— А я бы не отказался поглядеть, что делается дома, — сказал он в сторону, Фродо. — Кажется, с тех пор, как мы ушли, прошла пропасть времени. Но здесь я, пожалуй, увижу только звезды или что-нибудь, чего не пойму.
Повелительница негромко рассмеялась: — Пожалуй... Смотрите, но не притрагивайтесь к воде, — предостерегла она.
Сэм взобрался на подножие пьедестала и склонился над чашей. Вода казалась твердой и темной. В ней отражались звезды.
— Только звезды, как я и думал, — сказал Сэм. И протяжно охнул: звезды исчезли. Потом, словно отдернули темную вуаль, Зеркало посерело, а затем посветлело. В его глубине светило солнце, и на ветру раскачивались ветви деревьев. Но прежде чем Сэм понял, что же он видит, свет померк. Теперь ему почудился Фродо – бледный, тот крепко спал под большим темным утесом. Потом Сэм увидел себя: он шел по сумрачному проходу и взбирался по бесконечной винтовой лестнице. Внезапно он понял, что ищет что-то крайне необходимое, но что именно, не знал. Изображение растаяло, подобно сновидению, и Сэм снова увидел деревья. Но на этот раз не так близко, и ему удалось разглядеть, что происходит: ветви качались не от ветра, они падали на землю.
— Эй! — воскликнул он гневно. — Это, должно быть, Тэд Сэндимен рубит деревья, бездельник. Нельзя их валить – это та улочка за мельницей, что переходит в Приреченскую дорогу. Ах кабы добраться до Тэда, уж я бы ему рубанул!
Но тут Сэм заметил, что старая мельница исчезла и на ее месте возводится большое здание из красного кирпича. Там трудилось множество хоббитов. Рядом возвышалась красная кирпичная труба. Поверхность Зеркала затянул черный дым.
— В Шире творится какая-то чертовщина, — пробормотал Сэм. — Эльронд знал, что делал, когда хотел отослать мастера Мерри обратно. — Неожиданно Сэм вскрикнул и отскочил. — Я не могу здесь оставаться! — словно в беспамятстве закричал он. — Я должен вернуться домой! Вся Бэгшот-Роу перекопана, а бедный Дед везет свои пожитки в тачке вниз по холму. Я должен вернуться домой!
— Вы не можете вернуться домой в одиночку, — сказала Госпожа. — Ведь вы не хотели возвращаться домой без хозяина до того, как заглянули в Зеркало, хотя уже знали, что в Шире может быть не все ладно. Помните, Зеркало показывает многое, но сбывается не все. Есть вещи, которым не бывать, если только вы не свернете с истинной дороги, чтобы предотвратить увиденное. Зеркало – опасный советчик.
Сэм уселся на землю и обхватил голову руками. — Зачем я только пришел сюда! Хватит с меня волшебства, — сказал он и замолчал. Через некоторое время он снова заговорил – хрипло, словно боролся со слезами. — Нет, я вернусь домой только кружным путем вместе с мастером Фродо или вовсе не вернусь. Если то, что я видел, правда, кому-то шибко не поздоровится!
— По-прежнему не хотите заглянуть в Зеркало, Фродо? — предложила госпожа Галадриель. — Вы не испытывали желания видеть эльфийское волшебство и были всем довольны.
— А вы советуете заглянуть? — спросил Фродо.
— Нет, — ответила она, — я никому не подсказываю, что делать. Я не советчица. Вы можете узнать что-нибудь новое, а увиденное – плохое или хорошее, все равно, – может оказаться полезным, но не обязательно. Видеть и хорошо, и опасно. Но я думаю, Фродо, что вам достанет храбрости и мудрости, иначе не привела бы вас сюда. Поступайте, как хотите!
— Я посмотрю, — сказал Фродо. Он взобрался на пьедестал и наклонился над темной водой. Зеркало немедленно прояснилось, и он увидел сумеречную землю. На фоне бледного неба возвышались далекие горы. Длинная серая дорога, петляя, уходила за горизонт. Вдалеке на ней показалась фигура; вначале еле различимая и маленькая, она медленно приближалась и становилась все крупнее и четче. Неожиданно Фродо понял, что фигура напоминает ему Гэндальфа. Он чуть было не окликнул мага, но увидел, что фигура одета не в серое, а в белое, в белые одежды, слабо мерцавшие в полумраке, и в руке у нее белый посох. Голова человека была наклонена, так что Фродо не мог разглядеть лица, а вскоре путник скрылся за поворотом дороги и ушел из поля зрения Зеркала. В душу Фродо закрались сомнения: видел ли он Гэндальфа во время одного из его прошлых одиноких путешествий или это был Саруман?
Картина изменилась. На краткий миг, но очень ясно Фродо разглядел Бильбо, беспокойно расхаживавшего по своей комнате. Стол был завален бумагами, за окном шумел дождь.
Последовала пауза, а затем картины стали быстро сменяться. Фродо откуда-то знал, что это фрагменты большой истории, в которую вовлечен и он сам. Туман рассеялся и явил невиданное, но Фродо сразу понял: это Море. Спустилась тьма. Море яростно вскипело, заходило ходуном. Потом Фродо снова увидел солнце, кроваво-красным пятном светившее сквозь разрыв в облаках, увидел черный силуэт большого корабля с изорванными парусами, плывущего на восток. Затем появилась широкая река, текущая через густонаселенный город. Потом белая крепость с семью башнями. И снова корабль с черными парусами, но на этот раз вновь было утро, солнце дробилось на воде, и его лучи ярко освещали корабельное знамя, а на нем герб – Белое Дерево. Поднялись дым и пыль, словно запылал пожар войны, и солнце вновь потонуло в кроваво-красной мгле, и мгла превратилась в серый туман, и в этот туман, мерцая огнями, ушел маленький корабль. Он исчез. Фродо вздохнул и приготовился отойти.
