Тут же примчались роботы и принялись подбирать сокровища, а следом спустился их хозяин. Ступив на пол пещеры, он, не удостоив взглядом драгоценности, наклонился и подобрал обломки одной из ваз и попробовал соединить их заново, но у него ничего не получилось, потому что ваза раскололась на множество мелких кусочков. Однако, посмотрев на обломки, которые незнакомцу удалось-таки собрать вместе, дед увидел, что на вазе имелись покрытые глазурью рисунки, которые изображали странного вида людей в момент охоты на еще более странных зверей. Странность рисунков заключалась в их неумелости, в полном отсутствии у художника представления о перспективе и каких-либо познаний в анатомии.
Существо поникло головой над обломками вазы. Лицо его было печальным, а по щеке скатилась слеза. Моему деду показалось нелепым проливать слезы над разбитой вазой.
К тому времени роботы сложили рассыпавшиеся сокровища в кучу. Потом один из них принес корзину, и они ссыпали туда драгоценности и отволокли корзину к ящикам в глубине пещеры.
Но они были не слишком внимательны. Дед заметил на полу монетку. Он спрятал ее в карман и вынес из пещеры, а впоследствии передал мне, и теперь я кладу ее в этот конверт…»
Глава 7
Я прервал чтение и взглянул на Синтию Лансинг:
– Монета?
Девушка кивнула:
– Да. Она была завернута в фольгу. Такой фольгой не пользуются давным-давно. Я отдала монету на сохранение профессору Торндайку…
– Но он сказал вам, что она собой представляет?
– Он колебался и потому обратился за советом к эксперту по монетным системам Земли. Тот утверждает, что это неходовая афинская монета с изображением совы, которую отчеканили, скорее всего, спустя несколько лет после битвы у местечка под названием Марафон.
– Неходовая? – переспросил Элмер.
– Которая не была в обращении. Металл ходовой монеты гладкий и тусклый оттого, что она перебывала во многих руках. А наша монетка выглядела новехонькой.
– И никаких сомнений? – справился я.
– Профессор Торндайк говорит, что нет.
Из-за гребня холма, у подножия которого мы разбили лагерь, вновь послышался собачий лай. Он звучал тоскливо и страшно. Я вздрогнул и придвинулся поближе к костру.
– Кого-то ловят, – сказал Элмер. – Наверное, енота или опоссума. Охотники идут следом, ориентируясь на лай.
– Но зачем они охотятся? – спросила Синтия. – Я про людей, не про собак.
– Чтобы добыть мясо и поразвлечься, – ответил Элмер.
Синтия моргнула.
– Мы не на Олдене, – продолжал Элмер. – Здесь не приходится рассчитывать на мягкость нравов розовой планеты. Люди, которые обитают вон в тех лесах, вполне могут оказаться полудикарями.
Мы сидели и слушали, и нам показалось, что лай отдаляется.
– Что касается клада, – нарушил молчание Элмер. – Давайте прикинем, что нам известно. Где-то на территории этой страны, к западу от того места, где мы сейчас находимся, некто, прилетев из Греции, припрятал добрый десяток ящиков, предположительно с сокровищами. Мы знаем, что в одном из них сокровища были на самом деле, и заключаем отсюда о содержимом остальных. Но местоположение клада определить будет нелегко. Нет четких ориентиров. Река, которая течет с севера и впадает в старушку Огайо. Да таких рек не перечесть…
– Хижина, – напомнила ему Синтия.
– Ее построили десять тысяч лет назад, так что она давно уже развалилась. Нам придется искать колодец, а его могло засыпать.
– А с какой стати, – вмешался я, – Торни решил, что тот странный тип из Греции – анахронианин?
– Я спросила его об этом, – ответила Синтия, – и он сказал, что инопланетный наблюдатель, вероятнее всего, должен был поселиться где-то в том районе. Ведь на земле бывшей Турции обитали первые оседлые человеческие племена. Наблюдатель вряд ли стал бы обосновываться в непосредственной близости от объектов наблюдения. И Греция тут, по мнению профессора Торндайка, подходит со всех точек зрения. У такого наблюдателя наверняка имелись средства скоростного передвижения, поэтому расстояние между Грецией и Турцией не было для него помехой.
– Не вижу логики, – заявил Элмер упрямо. – Почему именно Греция, а не Синайский полуостров, не Каспийское побережье и не дюжина других мест?
– Торни доверяет интуиции ничуть не меньше, чем фактам или логике, – сказал я. – Интуиция у него великолепная, и зачастую он оказывается прав. Если он говорит «Греция», значит так оно и есть, хотя, как мне кажется, этот наш гипотетический наблюдатель мог время от времени менять место проживания.
– Вовсе нет, – возразил Элмер, – в особенности если он только и делал, что рыскал вокруг в поисках добычи. Она наверняка оттягивала ему карманы. Переместить такую гору добра – это тебе не раз плюнуть. Судя по рассказу, он укрыл на Огайо несколько тонн поживы.
– Да нет же, не поживы! – воскликнула Синтия. – Ну как ты не поймешь! Ему нужны были не деньги и не предметы роскоши. Он собирал артефакты.
– Какой, однако, разборчивый, – хмыкнул Элмер. – Все артефакты из золота да из самоцветов.
