— И я о том же. Позволь мне отправиться на север и все узнать.
— Нет, Ману. Отправь туда еще разведчиков, но не поодиночке, а парами.
— Но Адонай…
— Даже не спорь. Ты ведь полагаешь, что это Алгер. Если так, то в одиночку с ним лучше не встречаться.
— А посылать на верную смерть рыцарей. Да?
— Это их служба. Они могут погибнуть там, а могут погибнуть здесь. Любой из нас может погибнуть, ведь мы на войне. — Адонай встал и подошел к Ману. Он взял его за плечи и пристально посмотрел в его грустные глаза. — Я знаю, что Алгер рано, или поздно вернется. А еще я знаю, что только вместе мы сможем одолеть его. Ни я, ни ты, ни Нелана в одиночку с ним не справимся. Справиться с ним можем только мы все вместе и только так. Если хоть одного не будет хватать, нам не устоять.
— Я понял тебя, брат. — Ману залпом осушил кубок и со всей силы ударил кулаком по столу. Эхо от этого удара еще долго блуждало по пустынным коридорам дворца. — Хорошо. Я отправлю в горы еще рыцарей. Будем молиться, что бы они смогли вернуться.
Ману протянул руку Адонаю и тот крепко пожал ее. О чем они говорили дальше, Элохим уже не слышал. Он быстро, но тихо бежал вниз во двор. Княжич уже давно мечтал совершить какой-нибудь подвиг и сразиться в битве. Ему казалось, что судьба улыбается ему. Естественно он понимал, что отец не отпустит его, поэтому и сбежал. Оседлав Боливара, он помчался к восточным воротам города.
Еще находясь в столице, Элохим преобразовал себя. Понимая, что стражники даже если и выпустят его, то обязательно доложат отцу, Элохим принял вид посыльного. Этих людей никто не останавливал, так как письма в их сумках были очень важны. Им всегда открывали все дороги и предоставляли свежих скакунов. Но это Элохиму не требовалось. Как только он покинул город, обернулся орлом и полетел по небу. Боливара Элохим уже несколько раз превращал в другое животное. Первые разы давались коню тяжело, но вскоре он привык. Орлом Боливар уже был и поэтому спокойно летел за своим хозяином.
Опустившись на землю уже в Таежных лесах, Элохим опять сменил образ. Теперь он был бродячим кузнецом. Княжич знал, что в дальних деревнях умельцев мало, поэтому кузнецу очень обрадуются. Добравшись до деревни стоящей на самом краю леса, Элохим постучал в двери дома наместника.
— Доброй ночи, уважаемый. Не найдется ли в вашей деревне кров для меня.
— Кров? Конечно найдется, приятель. — Наместник осветил Элохима огнем факела. — А кто таков ты будешь?
— Меня зовут Эльх. Я кузнец.
— А что ты делаешь в такой глуши, Эльх?
— Отец обучил меня всему, что знает сам. Пришло время строить свою жизнь. — Элохим говорил, чуть шепелявя, стараясь ошибаться в словах. Так он хотел скрыть свою образованность, ведь кузнецам она не присуща. — В долине Уссури много кузнецов, а здесь я слышал, их не хватает.
— Правду люди говорят. Здесь нам кузнец очень нужен. Пойдем, я провожу.
Наместник накинул на себя плащ и повел Элохима к кузне. Деревня была небольшая. Не более двадцати домов. Дом кузнеца стоял на окраине. Он был заброшен, но Элохима это не остановило.
— Располагайся пока. Завтра жена принесет тебе чего-нибудь поесть. Все что нужно найдешь в кузне. Там все осталось после смерти последнего кузнеца.
— Смерти? А как он погиб? — Элохим поджег факел и вошел в дом. Он был крепким, но чувствовалось, что в нем давно никто не живет. — Его призвали на войну?
— На войну? Что ты. Какая тут война. Уже лет десять здесь тихо и спокойно. Правда, вот люди иногда пропадают. — Наместник присел на лавку и забил себе трубку. — Кого медведь задерет, кто в тайге заблудится. Места-то тут опасные.
— Да. Я заметил. Жутковато у вас здесь.
— А что делать? Адонаю нужен лес. А где его брать, как ни здесь. Без кузнеца конечно очень трудно. Все пилы да топоры затупились.
— Ты так и не сказал, как погиб мой предшественник. — Перебил наместника Элохим, настаивая на желании узнать это как можно скорее.
— Да как погиб. По глупости своей. — Наместник с грустью выдохнул и затянулся трубкой. — Была у него дочь. Жены не было, а дочь была. Что сталось с женой, я не знаю, он уже без нее сюда приехал. В дочурке он, конечно, души ни чаял. Во всем ей потакал. Но где-то год назад, может чуть больше, пропала она. Кузнец места себе не находил. Всю деревню на ноги поставил. Целый месяц мы ее по лесам да горам искали. Так и не нашли. Обезумел он. Пошел сам искать. Так и не вернулся. Мы его прождали пару месяцев, а потом в погибшие записали.
— Да. Грустная история.
— Грустная не то слово. Что-то не хорошее в здешних местах твориться. Я когда на юг лес отвожу, со многими наместниками общаюсь. И у каждого в деревне подобные случаи есть. Два-три человека за год пропадает, а то и больше. — Наместник докурил трубку и потушив, спрятал ее в карман. — Ладно, пойду я, а тебе с дороги, небось, отоспаться хочется.
Наместник похлопал задумавшегося Элохима по плечу и направился к выходу из дома, но в дверях остановился.