Но вдруг Зеркало вновь потемнело, так потемнело, будто в мире, доступном видению, возникла прореха и Фродо заглянул в пустоту. В черной пропасти возникло единственное Око. Оно медленно росло, пока не заполнило собой все Зеркало, и было столь ужасно, что Фродо прирос к месту, не в силах ни крикнуть, ни отвернуться. Око, хоть и в огненной кайме, было стеклянистым, желтым, как у кошки, внимательным и пронзительным, а черный зрачок зиял, точно пропасть, точно окно в ничто.
Но вот Око искательно заворочалось. И Фродо с ужасом уверился, что среди прочего Око ищет и его. Однако хоббит знал и другое: Око не может его увидеть – не может до поры, пока этого не захочет он сам. Кольцо, висевшее у него на груди на цепочке, налилось тяжестью, стало увесистей большого камня, и голову Фродо потянуло вниз. Казалось, Зеркало нагрелось, с поверхности воды поднимались струйки пара. Фродо качнулся вперед.
— Не касайтесь воды! — негромко предостерегла госпожа Галадриель. Видение померкло, и Фродо увидел в серебряной чаше отраженные звезды. Весь дрожа, он отступил и взглянул на госпожу.
— Я знаю, что вам предстало в последнюю очередь, — заметила она, — мысленным взором это видела и я. Не бойтесь! Не думайте, что Лотлориен защищен от Врага лишь пением среди деревьев и хрупкими, тонкими эльфийскими стрелами. Знайте, Фродо, что даже сейчас, говоря с вами, я чувствую Врага, Повелителя Тьмы, и читаю в его мыслях все, что касается эльфов. Но и он стремится увидеть меня и мои мысли. Однако дверь по-прежнему закрыта!
Она подняла свои белые руки и жестом отказа повернула ладони к востоку. В небе сверкала Эарендиль, Вечерняя Звезда, любимица эльфов. Свет ее был так ярок, что повелительница эльфов отбрасывала на землю смутную тень. Лучи звезды отразились в кольце на пальце Галадриели, и оно засверкало в серебристом свете, точно полированное золото, а белый камень в нем замерцал так, словно сама Вечерняя Звезда спустилась отдохнуть на руке госпожи. Фродо с благоговением смотрел на кольцо: он вдруг понял.
— Да, — сказала Галадриель, отвечая его мыслям, — об этом не позволено говорить даже Эльронду. Но это нельзя скрыть от Кольценосца, от видевшего Око. Истина в том, что одно из Трех хранится здесь, в земле Лотлориена, на пальце Галадриели. Это Ненья, Алмазное Кольцо, и я его хранительница.
Он подозревает, но не знает наверняка – пока не знает. Теперь вы видите, что явились к нам вестником самой судьбы? Ибо если вы потерпите поражение, мы все попадем под власть Врага. А если победите, наша власть исчезнет, Лотлориен увянет, и волны времени унесут его прочь. Нам придется перекочевать на Запад или превратиться в малочисленный и неотесанный народ ущелий и пещер, обреченный на медленное забвение.
Фродо склонил голову. — Чего же вы хотите? — спросил он наконец.
— Будь что будет, — ответила Галадриель. — Любовь эльфов к своей земле глубже морских пучин, их печаль бессмертна, и ее невозможно будет утолить. Но они скорее бросят все, чем подчинятся Саурону: теперь они узнали его. А вы отвечаете не за судьбу Лотлориена, а лишь за то, что вам поручено. И все же мне хотелось бы, хоть это и невозможно, чтобы главное Кольцо вовсе не создавали или вовсе не находили.
— Вы мудры, бесстрашны и прекрасны, госпожа Галадриель, — сказал Фродо. — Я отдал бы вам Кольцо, если бы вы захотели. Для меня это слишком тяжелая ноша.
Галадриель неожиданно рассмеялась чистым, звонким смехом. — Может, госпожа Галадриель и мудра, однако она встретила того, кто может поспорить с ней в любезности. Вы очень тонко отомстили за мою попытку испытать вас при нашей первой встрече. Не стану отрицать, что я всей душой жажду того, что вы предлагаете. Долгие годы я размышляла над тем, что сделала бы, окажись Великое Кольцо у меня в руках. И глядите-ка! Оно здесь. Зло, рожденное давным-давно, действует многими путями – жив Саурон или нет. Разве его Кольцо не числило бы за собой великий подвиг, если бы я силой или угрозами отняла его у своего гостя?
И вот наконец сбылось: вы добровольно отдаете его мне! На место Повелителя Тьмы вы посадите Королеву. И я не буду мрачна и угрюма, я буду прекрасна и ужасна, как утро и ночь! Прекрасна, как море, и как солнце, и как снег в горах! Ужасна, как буря и как молния! Крепче самой земли! Все будут любить меня и терзаться отчаяньем!
Галадриель воздела руки, и ее кольцо пролило великий свет, озаривший повелительницу эльфов, но не рассеявший окружающую тьму. Галадриель стояла перед Фродо и казалась удивительно высокой, прекрасной, ужасной и внушающей преклонение. Потом она опустила руку, и свет погас, а Галадриель неожиданно рассмеялась – и вдруг уменьшилась, стала обычной эльфийской женщиной в простой белой одежде, обладательницей прекрасного голоса, мягкого и печального.