. Темные быстрые воды ручья пересекали тропинку и в тусклых омутах среди древесных корней соединялись с Сребротоком.
— Это Нимродель, — сказал Леголас, — об этом ручье и этих местах лесные эльфы когда-то сложили множество песен. Мы на севере до сих пор поем их, вспоминая радугу его водопадов и золотые цветы, плывущие в его пенных водах. Теперь все темно, и мост через Нимродель разрушен. Я омою ноги, ибо говорят, будто вода Нимроделя снимает усталость. — Он спустился с крутого берега и вошел в воду.
— Идите за мной! — крикнул он. — Тут неглубоко. Перейдем вброд! На том берегу мы сможем отдохнуть, а шум падающей воды навеет нам сон и развеет печаль.
Один за другим путники спустились к ручью и последовали примеру Леголаса. Фродо на миг задержался у берега, позволяя воде омыть его усталые ноги. Она была холодной, но чистой, и зайдя в ручей по колени, хоббит почувствовал, что дорожной грязи и усталости как не бывало.
Когда все перешли ручей, путники сели, отдохнули и поели. Леголас посвятил товарищей в предания о Лотлориене, которые эльфы Мерквуда хранят в своих сердцах, – в предания о солнечном и звездном свете на лугах у Великой Реки прежде того, как Мир стал серым.
Наконец наступила тишина, и путники услышали музыку водопада, напевно журчавшего во тьме. Фродо даже показалось, что в шуме воды он различает поющий и смеющийся голос.
— Слышите голос Нимродели? — спросил Леголас. — Я спою вам о Нимродели, девушке, носившей то же имя, что и ручей, близ которого она давным-давно жила. Это прекрасная песня на нашем лесном языке, но вот как она звучит на вестроне – теперь в Ривенделле ее порой поют и так. — И тихим голосом, едва слышным за шелестом листвы, он начал:
Жила-была давным-давно
прекрасная девушка-эльф.
В длинных ее волосах серебро
сверкало, как звездный свет.
Была она весела и быстра,
порхала она, как листок,
свет глаз ее был как пламя костра,
из звезд был ее венок.
В далекой забытой стране Нимродель
ее пробегали дни.
Но где же, где же она теперь –
на солнце или в тени?
Затерян тот край в далеких горах,
где водопады журчат.
Счастливые дни ушли навсегда,
и руны о том молчат.
На Сером Причале корабль ее ждал
у берега под скалой.
А ночью, когда весь мир тихо спал,
проснулся вдруг ветер злой.
Коварный, он в море корабль отогнал
И мчал его дальше на запад.
И утром матросы не видели скал,
Лишь небо и пенные лапы.
На том корабле был эльфийский король
Амрот, что Лориеном правил,
он правил кустами, цветами, травой,
и эльфы его почитали.
Утром, увидев, что берега нет,
он проклял корабль неверный,
возненавидел он целый свет
и бросился в белую пену.
Как чайка, на воду он упал,
поплыл назад он, как лебедь,
волосы ветер ему трепал,
и вслед ему эльфы глядели.
Но берег его не видел с тех пор.
Забыта память о нем,
как затеряна где-то долина средь гор,
где был его светлый дом.
Голос Леголаса замер – песня кончилась. — Не могу больше петь, — сказал он, — это только часть, а остальное я забыл. Это долгая и печальная песня, в ней рассказывается о том, как в Лотлориен, цветущий Лотлориен, пришло горе, когда гномы разбудили в горах зло.
— Но гномы не делали зла, — сказал Гимли.
— Я и не говорю так, но зло пришло, — печально ответил Леголас. — Тогда многие эльфы из племени Нимродели покинули свои жилища и ушли, а сама она затерялась на дальнем юге, на тропах Белых гор, и не пришла к кораблю, где ждал Амрот, ее возлюбленный. Но весной, когда ветер гуляет в молодой листве, эхо голоса Нимродели еще можно услышать близ водопадов, что носят ее имя. А когда дует ветер с юга, с моря доносится голос Амрота; ведь Нимродель впадает в Среброток, который сами эльфы называют Келебрантом, Келебрант – в Великий Андуин, а Андуин – в залив Бельфалас, откуда уплыли лориенские эльфы. Но ни Нимродель, ни Амрот не вернулись.
Говорят, в ветвях дерева неподалеку от водопада у нее был дом, ведь эльфы Лориена испокон века жили в древесных кронах, а может, живут и сейчас. Поэтому их прозвали галадримы, древесный народ. В их чащах растут огромные деревья. Лесные жители перед приходом Тени не зарываются в землю, подобно гномам, и не строят крепостей из камня.
— Даже в наши дни жизнь на деревьях может оказаться безопаснее сидения на земле, — заметил Гимли. Он посмотрел за ручей, на дорогу, ведущую в Димрилльскую долину, а потом на свод темных ветвей над головой.
— Хороший совет, Гимли, — сказал Арагорн. — Дом нам не построить, но сегодня ночью мы поступим, как галадримы, и, если получится, будем искать убежища на вершинах деревьев. Мы и так просидели у дороги дольше, чем велит осторожность.
Отряд свернул с дороги и углубился под сень чащи, продвигаясь на запад от Сребротока по течению горного ручья. Неподалеку от Нимродельских водопадов путники нашли рощицу, где были такие деревья, что нависали над ручьем. Огромные серые стволы невозможно было обхватить, а о высоте оставалось только гадать.