— Время пить расстанную чару, — сказала она.
— Пей, господин народа галадримов! Пусть твое сердце не печалуется, хотя за полднем неизменно следует ночь и наш вечер уже близок.
Потом она поднесла кубок каждому из путников с просьбою пригубить и молвить слова прощания. Но когда в кубке не осталось ни капли, она велела Товариществу вновь сесть на траву, а для нее и Келеборна поставили стулья. Девушки молча стояли около Галадриели, пока та смотрела на гостей. Наконец госпожа снова заговорила.
— Мы выпили расстанную чашу, и тень разлуки легла меж нами. Но прежде чем вы уйдете, я одарю вас тем, что привезла на своем корабле и что господин и госпожа галадримов предлагают вам на память о Лотлориене. — И она назвала всех по очереди.
— Вот дар Келеборна и Галадриели предводителю Товарищества, — сказала она Арагорну и дала ему ножны, сделанные точно под его меч. На них были изображены цветы и листья из серебра и золота, а в середине эльфийскими рунами было выложено из самоцветов имя Андуриль и родословная меча.
— Клинок, что вылетает из этих ножен, не запятнать и не сломать даже при поражении, — сказала она. — Но, может быть, вы хотите на прощание попросить меня о чем-нибудь? Меж нами опускается Тьма, и, может быть, мы больше не встретимся, разве что на той дороге, по которой нет возврата.
И Арагорн ответил: — Госпожа, вам известны все мои желания и вы давно храните единственное сокровище, какое я ищу. Но не в вашей власти дать мне его, даже если бы вы захотели, и лишь сквозь Тьму смогу я пройти к нему.
— Но, может быть, вас утешит вот это, — сказала Галадриель, — ибо эта вещица поручена моим заботам с тем, чтобы передать вам, если вам случится проходить через нашу землю. — И она подняла с колен большой прозрачный зеленый камень, вделанный в серебряную застежку в виде орла с распростертыми крыльями, и, когда показала ее всем, камень засверкал, как солнце в весенней листве. — Этот камень я дала своей дочери Келебриан, а та – своей. Теперь он перейдет к вам как символ надежды. Примите же в этот час имя, предреченное вам, Элессар, Эльфийский Камень из дома Элендиля.
Арагорн взял камень и приколол застежку к груди, и те, что видели его, удивились: прежде они не замечали, как высок Скиталец и какой у него царственный вид, и им показалось, будто бремя долгих лет трудов и усталости спало с его плеч. — Благодарю вас за дары, — сказал он, — о госпожа Лориена, давшая жизнь Келебриану и Арвен Вечерней Звезде. Как еще мне благодарить вас?
Госпожа на миг склонила голову, а затем повернулась к Боромиру. Ему она вручила золотой пояс, Мерри и Пиппину – серебряные кушаки, каждый – с пряжкой в виде золотого цветка. Леголасу она дала лук, какой используют галадримы: длиннее и больше, чем луки из Мерквуда, с крепкой тетивой из эльфийских волос. К луку прилагался колчан со стрелами.
— Для вас, маленький садовод и добрый друг деревьев, — обратилась Галадриель к Сэму, — у меня есть лишь скромный подарок. — Она вложила хоббиту в руки маленькую шкатулку из гладкого серого дерева, без всяких украшений, за исключением единственной серебряной руны на крышке. — Здесь вырезана буква Г – первая буква имени Галадриель, — сказала повелительница эльфов, — но и первая буква слова «сад» на вашем языке. В шкатулке земля из моего сада и все благословения, какие может дать Галадриель. Мой подарок не подкрепит вас в дороге и не защитит от опасности, но если вы сохраните его и вновь увидите свой дом, тогда, быть может, он вознаградит вас. Пусть все будет уничтожено и пустынно, но в Средиземье найдется мало таких цветущих садов, какой будет у вас, если вы рассыплете там эту землю. Тогда вы, может быть, вспомните Галадриель и на миг заглянете в далекий Лориен, который видели только зимой. Ибо наши весна и лето прошли, и их уже не увидишь на земле, разве только в воспоминаниях.
Сэм покраснел до ушей и, пробормотав что-то неразборчивое, крепко вцепился в шкатулку и поклонился.
— А какой подарок желал бы получить от эльфов гном? — спросила Галадриель, поворачиваясь к Гимли.
— Никакого, госпожа, — ответил Гимли, — для меня достаточно было видеть повелительницу галадримов и слышать ее прекрасный голос.
— Слушайте же, эльфы! — воскликнула Галадриель, обращаясь к собравшимся. — Пусть отныне никто не говорит, будто гномы – корыстолюбивые невежи! Но, конечно, Гимли, сын Глойна, и вы хотите получить от меня дар, какой мне под силу дать? Скажите, прошу вас! Никто из гостей не должен остаться без подарка.
— Нет, госпожа Галадриель, — повторил Гимли, низко кланяясь и заикаясь, — мне ничего не нужно, разве только... Если мне позволено будет сказать... Я прошу прядь ваших волос, с которыми не сравнится земное злато, как сокровища недр не сравнятся со звездами. Я не прошу о таком подарке... Но вы сами захотели узнать, чего мне хочется.
