Шира, но тут Элронд остановил его.
— Хорошо сказано, друг мой. Пока этого достаточно. Главное мы услышали и теперь знаем, как Кольцо оказалось у Фродо. Надо выслушать его.
Фродо с неохотой встал и не очень живо принялся рассказывать историю Кольца с тех пор, как оно перешло к нему на хранение. Бильбо вопросов не задавали, а вот путешествие хоббитов из Шира до Бруиненского Брода обсуждалось во всех деталях. Особенно подробно расспрашивали о Черных Всадниках.
— Неплохо, неплохо, — похвалил Бильбо, когда Фродо, наконец, сел, — Если бы тебя не прерывали все время, отличный рассказ получился бы. Я кое–что записал, мы потом должны просмотреть все это вместе, хватит на несколько глав.
— По–моему, на целую повесть, — усмехнулся Фродо. — Да только ведь история не закончена, неполная она. В ней многого не хватает, особенно про Гэндальфа…
Последние слова хоббита услышал сидевший рядом Гэлдор из Серебристых Гаваней.
— Вот и мне так кажется! — воскликнул он и, встав, обратился к Элронду. — По–видимому, у Мудрых есть причины считать находку полурослика тем самым Великим Кольцом, о котором было столько разговоров. Но то — Мудрые. А мы? Неужели нет других доказательств? И еще, я хотел бы спросить, почему среди нас нет Сарумана? Он много знает о Кольцах, его совет был бы как нельзя кстати.
— На самом деле, Гэлдор, это один вопрос, — сказал Элронд. — Есть и на него ответ. Но об этом пусть говорит Гэндальф. Ему принадлежит почетное последнее слово, ибо в новой истории Кольца главная заслуга его.
— Ты хочешь доказательств, Гэлдор, — задумчиво начал маг, — но для многих хватило бы рассказанного здесь Глоином, особенно если не упускать из виду, как выслеживали Фродо. Уже отсюда ясно, какую ценность представляет для Врага наше кольцо. Давай считать. Девять — у Назгулов. Семь — либо у Врага, либо уничтожены.
При этих словах Глоин беспокойно шевельнулся.
— О Трех мы знаем, — продолжал маг. — Какого же недостает? Да, между Рекой и пещерой лежит пустыня времени; потеря, на первый взгляд, не очень–то связана с находкой. Но этот провал в знаниях Мудрых наконец–то заполнен. Медленно заполнялся, согласен, слишком медленно, и вот Враг уже близко, ближе даже, чем я опасался. Счастье еще, что и Враг узнал обо всем недавно, не раньше этого лета.
Может быть, кто–то из вас помнит, как много лет назад мне пришлось добывать правду в Дол Гулдуре. Я был там, я видел Чародея, вызнал о нем многое и убедился: опасения наши справедливы. В Дол Гулдуре скрывался Саурон, наш древний Враг, снова принявший зримый облик и набиравший силу. Может, кто–то даже помнит, как отговаривал нас Саруман от немедленных действий и преуспел. Мы долго наблюдали. Мы дали разрастись Тени, и только тогда Саруман согласился, Совет принял решение, против Чародея были брошены все наши силы, и Сумеречье освободилось от Зла. Как раз в тот самый год, когда нашлось Кольцо. Не правда ли, любопытное совпадение? Если совпадение вообще…
Как и предупреждал тогда Владыка Элронд, мы опоздали. Саурон тоже наблюдал за нами, он хорошо приготовился к отражению удара. Он управлял Мордором, отправив Девятерых в Минас Моргул. А когда все было подготовлено, мы выступили, он разыграл паническое бегство и тут же оказался в своей исконной Черной Крепости, после чего не скрывался уже. Снова созван был Совет. Мы знали, Саурон стремится заполучить свое Единственное Кольцо, знали и опасались, нет ли у Врага каких–либо новостей о нем, нам неизвестных. Но Саруман веско сказал — нет, и повторил то, что говорил и раньше: «Единственное никогда больше не объявится в Среднеземье».
