Когда он наконец умчался, голова у хоббитов уже шла кругом. Хозяин мог заговорить кого угодно. Путники огляделись. Они были в небольшой уютной комнате. Перед камином, загруженным дровами, стояли кресла. Стол был накрыт белой скатертью. А на столе — большой ручной колокольчик. Однако Ноб возник на пороге задолго до того, как они собрались позвонить. Он принес свечи и посуду к ужину.
— Что пить закажете, господа? — спросил он. — Пока ужин готовится, пожалуйте, покажу вам спальни.
Только хоббиты умылись и погрузились в изучение содержимого солидных глиняных кружек, как явились Маслютик с Нобом и в четыре руки споро накрыли на стол. Тут же возникли суп, холодное мясо, хлеб недавней выпечки, черничный пирог, полголовки зрелого сыра — еда простая, но основательная, ничуть не хуже, чем дома, что окончательно примирило Сэма (он уже и после пива готов был примириться) с местными порядками. Хозяин еще покрутился вокруг и собрался бежать дальше. Возле двери он задержался.
— Как отужинаете, может, к гостям надумаете спуститься, — предложил он. — Хотя с дороги–то, может, и спать решите. А придете — будем рады. Знаете, из Шира редко кто теперь приходит, интересно бы новости послушать, историю там какую или песенку. Одним словом, как хотите.
В конце ужина (три четверти часа, не отвлекаясь по пустякам) настроение хоббитов существенно улучшилось, причем настолько, что Фродо, Пиппин и Сэм решили присоединиться к гостям в зале. Мерри их не поддержал.
— Посижу тут, у огня, а попозже может, выйду подышать, — сказал он. — Вы там поосторожнее. Про наш уход ведь не знают еще, а здесь — Дорога, и от Шира недалеко.
— Да ладно! — отмахнулся Пиппин. — Сам смотри. Не заблудись. Места–то незнакомые. По мне так лучше за дверями сидеть. Спокойнее.
В большой зале компания и правда собралась весьма разношерстная. В камине полыхали большие поленья, а под потолком горели три лампы, но света не хватало. В зале было крепко накурено. Возле камина Суслень Маслютик беседовал с двумя гномами, рядом стояли еще два–три человека. На лавках сидели вперемешку и люди из местных, и местные же хоббиты, еще несколько гномов и прочий люд, которого не разглядеть было в полумраке.
Наших хоббитов встретил приветственный гул голосов. Чужаки, пришедшие Зеленопутьем, тут же уставились на них с любопытством. Хозяин представил местным вновь прибывших и с такой скоростью протараторил имена присутствующих, что хоббиты хоть и расслышали, но понять, кто есть кто, конечно, не успели. В Брыле, похоже, в ходу были все больше имена растительного происхождения (по ширским понятиям не самые привычные). Так, например, названы были Тростинник и Каприфоль, Верескун и Дичок, Шерепей и Хвощ (не забудем и самого Маслютика), несколько Кувшинников и прочие. Были и вполне хоббитские имена, всякие там Скручи, Бобровники, Долгоноры, Пескодралы и Заройниксы. Их и в Шире немало было. Нашлись даже трое Норохолмов из Дворищ. Они в толк не могли взять, как могут разные Норохолмы не быть в родстве, и со всей душой приняли Фродо за потерявшегося родственника.
Вообще дружелюбия и любопытства брыльским хоббитам занимать не приходилось. Фродо волей–неволей пришлось объясняться. Он выдал себя за ученого, интересующегося историей и географией (сидящие истово кивали, хотя ни одно из этих слов отыскать в брыльском диалекте никому бы не удалось). Далее Фродо поведал о намерении написать книгу (присутствующие просто сделали круглые глаза) о хоббитах, живущих за пределами Шира, и с этой целью он, Фродо Норохолм, с друзьями предпринял путешествие на Восток.
Что тут началось! В течение нескольких минут на него обрушилось столько сведений, что, пиши он и в самом деле книгу, материала хватило бы на несколько глав. А чтобы не показалось мало, в довершение ему продиктовали список лиц, вполне сведущих в данном вопросе. Начинался он все тем же Маслютиком. Кажется, собравшиеся были несколько разочарованы, сообразив, что книгу писать будут не прямо сейчас, и тогда стали расспрашивать просто о ширских делах. Фродо рассказывал вяло и скоро был оставлен в покое в уголке, откуда удобно было и смотреть, и слушать.
Люди и гномы рассуждали о событиях и новостях, которые давно уже новостями не были. О том, что на Юге неспокойно, знали и так. Люди, пришедшие Зеленопутьем, как раз и ушли оттуда поискать местечка потише. В Брыле им сочувствовали, но приютить не рвались. Один из пришедших, противный косоглазый тип, пророчил в скором времени чуть ли не переселение на Север. «Ежели им места не найдется, — горлопанил он, — так они его сами отыщут. Почемуй–то они должны жить хуже других–прочих!» Местные слушали и значительно переглядывались.
Хоббитов это не касалось. Вряд ли Верзилы польстятся на хоббитские норы. Хоббиты развесив уши слушали разошедшегося Пиппина, веселившего компанию за большим столом рассказом о рухнувшей крыше в Микорытах. Фродо, знавший историю наизусть, улыбался, но скоро ему пришлось жарко. Один из местных хоббитов, не раз, похоже, бывавший в Шире, вцепился в него как клещ, выпытывая, где же это живут Норохолмы и с кем они пребывают в родстве. Кое–как удалось от него отбиться.
