Но, в конце концов, они сумели оторваться. Тяжело дыша, они остановились на крыше церкви Святого Николая и легли на крышу, осматривая улицу. Казалось, что там не было никого подозрительного, но Эцио узнал в толпе двух воров Ла Вольпе, срезающих кошельки острыми ножами. Вероятно, двое из тех, кто не отправился в пригород, но об этом можно спросить Гильберто попозже.
– Спускаемся, – предложил Макиавелли.
– Нет, лучше остаться на крышах, к тому же нам недалеко.
– Похоже, она почти нас догнала. К счастью, нам попалась высокая стена, на крыше которой мы смогли сменить направление незаметно для неё.
Эцио кивнул. Кем бы она ни была, сейчас она наверняка пошла докладывать о своём провале. Ему бы хотелось, чтобы она была на его стороне. Сейчас же нужно было быстро попасть в дом Джулии, а потом покинуть район Квиринале. Возможно, придется попросить нескольких рекрутов прикрывать им спины в следующий раз. Сторонники Борджиа затаились, когда к власти пришел новый Папа, но лишь для того, чтобы усыпить его бдительность.
Первый муж Джулии, Орсино Орсини, был настолько счастлив в браке, что закрывал глаза на роман своей девятнадцатилетней жены с шестидесяти двухлетним Родриго Борджиа. У Джулии была дочь Лаура, но никто не знал, кто был её отцом – Орсино или Родриго. Родриго, бывший родом из Валенсии, поднимался по служебной лестнице Ватикана, пока не заполучил в свои руки казну Святого Престола. Тогда он и отблагодарил свою прекрасную молодую любовницу, купив для неё новый палаццо (который ей пришлось в конечном итоге покинуть) недалеко от Ватикана, и сделал её брата Алессандро кардиналом. Другие кардиналы за спиной называли его «юбочным кардиналом», но никогда не делали этого в присутствии Родриго. Джулию саркастически звали «Невестой Христовой».
Эцио и Макиавелли спрыгнули вниз на площади, где стоял дом Джулии. Вход охраняли солдаты из папской гвардии. Площадь возле дворца была пуста. На плечах у гвардейцев был ясно виден герб семьи делла Ровере – крепкий дуб, с корнями и ветвями, увенчанный тиарой Папы и ключами Святого Петра. Но Эцио всё равно узнал гвардейцев. Полгода назад они носили багрово-желтые мундиры. Теперь времена изменились. Они его поприветствовали, и ассасин их узнал.
– Ублюдки, – процедил под нос Макиавелли.
– Всем нужна работа, – отозвался Эцио. – Я удивлен, что ты не согласен с этим.
– Пошли уже!
Они пришли, не уведомив о своем визите, поэтому потребовалось время, чтобы убедить слуг Фарнезе – на их одежде были вышиты шесть синих лилий на желтом фоне – впустить их, но Эцио точно знал, что госпожа Фарнезе дома. Она провела их в комнату, которая была не только вдвое больше, чем в доме Ваноццы, но и в два раза лучше обставлена. В тридцать лет Фарнезе удалось сохранить как красоту, так и ум. Хотя гости и не были приглашены заранее, она сразу приказала подать вина и медовых пряников.
Но она ничего не знала, и было ясно, что она, не смотря на то, что состояла с этой отвратительной семьей (как их назвал Макиавелли) в близких отношениях, не замешана в делах Борджиа. Макиавелли заметил, что она пытается сменить тему. Когда он и Эцио спросили о её дружбе с Лукрецией, всё, что она ответила: «Я знала её только с хорошей стороны. Думаю, ей пришлось вытерпеть много от отца и брата. Я благодарна Богу, что она от них избавилась. – Она помолчала. – Если бы она встретила Пьетро Бембо раньше… Они были родственными душами. Он забрал бы её в Венецию и сумел бы спасти».
– Вы встречались с ней с тех пор?
– Увы, Феррара слишком далеко на севере, а я была слишком занята побегом из Карбониано. Даже дружба со временем умирает, Эцио Аудиторе.
Образ Катерины Сфорца возник в его памяти. Господи! Сердце по-прежнему замирает при мысли о ней!
Когда они уехали, был уже за полдень. Ассасины пытались понять, следят ли за ними, но никого вроде не было.
– Нужно воспользоваться Яблоком, – снова напомнил Макиавелли.
– Прошел всего один день из трех. Нам нужно научиться доверять самим себе, нашему собственному разуму, а не искать легкие пути.
– Дело слишком важное.
– Зайдем еще в одно место, Никколо. Может быть, мы кое-что узнаем.
Принцесса д’Альбре, герцогиня Валентино, по словам её экономки, была не дома, а на своей роскошной вилле в районе Пинчиано. Но Эцио и Макиавелли, уставшие и нетерпеливые, не стали её слушать и, ворвавшись в дом, отыскали Шарлотту в бельэтаже. Женщина собирала вещи. Огромные сундуки, стоявшие в полупустом помещении, были набиты дорогим бельем, книгами, ювелирными изделиями. В углу играла с деревянной куклой немного смущенная девочка четырех лет, Луиза, законная наследница Чезаре.
– Ваша дерзость возмутительна, – холодно заявила блондинка, в её темных карих глазах мерцало пламя.
– У нас есть разрешение Папы, – солгал Эцио. – Вот его гарантии, – он вытащил чистый пергамент, с которого свисала впечатляюще выглядящая печать.
– Ублюдки, – хладнокровно отозвалась женщина. – Если вы думаете, что я знаю, где держат Чезаре, вы ошибаетесь. Я больше не хочу его видеть, и молю Бога, чтобы ни одна капля его проклятой крови не текла в жилах моей дочери.