Враг знает, говорил Саруман, что у нас Кольца нет. Он надеется найти его, но надеждам не суждено сбыться. Нам нечего бояться. Я недаром много лет посвятил изучению Колец. Саурон покинул мир живых, а тем временем Великий Андуин унес Кольцо в Море. Там оно и пребудет до Конца. Так говорил Саруман.
Гэндальф замолчал и перевел взгляд на далекие пики Мглистых Гор, у корней которых так долго таилась беда. Он вздохнул.
— Меня успокоили слова Сарумана Мудрого, в том самая большая моя ошибка. Я мог бы раньше отправиться на поиски истины, тогда сейчас нам не грозила бы столь великая опасность.
— Мы все ошибались, — печально произнес Элронд. — Если бы не твоя бдительность. Тьма уже поглотила бы нас. Но продолжай, прошу тебя.
— А ведь сердце мое чувствовало беду, — снова заговорил Гэндальф. — Меня сильно заинтересовало, как Горлум добыл «свою прелесть» и давно ли владеет ей. Я был уверен: он вылезет из подземелья и отправится на поиски сокровища. Я не хотел пропустить этот момент. И он вылез–таки, но улизнул от моих наблюдателей и — как в воду канул! И я, я оставил все как есть! Я опять ждал и наблюдал, мы ведь только этим и занимались долгие годы.
Конечно, хватало и других забот, время шло, а опасения мои не убывали. Откуда взялось хоббитское кольцо? И что с ним делать, если вдруг я окажусь прав в своих самых худших предположениях? Эти вопросы требовали ответа. Я молчал. Нельзя было говорить раньше времени. Этому нас научили бесконечные войны с Врагом, в которых главным его оружием всегда оказывалось предательство.
Семнадцать лет назад это было. Но тут — новая напасть! У границ Шира вдруг объявилось множество лазутчиков Врага — зверей, птиц, прочих тварей, и — ощущение растущего страха… Я обратился за помощью к дунаданам, они удвоили дозоры, а я открыл Арагорну то, что камнем лежало у меня на сердце.
— Тогда я предложил отловить Горлума, — подал с места голос Арагорн, — невзирая на прошедшее время. Труд предстоял немалый, но кому же, как не Наследнику Исилдура исправлять ошибку великого предка? Мы с Гэндальфом отправились на долгую охоту.
Маг рассказал, как они обшарили все Дикие Земли от Хмурых Гор до Ворот Мордора.
— Там мы впервые обнаружили слабые следы. Выходило так, что Горлум долго жил в Темных Холмах, но теперь его там не было. Я потерял терпение, а вслед за ним и надежду. И вот тогда мне подумалось, а не проверить ли само Кольцо? Не выдаст ли оно само себя? И в памяти моей отчетливо прозвучали слова Сарумана на одном давнем Совете, которым я не придал значения. Девять, Семь и Три, говорил Саруман, украшены каждое своим камнем. Единственное — нет. Оно простое, круглое и гладкое, словно какое–нибудь из меньших колец, но тайные знаки, покрывающие Одно, отличают его от прочих. Мудрый сможет прочесть надпись.
Он не сказал, что написано на Кольце. Кто мог знать об этом? Знал Саурон, сделавший Кольцо. А Саруман? Он многое узнал о Кольцах, но откуда? Чья рука, кроме Темной Длани, касалась Кольца? Только Исилдура.
Здесь я оставил поиски Горлума и поспешил в Гондор. Когда–то там хорошо относились к членам нашего Ордена. Саруман часто бывал там и подолгу гостил у Правителей Города. Но Денетор встретил меня куда менее любезно и без всякой охоты допустил в книгохранилище.
«Если тебе и вправду нужны предания Древних Дней, относящиеся к основанию Города, — с некоторым пренебрежением сказал он тогда, — ну что ж, читай. Былое — здесь. Мне это не нужно. Моя забота — грядущее. Здесь долго корпел Саруман, если ты не способней его, то ничего нового не найдешь. Я и сам искусен в этом знании и о своем Городе знаю все». Так сказал Правитель Денетор.