Фродо заинтересовал высокий человек вида весьма бродяжного и бывалого. Он сидел в темном углу перед большой пивной кружкой, курил длинную, покрытую затейливой резьбой трубку и внимательно прислушивался к хоббитской болтовне. Ноги он вытянул, как сделал бы любой усталый человек, и Фродо бросились в глаза высокие сапоги хорошей выделки, изрядно поношенные и заляпанные свежей грязью. В зале было тепло, но незнакомец не снял дорожного темно–зеленого плаща, больше того, даже капюшон надвинул — только глаза поблескивали, и все в сторону хоббитов.
— Кто таков? — улучив момент, шепнул Фродо Маслютику. — Не помню, чтобы его представляли.
— Этого? — шепнул в ответ хозяин, не поворачивая головы, только глаза скосив. — Я и сам толком не знаю. Один из этих… мы их Скитальцами зовем. Бывает здесь. Молчун. Слова из него не вытянешь. А то исчезнет на месяц, если не на год. Прошлой весной частенько захаживал, а с тех пор, почитай, и не видал я его. Имени настоящего никогда не слыхал. Колобродом кличут. Шастает на своих ходулях, а по каким делам — неведомо. Да ведь у нас как говорят: «Что Запад, что Восток — дел не разберешь, маета одна». Это, значит, и про Шир тоже, прощения прошу. Забавно, что вы про него спросили…
Тут хозяина позвали, требуя еще пива, и он умчался, так и не сказав, что же забавного он нашел в вопросе Фродо.
Фродо встретился взглядом с Колобродом. Тот, видно, догадался, что речь о нем идет, а может, так просто на хоббита глядел. Он приветливо кивнул Фродо и жестом пригласил подсесть к нему. Фродо нехотя подошел. Бродяга откинул капюшон, обнажив давно не стриженную шевелюру, обильно тронутую сединой. Внимательные серые глаза в упор взглянули на хоббита.
— Здесь меня называют Колобродом, — тихо произнес он. — Рад познакомиться с вами, господин Норохолм. Я правильно расслышал, как вас Маслютик назвал?
— Правильно, — сдержанно кивнул Фродо. Под пристальным взглядом твердых серых глаз он чувствовал себя неуютно.
— Господин Норохолм, — веско произнес Колоброд, — я бы на вашем месте попридержал ваших друзей. Они много говорят. Пиво, камелек, вопросы — это все понятно. Но здесь не Шир. Совсем не Шир. И народ здесь разный. Не мне бы говорить, понимаю, — остановил он Фродо, — но сегодня через Брыль прошли еще более странные прохожие. — Говоря это, бродяга ни на миг не отводил взгляда от лица хоббита.
Фродо смешался, но промолчал. Молчал и Колоброд; подавшись вперед, он внимательно слушал Пиппина. Фродо тоже прислушался и чуть не вскочил. Окрыленный успехом истории про крышу, бравый Тук взахлеб рассказывал о знаменитом дне рождения и дошел уже до Прощальной Речи. Вот–вот должен был прозвучать рассказ об исчезновении.
Фродо топнул ногой от досады. Конечно, для большинства здешних хоббитов история была как история, мало ли баек ходит про этих чудаков из–за реки. Но тот же Маслютик, впитывающий всякие слухи как губка, кое–что наверняка слыхал. Всплыла бы фамилия Сумниксов, а этого никак не хотелось. Фродо заерзал, не зная, как быть. А Пиппин, возбужденный всеобщим вниманием, вошел в раж и совершенно забыл об опасности. Фродо в ужасе понял, что Пиппина понесло, а в таком состоянии он и про Кольцо ляпнуть может! Тогда все погибло!
— Лучше бы вам вмешаться, — быстро шепнул ему Колоброд.
Фродо вскочил на стол и заговорил. Слушатели Пиппина тут же отвлеклись и переключились на Фродо. Кое–кто засмеялся, решив, что господин Норохолм уже заложил за воротник и стал поразговорчивее.
Фродо нес околесицу, сгорая от стыда, и, не замечая, нашаривал в кармане Кольцо, как часто делал в затруднительных ситуациях. Вдруг он подумал, что надеть Кольцо и исчезнуть было бы самым простым выходом. Тут же его охватило сильнейшее желание так и поступить. Оно словно накатило откуда–то со стороны. Он отчаянно сопротивлялся искушению, сжав Кольцо в кулаке, чтобы не дать ему выкинуть какой–нибудь фортель. Вдохновения от него ждать не приходилось. Сначала Фродо произнес несколько «приличествующих слов», как это водится в Шире. Что–то вроде «все мы очень благодарны хозяевам за оказанный прием, и, смею надеяться, мой короткий визит послужит возобновлению утраченных уз древней дружбы, связывающей Брыль с Широм…». Он запутался и не нашел ничего лучшего, как закашляться. Множество глаз были устремлено на него.
— Песню! — потребовал кто–то из хоббитов.
— Песню, песню! — поддержали остальные. — Что–нибудь новенькое, чего раньше не слышали!
Фродо так растерялся, что затянул песенку, которую любил и которой весьма гордился Бильбо (слова были его собственные). Там речь как раз шла о трактире, может, поэтому Фродо ее и вспомнил.
Стоит под горкою трактир,
И как–то вечерком
Туда один Мужик–с–Луны,
Надев парадные штаны,
Спустился за пивком.
Там жил весьма пушистый кот,