– Мы разыскиваем Микелетто, – перебил её Макиавелли.
– Этого каталонского деревенщину, – презрительно сказала она. – Откуда мне знать, где он?
– Ваш муж говорил, как планирует сбежать, если его схватят, – сообщил Макиавелли. – Он полагался на вас.
– Вы так думаете? Нет! Возможно, он сообщил это одной из своих многочисленных шлюх. Например, той, что наградила его Новой болезнью.
– А вы..?
– Я к нему не прикасалась с тех пор, как у него появились первые язвы. А у него хватило приличия держаться от меня подальше и продолжать развлекаться со шлюхами. У него от них одиннадцать бастардов. Но я, по крайней мере, чиста, и моя дочь тоже. Как видите, я покидаю Рим. Франция намного лучше этой адской бездны. Я возвращаюсь в Ла-Мотт-Фёй.
– Почему не в Наварру? – Притворно удивился Макиавелли.
– Хотите меня обмануть? – Женщина повернула к нему холодное худое лицо. Эцио подумал, что она была бы красивее без ямочки на подбородке. – Я не собираюсь отправляться в Наварру только потому, что мой брат женился на принцессе и стал королем.
– Ваш брат по-прежнему верен Чезаре? – Спросил Эцио.
– Сомневаюсь. Почему бы вам не прекратить тратить своё и моё время, и не пойти и спросить у него?
– Наварра далеко.
– Верно. Потому и предлагаю вам и вашему угрюмому другу отправиться туда. Уже поздно, а у меня ещё остались дела. Прошу вас меня покинуть.
– День прошел впустую, – заметил Макиавелли, когда они снова вышли на улицу. На город опускался вечер.
– Я так не считаю. Мы узнали, что никто из близких Чезаре не попытается укрыть его или защитить, – Эцио остановился. – Все женщины, которые были важны ему, его ненавидят, а у Джулии не было времени даже на Родриго.
Макиавелли скривился.
– Подумай сам, как бы ты реагировал, если б тебя трахал мужчина, годящийся тебе в деды.
– Она не очень переживает по этому поводу.
– Мы так и не узнали, где Чезаре. Используй Яблоко!
– Нет. Не сейчас. Мы должны справиться сами.
– Что ж, – вздохнул Макиавелли. – Слава Богу, что Он наградил нас умом.
Тут к ним подбежал один из агентов Макиавелли, – низенький, лысый мужчина со встревоженными глазами. Он задыхался от бега.
– Бруно? – Удивленно и заинтересовано спросил Макиавелли.
– Мастер, – выдохнул агент. – Слава Богу, я вас нашел!
– Что случилось?
– Сторонники Борджиа! Они послали кого-то следить за вами и мастером Эцио…
– И?
– Они поняли, что вы оторвались от них и захватили в плен Клаудию!
– Сестру! Господи Боже… Как? – Ахнул Эцио.
– Она была на площади у собора Святого Петра – знаете ту шаткую деревянную колоннаду, которую хочет снести Папа?
– Давай к делу!
– Он её схватили – она послала своих девушек, чтобы те проникли…
– Где она сейчас?
– У них убежище в Прати – к востоку от Ватикана. Туда они её и отвели, – Бруно быстро поведал им, где держат в плену Клаудию.
Эцио посмотрел на Макиавелли.
– Вперед! – Решил он.
– По крайней мере, мы узнали, где они скрываются, – проговорил Макиавелли.
Он вдвоем взобрались на крыши и поверху побежали в сторону Тибра, туда, где его пересекал мост делла Ровере, а оттуда – дальше, к цели. Место, о котором сообщил агент Макиавелли, Бруно, представляло собой ветхую виллу к северу от рыночной площади в районе Прати. Но, не смотря на осыпающуюся штукатурку, входные двери были обиты железом, а на окнах стояли новые решетки, покрытые свежей краской.
Прежде чем Макиавелли остановил Эцио, тот подошел к двери и громко постучал.
Приоткрылось окошко, и оттуда на них глянули чьи-то глаза. Потом, к их удивлению, дверь отворилась на хорошо смазанных петлях. Они вошли в пустой двор. Никого не было. Тот, кто открыл им дверь, а после закрыл её – исчез. С трех сторон двора располагались двери. Та, что напротив входа, была открыта. Над ней колыхалось потрепанное знамя к черным быком на золотом поле.
– Ловушка, – коротко бросил Макиавелли. – У тебя есть оружие?
У Эцио был скрытый клинок, меч и кинжал. Макиавелли обнажил меч и стилет.
– Входите господа – добро пожаловать, – произнес кто-то. Голос донесся из окна, располагавшегося над открытой дверью. – Думаю, у нас кое-что для вас есть.
– Папа знает, где мы, – громко заявил Макиавелли. – Вы проиграли. Сдавайтесь! Ваша служба окончена!
Ответом ему был смех.
– Разве? Отнюдь. Входите же. Мы знали, что вы проглотите приманку. Бруно уже больше года работает на нас.
– Бруно?
– Предательство царит в мире, и Бруно не исключение. Он хотел денег, намного больше, чем вы ему платили. И оно того стоило. Ему удалось заманить сюда Клаудию, которая надеялась встретиться с одним из английских кардиналов – они как всегда не встревали в междоусобицу. Клаудия хотела переманить его на свою сторону и выудить из него информацию. К сожалению, с кардиналом Шэйкшефтом случилось кое-что ужасное – его переехала карета, и он умер на месте. Но ваша сестра, Эцио, ещё жива, и я уверен, что она хочет видеть вас.