А на поверку вышло другое. В книгохранилище нашлось немало записей, которых не прочесть хоть трижды мастеру. Люди перестали понимать языки и знаки, бывшие до них. Да, да, Боромир, в хранилище Минас Тирита и сейчас лежит манускрипт, который, как я полагаю, после гибели последнего Короля не читал никто, кроме нас с Саруманом. Написан он рукой Исилдура. Он ведь не сразу покинул Город, как утверждают предания.
— Северные предания, — поправил Боромир. — Мы–то знаем, что после войны Исилдур жил какое–то время в Минас Аноре у племянника, Менельдила. Он готовил его к правлению Южным Княжеством. Тогда же он посадил в память о брате последнее семечко Белого Дерева.
— И оставил свиток, — заметил маг. — Вот об этом–то в Гондоре забыли. А между прочим, свиток прямо касается истории Кольца. Я перевел запись. Вот она.
«Великое Кольцо станет отныне родовой драгоценностью Северного Княжества, а запись о нем отстанется в Гондоре, ибо и здесь обитают наследники Элендила. Я сделал эту запись, дабы не исчезла память о великих делах».
Маг оглядел собравшихся и продолжал.
— Дальше Исилдур описывает Кольцо таким, каким оно попало в его руки.
«Оно было горячим, когда я впервые взял его, горячим, как горящий уголь. Оно обожгло мне руку, и я сомневаюсь, что боль от ожога покинет меня когда–нибудь. Сейчас, когда я пишу, оно все еще остывает и умаляется, но ни формы, ни красоты не теряет. Уже письмена, горевшие поначалу так ярко, тускнеют на глазах и едва различимы. Они напоминают эльфийскую вязь Эрегиона, в мордорском языке нет знаков для такой тонкой работы. Но я не могу прочесть надпись. Полагаю, это язык Черной Страны. Он зол и груб. Я не знаю, какое злодейство таит надпись, но пока знаки не исчезли, сниму с них копию. Верно, Кольцо хранит жар руки Врага, и хоть черна его длань, Кольцо сияет, как огонь. Может статься, если нагреть Кольцо, знаки снова проступят на нем. Но я не могу заставить себя причинить вред этому единственно прекрасному из всех трудов Саурона. Это — мое сокровище, хоть я и заплатил за него великой болью».
— Теперь я знал то, зачем отправился в Мите Тирит, — продолжал Гэндальф. — Как и предполагал Исилдур, надпись была сделана на языке Мордора. О том, что означают знаки, нам было известно и раньше. В тот миг, когда Враг впервые надел Кольцо, славный Келебримбер, создатель Трех чистых Колец, наблюдал за Врагом и услышал зловещие слова. Так открылся коварный замысел.
Я покинул Денетора и в пути на север получил вести из Лориена. Арагорн изловил Горлума. Конечно, я поспешил ему навстречу. Как рисковал он в этой смертельно опасной охоте, я и предположить не могу.
— Что говорить о том, — заметил Арагорн. — Когда человек бродит у Черных Ворот, когда пробирается меж траурных цветов моргульской долины, то не рассчитывает на приятную прогулку. Откровенно говоря, и я решил бросить эту затею, даже повернул к дому, но тут мне повезло наконец: возле мутноватого озерка в грязи четко отпечатались следы, свежие, совсем свежие и торопливые. Вели они со стороны Мордора, вдоль окраины Гиблых Болот. И вот там, на берегу бочажка, я обрел свое «сокровище». Оно пялилось в воду, видно, промышляло пропитание. Когда темный сумрак пал на землю, я поймал Горлума. Он был весь в какой–то зеленой слизи и кусался, как хорек. Вряд ли он питает ко мне теплые чувства, пришлось обойтись с ним жестко. Там, на месте, кроме нескольких укусов мне от него ничего не удалось получить. Обратная дорога была сплошным кошмаром. Днем и ночью я не спускал с него глаз и гнал впереди себя с веревкой на шее и кляпом во рту, и в конце концов приволок в Сумеречье и сдал эльфам. Не скажу, что расставался с ним в слезах. Запах от него исходил смрадный. Однако долгой разлуки у нас не получилось. Пришел Гэндальф, я вернулся и восхищался: его хватило на долгую беседу с этой дрянью.