Эльфы изумленно зашевелились и зашушукались, а Келеборн удивленно взглянул на гнома, но госпожа улыбнулась. — Говорят, гномы искусны в работе, а не в речах, — сказала она, — но в отношении Гимли это не верно. Никто еще не высказывал мне столь смелой и в то же время столь учтивой просьбы. Как же я могу отказать, если сама принудила его говорить? Но скажите, что вы будете делать с моим подарком?
— Беречь как сокровище, госпожа, — ответил тот, — в память о ваших словах, сказанных мне при первой встрече. И если я когда-нибудь вернусь к кузнецам моей родины, я помещу ваш дар в горный хрусталь и он станет наследием моего дома, вечным залогом доброй воли между Горами и Лесом.
Тогда Госпожа расплела длинную косу, отрезала три золотых волоска и положила их в ладонь Гимли. — Прими мой дар вот с какими словами, — сказала она. — Я не предсказываю, потому что любые предсказания теперь напрасны: на одной ладони лежит Тьма, на другой – лишь надежда. Но если надежда не обманет, то я скажу вам, Гимли, сын Глойна, что ваши руки наполнятся золотом, но золото не будет иметь над вами власти.
А вы, Кольценосец, — повернулась она к Фродо, — к вам я обращаюсь в последнюю очередь, хотя в моих мыслях вы занимаете не последнее место. Для вас я приготовила это. — Галадриель показала Фродо небольшой хрустальный сосуд. Когда она повернула его, из сосуда брызнули лучи белого света. — В этом фиале, — сказала она, — заключен свет звезды Эарендиля, отраженный в воде моего фонтана. Когда вокруг вас сомкнется ночь, он лишь ярче разгорится. Пусть он станет вашей путеводной звездой во Тьме, когда все иные огни погаснут. Вспоминайте Галадриель и ее зеркало!
Фродо взял фиал и в его свете на мгновение вновь увидел Галадриель королевой, великой и прекрасной, но более не внушающей ужаса. Он поклонился, но не нашел слов для ответа.
Госпожа встала, и Келеборн отвел всех на причал. На зеленой Косе царил желтый полдень, вода сверкала серебром. Наконец все было готово. Путники разместились в лодках, как раньше. Выкрикивая слова прощания, эльфы Лориена длинными серыми шестами вытолкнули лодки на середину реки, вода подхватила их и понесла. Путешественники сидели неподвижно и молчали. На зеленом берегу у самой оконечности Косы одиноко и молчаливо стояла госпожа Галадриель. И, проплывая мимо, они повернули головы и стали смотреть, как она медленно удаляется от них. Им казалось: Лориен уплывает вдаль, к забытым берегам, точно яркий корабль с волшебными деревьями вместо мачт, а они беспомощно сидят на краю серой и безлесной земли.
И пока они смотрели, Среброток влился в Великую Реку, и их лодки повернули и быстро поплыли на юг. Скоро белая фигура госпожи стала маленькой и далекой. Она сверкала, как стеклянное окошко на далеком холме в лучах заходящего солнца или как видное с вершины озеро у подножия гор, – кристалл, упавший на землю. Затем Фродо почудилось, что повелительница эльфов подняла руки в прощальном приветствии, и налетевший ветер донес далекие, но пронзительно-ясные звуки ее пения. Однако теперь Галадриель пела на древнем языке заморских эльфов, и он не понимал ни слова: музыка была прекрасна, но не приносила утешения.
Но – таков уж язык эльфов – слова эти глубоко врезались в память Фродо, и много времени спустя он перевел их, как мог: песня была на эльфийском языке, и в ней говорилось о вещах, мало известных в Средиземье:
Аи! Лаурие лантар ласси суринен,
Йени унотиме ве рамар алдарон!
Йени ве линте юлдар аваниер
ми оромарди лиссе-мируворева
Андуне пелла, Вардо теллумар
ну луини йассен тинтилар и елени
омарье аератари-лиринен.
Си ман и юлма нин энквантува?
Ве фанйяр марьят Элентари ортане
ар илие тиер ундулаве лумбуле;
ар синданориелло кайта морние
и фалмалиннар имбе мет, ар хисие
унтуна Калакирио мири ойале.
Си ванва на, Рамелло ванва, Валимар!
Намарие! Най хирувалье Валимар.
Най элье хирува. Намарие!
«Ах! Точно золото, облетают листья на ветру, опадают годы, бесчисленные, как ветви деревьев! Долгие годы проскользнули, точно быстрый глоток сладкого меда в величественных чертогах за западными землями, под голубыми сводами Варды, где звезды дрожат от музыки ее голоса, святого и царственного. Кто ныне наполнит для меня чашу? Ибо теперь Рождающая Свет, Варда, Королева Звезд, на Вечноснежной горе воздела руки, как облака, и все тропы погрузились в глубокую тень; за серой страной тьма окутала пенистые волны, что пролегли между нами, и туман навеки скрыл сокровища Калакирии. Отныне Валимар утрачен, утрачен для тех, что на Востоке! Прощай! Быть может, ты отыщешь Валимар. Быть может, именно ты отыщешь его. Прощай!» Вардой эльфы зовут ту, которая в этой земле изгнания носит имя Эльберет.
Внезапно Река резко повернула, с обеих сторон поднялись высокие берега, и свет Лориена погас. Больше Фродо не возвращался в эту прекрасную землю.