– Не преувеличивай, – осадил я Элмера. – Золото и самоцветы могли быть лишь в том ящике, который разбился, а в других хранились, скажем, наконечники стрел и копий, образцы древних тканей, ступки и пестики…
– Доктор Торндайк считает, – сказала Синтия, – что ящики, которые довелось увидеть моему предку, содержали в себе лишь незначительную часть того, что удалось собрать наблюдателю. Быть может, в них он упаковал самые ценные предметы. А в других пещерах, где-нибудь в Греции, может находиться в сотни раз больше ящиков.
– Как бы то ни было, – заключил Элмер, – клад есть клад. Люди гоняются за любыми артефактами, а то, что они с Земли, я думаю, набавляет им цену. Артефакты распродают направо и налево. Многие богачи – ибо нужно быть богатым, чтобы платить такие деньги, – коллекционируют их. И потом, в парочке артефактов на каминной полке или на журнальном столике в кабинете есть свой шик.
Я кивнул, вспомнив, как Торни расхаживал по комнате, ударяя кулаком по ладони и метая громы и молнии. «Дошло до того, – восклицал он, – что археологи остались не у дел! Ты знаешь, сколько ограбленных городов мы обнаружили за последнюю сотню лет? Их раскопали и ограбили прежде, чем там появились мы! Различные археологические общества при поддержке некоторых правительств проводили одно расследование за другим – и ничего. Неизвестно ни кто совершал набеги, ни куда подевались артефакты. Их где-то складируют, а потом перепродают коллекционерам. Дело это прибыльное и потому хорошо организованное. Мы пытались добиться принятия закона о запрещении частного владения артефактами, но остались с носом. В правительстве слишком много таких, у кого рыльце в пушку, кто и сам коллекционирует. Кроме того, кто-то финансирует их противодействие принятию такого закона. В итоге мы попросту остались с носом. А из-за разгула вандализма теряем единственную возможность понять, как развивались те или иные галактические культуры».
Собачий лай сменился вдруг восторженным тявканьем.
– Загнали, – констатировал Элмер. – Загнали жертву на дерево.
Я дотянулся до кучки хвороста, принесенного Элмером, подбросил сучьев в огонь и помешал палкой угли. Язычки голубого пламени из разворошенных угольев потянулись к сучьям, вспыхнула, разбрасывая искры, сухая кора. Пламя словно обрело второе дыхание.
– Хорошая штука костер, – проговорила Синтия.
– Возможно ли, чтобы столь хилое пламя согревало даже таких, как я? – спросил Элмер. – Сидя рядом с ним, я ощущаю тепло, клянусь.
– Почему бы и нет? – ответил я. – Ты постепенно превращаешься в человека.
– Я человек, – сказал Элмер. – По крайней мере по закону. А если по закону, значит и во всем остальном.
– Как там Бронко? – подумал я вслух. – Надо бы его позвать.
– Он занят делом, – сказал Элмер. – Создает лесную фантазию из темных теней деревьев, шороха ночного ветра в листве, бормотания воды, мерцания звезд и трех черных фигур у костра. Картина, ноктюрн, стихотворение, быть может, скульптура – он творит все это одновременно.
– Бедняжка, – вздохнула Синтия, – он не знает отдыха.
– Бронко живет работой, – сказал Элмер. – Он мастер своего дела.
В темноте послышался сухой треск. Через несколько секунд звук повторился. Собаки, которые было замолчали, снова разразились лаем.
– Охотник выстрелил в того, кто спасался на дереве от собак, – пояснил Элмер.
Над лагерем воцарилось молчание. Мы сидели, представляя себе – я, во всяком случае, представлял – сцену в ночном лесу: собаки, скачущие вокруг дерева, наведенное ружье, вырвавшееся из ствола пламя и – темный силуэт, который падает к ногам охотника.
Внезапно мне показалось, что я слышу иной звук. Издалека донесся слабый хруст. Налетевший ветерок промчался по лощине и увлек звук за собой, но вскоре он возвратился, став громче и назойливее.
Элмер вскочил на ноги. Блики пламени засверкали на его металлическом теле.
– Что это? – спросила Синтия.
Элмер не ответил. Звук приближался. Он надвигался на нас, нарастая с каждым мигом.
– Бронко! – крикнул Элмер. – Скорее сюда. К костру!
Бронко тут же примчался, по-паучьи перебирая ногами.
– Мисс Синтия, – приказал Элмер, – забирайтесь.
– Что?
– Забирайтесь на Бронко и держитесь крепче. Если он побежит, пригибайтесь пониже, чтобы не удариться о сук.
– Что происходит? – спросил Бронко. – Что за шум?
– Не знаю, – отозвался Элмер.
– Рассказывай сказки, – проворчал я, но он не услышал, а если и услышал, то не подал вида.
Звук приближался. Он не шел ни в какое сравнение со всем слышанным мною до сих пор. Впечатление было такое, словно кто-то разрывает лес на кусочки: рев, скрежет, визг раздираемой древесины. Земля задрожала у меня под ногами, будто по ней колотили увесистым молотом.
Я огляделся. Бронко с Синтией на спине отступал от костра в темноту, готовый в любой момент припустить бегом.