— Конь у тебя добрый. Не похож он на обычного деревенского скакуна. Холеный весь. Я таких даже у рыцарей не видел. Если хочешь сберечь его, на улице не держи. Пусть с тобой в доме ночует. Так надежней будет.
Элохим кивком головы поблагодарил наместника и тот вышел из дома.
Эту ночь княжич не уснул. Он постоянно перебирал в голове рассказ наместника о кузнеце и его дочке. В молодом разуме Элохима все смешалось. Отец, Ману, наместник, дочь кузнеца. Все это было неспроста, и Элохим чувствовал это. Он так и простоял всю ночь, глядя в окно. Когда на улице начало светать к его дому подошло несколько женщин. Они принесли ему еду и воду, а также кое-какое барахло. Элохим был ужасно голоден и, не стесняясь, набросился на крынку с молоком. Еще никогда свежее парное молоко не было столь вкусным как здесь.
— Еще бы. — Гордо задрав нос, ответила на удивленный взгляд Элохима жена наместника. — Наши коровки на чистых изумрудных лугах пасутся. Отсюда и молоко такое вкусное.
— Спасибо вам. — Вытерев рот рукавом, поблагодарил женщин Элохим. — Три дня во рту маковой росинки не было.
— Это тебе спасибо, Эльх. Без кузнеца нам тут ох как нелегко. — Закачала головой молодая девушка, глядя на руки Элохима. — Какая чистая кожа? У старого кузнеца руки были шершавые и все в ожогах. А у него, посмотрите, какие гладкие ладони.
Элохим застыл как вкопанный, не зная, что ответить, а все женщины как раз и ожидали от него ответа.
— Это из-за долины Уссури. В ней такой мягкий климат, что и кожа становится такой гладкой и бархатистой.
Элохим поставил крынку на стол и стыдливо спрятал свои руки за спину. Они ведь никогда не держали молот и не испытывали жар горнил кузни. А эти женщины всю жизнь трудились и знали, как должны выглядеть руки кузнеца.
— Не по рукам смотри, а по работе. — Сняла неловкое напряжение жена наместника. — Вот придем вечером и посмотрим, на что кузнецы уссурийские способны.
Женщины поклонились и оставили Элохима одного. Закончив завтрак, он пошел в кузню. По первому ее виду стало понятно, что прежний кузнец был мастером своего дела. Все лежало аккуратно, на своих местах. Молотки, наковальня, меха. Все было исправно и готово к работе.
— Значит, посмотреть хотите, на что я способен. — Потирая руки, прошептал Элохим. — Значит, посмотрите.
Княжич запер кузню и, убедившись, что его никто не видит, щелкнул пальцами. Дальше все делала магия. Она распалила огонь в жаровнях. Меха раздули жар и молотки начали стучать по наковальне, выковывая топоры один за другим.
Вечером к его дому пришла вся деревня. Элохим с очень важным видом отворил ворота кузни и люди увидели, на что способны уссурийские кузнецы.
— Идеальная работа. Такой топор не то, что дерево, волосок вдоль рассечет. — Рассматривая выкованный Элохимом топор, пробубнил наместник. — Красота.
— Неужто такому мастеру не нашлось места в столице? — Вопросила та любопытная девушка, кокетливо закутавшись в пуховый платок.
— В столице такие кузницы, что я им не ровня. — Парировал Элохим, поднеся девушке выкованную специально для нее брошь. — Столичные умельцы могут такое, на что не способны даже волшебники.
— Так и не способны? — Буркнул наместник. — Видал я один раз, как рыцари упражнялись. Вот это уж точно зрелище не для слабонервных. Этим, даже самые умелые Ксаи, в подметки не годятся.
— Да, наш повелитель Адонай научил их многому. Я каждый день славлю его имя. — Произнесла жена наместника, протянув руки к солнцу. — Он, наше истинное солнце. За него и в огонь и в воду.
— Вы так благоволите Адонаю? — Удивился Элохим и, отойдя от девушки, облокотился о стену. — Но почему? Война продолжается и конца ей не видно. За что вы так любите его?
— Ты, паренек, говори, но не заговаривайся. А то я не посмотрю, что ты кузнец умелый. — Нахмурив брови, прорычал наместник и за его спиной тут же выросли фигуры грозных мужчин. — Молод ты еще. Не знаешь ничего. Побыл бы рабом у гномов годик другой, враз по-другому заговорил бы.
— И то правда. — Подхватила за наместником его жена. — Вы молодежь родились уже свободными. Хлебнули бы нашего, так бы не хорохорились.
— Успокойтесь, прошу вас. — Выставив вперед руки, взмолился Элохим, не ожидая такого напора от селян. — Для меня Адонай, как второй отец. Я не хотел обидеть его.
— А что тогда хотел?
— Вы просто меня не правильно поняли. Я видел жизнь в столице. Там есть чему удивляться. И понятно, почему горожане поют ему хвалебные оды. А здесь, в глуши, жизнь у вас тяжелая и суровая. Вот мне и стало интересно.
— Ишь ты. Интересно ему стало. Выпороть бы тебя за такой интерес. Ну да ладно, на первый раз прощаю. Уж больно топоры твои хороши. — Наместник сменил гнев на милость и, подмигнув Элохиму, вышел.
За ним кузню покинули и остальные, не забыв толкнуть молодого кузнеца плечом, что б не зазнавался. За мужчинами вышли и женщины. Оставшись в одиночестве, Элохим глубоко выдохнул и несколько раз повел головой, удивляясь величию своего отца.