— Меня ждет испытание, — сказала она. — Я утрачу могущество, уйду на Запад и останусь Галадриелью.
Они долго стояли молча. Наконец госпожа снова заговорила: — Вернемся! Утром вы должны уйти: мы сделали выбор, и волны судьбы уносят нас дальше.
— Перед уходом я хотел бы задать один вопрос, — сказал Фродо. — Я все хотел спросить об этом Гэндальфа в Ривенделле. Мне позволено хранить Одно Кольцо, но почему я не могу видеть остальные Кольца и читать мысли их Носителей?
— А вы и не пытались, — ответила она, — и лишь трижды надевали на палец Кольцо с тех пор, как узнали о его власти. Не нужно! Это погубит вас. Разве Гэндальф не говорил вам, что Кольцо дает каждому своему владельцу власть по его возможностям? Прежде чем осуществить эту власть, вы должны стать гораздо сильнее и взрастить свою волю, подчиняя себе волю других. Но и сейчас, как Кольценосец, как тот, кто надевал Кольцо на палец и видел скрытое, вы обладаете более острым взором. Вы проникли в мои мысли легче и глубже, чем многие признанные мудрецы. Вы видели Око того, кто владеет Семью и Девятью. И разве вы не увидели и не узнали Кольцо на моем пальце? А вы видите мое кольцо? — спросила она, обращаясь к Сэму.
— Нет, госпожа, — ответил тот, — по правде говоря, я никак не возьму в толк, о чем это вы беседуете. Сквозь ваши пальцы я видел звезду. Но если вы простите меня, я скажу, что хозяин прав. Я хотел бы, чтобы вы забрали у него Кольцо. Вы бы все наладили. Вы бы остановили тех, кто выкурил моего старика из дому. Вы бы заставили кое-кого заплатить за их грязные делишки.
— Да, — согласилась она, — с этого я бы начала. Но увы! Этим бы не кончилось. Впрочем, хватит об этом. Идемте!
Глава VIIIПрощание с Лориеном
Вечером Товарищество вновь пригласили в зал Келеборна, и господин и госпожа сказали путникам множество добрых слов. Наконец Келеборн заговорил об их уходе.
— Настало время, — сказал он, — тем, кто хочет продолжить странствие, укрепившись сердцем, покинуть эту землю. Те же, кто не хочет идти дальше, могут задержаться здесь. Но ни те, что останутся, ни те, что уйдут, – никто не может твердо рассчитывать на мир и покой. Ибо судьба наша близка. Те, кто хочет, могут вместе с нами ждать урочного часа, когда вновь откроются все дороги... или когда мы призовем их ради последней нужды Лориена. Тогда они смогут вернуться в родные края или в вечные жилища павших в бою.
Наступило молчание. — Они все решили идти дальше, — проговорила Галадриель, глядя в глаза путникам.
— Что касается меня, — сказал Боромир, — мой дом впереди, а не позади. — Это верно, — подтвердил Келеборн, — но разве все Товарищество идет с вами в Минас-Тирит?
— Мы еще не решили, куда направимся, — сказал Арагорн. — Я не знаю, что собирался делать Гэндальф. Думаю, и у него не было ясной цели.
— Может быть, и не было, — сказал Келеборн, — и все же, покинув этот край, вы уже не сможете забыть Великую Реку. Как хорошо знают некоторые из вас, между Лориеном и Гондором ее нельзя пересечь с грузом иначе, как на лодках. К тому же все мосты Осгилиата разбиты, а пристани захвачены Врагом.
Как вы пойдете? Путь в Минас-Тирит пролегает по этому берегу, западному, но прямая дорога к цели странствия проходит по мрачному берегу к востоку от Реки. Какой берег вы выберете?
— Если хотите совет, пойдем по западному берегу в Минас-Тирит, — ответил Боромир, — но не я предводитель отряда. — Остальные ничего не ответили, а Арагорн смотрел тревожно и с сомнением.
— Вижу, вы еще не знаете, что делать, — сказал Келеборн. — Не мне выбирать за вас, но я помогу, чем смогу. Среди вас есть такие, что умеют управляться с лодками: Леголас, чей народ знает быструю Лесную реку, Боромир из Гондора и скиталец Арагорн.
— И один хоббит! — воскликнул Мерри. — Не все мы глядим на лодки, как на диких кобылиц. Мой народ живет по берегам Брендивиня.
— Вот и славно, — сказал Келеборн. — Тогда я дам вам лодки. Они будут небольшие и легкие, потому что, если вы собираетесь плыть далеко, кое-где вам придется нести их на себе. Вы выйдете к Сарн-Гебирским порогам, а может, доберетесь и до Рауроса, великого водопада, где Река с громом низвергается с Нен-Хитоеля; есть там и иные опасности. Лодки хоть немного облегчат ваше продвижение. Но все равно не решат всех ваших проблем: в конце концов вам придется оставить их и Реку и повернуть на запад – или на восток.
Арагорн осыпал Келеборна благодарностями. Подаренные лодки изрядно успокоили скитальца, и не только потому, что на несколько дней отодвинули необходимость выбирать дорогу. Остальные тоже приободрились. Какие бы опасности ни ждали впереди, казалось, что лучше плыть вниз по течению Андуина, чем сгорбившись брести против него. Только Сэм сомневался: как ни крути, а он считал, что лодки не лучше, а то и хуже диких кобылиц, и пережитые опасности не заставили его переменить мнение.
— Все будет готово и станет ждать вас в гавани завтра в полдень, — сказал Келеборн, — а утром я пришлю вам помощников, чтобы подготовиться к путешествию. А теперь мы все желаем вам доброй ночи и спокойных снов.
— Доброй ночи, друзья мои! — повторила Галадриель. — Спите спокойно! Не терзайтесь мыслями о предстоящей дороге. Быть может, тропы, которыми вам предстоит идти, уже лежат у вас под ногами, хоть вы их и не видите. Доброй ночи!
Путники вернулись в свой шатер. Леголас пошел с ними: это была их последняя ночь в Лотлориене, и, несмотря на пожелание Галадриели, они хотели посовещаться.
Они долго обсуждали, что делать и как лучше подступиться к достижению цели, связанной с Кольцом, но так и не пришли ни к какому решению. Было ясно, что большинство хочет вначале идти в Минас-Тирит и хотя бы на время избавиться от ужаса перед Врагом. Они охотно пошли бы за Реку и в мордорскую тень, если бы кто-нибудь повел их, но Фродо не промолвил ни слова, а Арагорн все не мог принять решения.
Пока с ними был Гэндальф, собственные намерения Скитальца состояли в том, чтобы пойти с Боромиром и мечом споспешествовать освобождению Гондора. Арагорн верил, что весть, пришедшая Боромиру во сне, означала вызов и что потомок Элендиля получил наконец возможность вступить с Сауроном в схватку за господство. Но в Мории на Скитальца легло бремя Гэндальфа, и он знал, что теперь не сможет оставить Кольцо, если Фродо в конце концов откажется идти с Боромиром. Но чем он или любой другой из Товарищества сможет помочь Фродо? Только тем, что будет слепо идти рядом с ним во Тьму?
— Я, если понадобится, один пойду в Минас-Тирит, ибо это мой долг, — сказал Боромир и умолк; он не сводил глаз с Фродо, словно старался прочесть мысли коротыша. Наконец он снова заговорил, негромко, словно спорил сам с собой. — Если вы хотите уничтожить только Кольцо, — сказал он, — тогда оружие и схватки ни к чему, и люди Минас-Тирита не смогут помочь. Но если вы хотите уничтожить вооруженную мощь Повелителя Тьмы, тогда безумие – идти в его владения без войска и безрассудство – сгубить... — он внезапно замолчал, точно спохватился, что облекает в слова свои мысли. — Я хочу сказать, безрассудство – сгубить свои жизни, — закончил он. — Нам предстоит выбирать между обороной крепости и походом в объятия смерти. По крайней мере так мне кажется.
Фродо уловил во взгляде Боромира что-то новое и страшное и присмотрелся повнимательнее. Очевидно, Боромир думал не то, что сказал. Безрассудство – выбросить... Что? Кольцо Власти? Он говорил нечто подобное на Совете, но потом принял поправку Эльронда. Фродо посмотрел на Арагорна, но тот, казалось, был глубоко погружен в собственные мысли и ничем не обнаруживал, что слышал слова Боромира. Тем и кончился спор. Мерри и Пиппин уже спали, а Сэм клевал носом. Час был поздний.
Утром, когда путники начали собирать свои скудные пожитки, к ним пришли эльфы, владеющие языком хоббитов, и принесли в дар много еды и одежды. Еда была в основном представлена очень тонкими лепешками, снизу коричневыми, желтыми сверху. Гимли взял одну лепешку и с сомнением посмотрел на нее.
— Крэм, — тихонько сказал он, отломил хрустящий кусочек и попробовал. Выражение его лица быстро изменилось, и он с удовольствием съел всю лепешку.
— Хватит! Довольно! — со смехом воскликнул эльф. — Вы съели достаточно для дневного перехода.
— Я думал, это что-то вроде крэма, который люди Дола пекут для путешествий в Дикие земли, — пояснил гном.
— Так и есть, — согласился эльф, — но мы называем его лембас, или дорожный хлеб, он подкрепляет лучше, чем любая пища людей, и, уж конечно, он гораздо вкуснее крэма.
— Воистину так, — кивнул Гимли, — он вкуснее медовых лепешек беорнингов, а это очень высокая похвала: я не знаю пекарей лучше беорнингов, но они нынче не слишком охотно угощают путешественников своим печивом. Вы радушные хозяева!
— И все же мы просим вас беречь эту еду, — сказали эльфы. — Ешьте понемногу и только когда захотите. Эти лепешки послужат вам, когда закончится все остальное. Они много дней сохраняют свежесть, если их не ломать и держать завернутыми в листья, как мы их вам принесли. Одна лепешка способна наделить путешественника силами для тяжкого дневного перехода, даже будь то Рослый из Минас-Тирита.
Затем эльфы развернули и раздали путникам принесенную одежду. Каждому достался плащ с капюшоном, сшитый точно по мерке из легкой и теплой шелковистой материи, сотканной Галадриелью. Трудно было определить, какого она цвета: плащи казались серыми, как лесные сумерки, но при движении или перемене света делались зелеными, как листья в тени, или бурыми, как поля под паром, или темно-серебристыми, как вода при свете звезд. Каждый плащ застегивался у шеи аграфом в виде зеленого листа с серебряными жилками.
— Это волшебные плащи? — спросил Пиппин, удивленно глядя на них.
— Не знаю, о чем вы, — ответил предводитель эльфов. — Это отличная одежда, и соткана она из добротной пряжи, ибо пряжа эта местной выделки. Разумеется, это эльфийское платье, если вы об этом. Лист и ветвь, вода и камень... эти плащи вобрали их красоту и краски любезных нам лориенских сумерек, ибо мы влагаем мысли обо всем, что любим, во все, что создаем. Это одежда, а не латы, она не отразит меч или стрелу. Но она будет хорошо служить вам: ее легко носить, в холод