Я снял с плеча лазерную винтовку, сжал ее в руке и оседлал Доббина.
– Оружие вам здесь не понадобится, – неодобрительно заметил он.
Я ничего не ответил, не хватало еще слушать каких-то долбаных лошадок.
Доббин развернулся, и мы поскакали в сторону города. Это было совсем не похоже на езду верхом. Нас не подбрасывало в седле и не раскачивало из стороны в сторону: мы двигались вперед, как по волнам, плавно поднимаясь и опускаясь.
А стены города все не приближались, то есть приближались, конечно, но не настолько, чтобы можно было разглядеть какие-то подробности. Я понял, что город находился гораздо дальше, а поле было гораздо больше, чем мне показалось при посадке.
– Капитан! – вдруг истошно завопил Тук у меня за спиной.
Я оглянулся:
– Что такое?
– Корабль! – надрывался монах. – Наш корабль! Они что-то с ним делают!
А ведь Тук был прав: обитатели планеты, кем бы они ни были, определенно что-то делали с нашим звездолетом.
Рядом с кораблем стоял какой-то странный аппарат. Он был похож на жирного жука с длиннющей тонкой шеей и маленькой головкой. И из этой своей маленькой головки агрегат распылял какую-то хрень на наш звездолет, из-за чего тот становился белым точь-в-точь как все остальные корабли-надгробья на посадочном поле.
Я заорал как безумный и потянул за удила. Толку никакого, с таким же успехом можно было пытаться управлять скалой: Доббин продолжал скакать вперед.
– Поворачивай! – крикнул я. – Назад!
– Обратного пути нет, благородный сэр, – ровным тоном ответил Доббин, скачка по полю никак не влияла на его голос. – Время поджимает. Мы должны достигнуть города, поспешить в укрытие.
– Нечего мне тут зубы заговаривать! Смотри! – Я поднял винтовку, прицелился, направив ствол вниз между ушей своей лошадки, и крикнул спутникам: – Всем закрыть глаза!
После чего легонько нажал на курок. Грунт посадочного поля отразил лазерный луч; вспышку я почувствовал, даже зажмурившись. Доббин встал на дыбы и завертелся, едва не касаясь поля то мордой, то хвостом, а когда я открыл глаза, мы уже скакали к нашему кораблю.
– Сумасшедший, этак вы всех нас убьете, – простонал Доббин. – Мы все умрем.
Я оглянулся. Лошадки послушно следовали за нами: очевидно, Доббин был вожаком табуна. Как ни странно, на поле не было заметно ни малейшего следа от моей лазерной винтовки. Да, я пальнул не со всей силы, но даже в этом случае в грунте должна была остаться дымящаяся лунка.
Сара скакала, прикрыв глаза ладонью.
– Вы в порядке? – спросил я.
– Псих ненормальный! – огрызнулась она.
– Я же заранее предупредил об опасности. Надо было всего-навсего зажмуриться.
– Вы крикнули и сразу выстрелили. Мы даже не успели ничего толком понять.
Сара убрала ладонь от лица и часто заморгала. Да, черт возьми, наша командирша была права, и если был шанс спустить на жертву всех собак, она всегда использовала его по полной программе.
А «жук» тем временем опрыскал корабль и теперь улепетывал в противоположную от нас сторону; судя по тому, как он двигался, у него под брюхом были колеса или гусеницы. «Жук» мчался, вытянув вперед свою длиннющую шею, и явно стремился как можно быстрее убраться с посадочного поля.
– Прошу вас, сэр, – взмолился Доббин, – мы лишь зря теряем время, с этим уже все равно ничего поделать нельзя.
– Еще одно слово, – пригрозил я, – и следующий луч попадет не в грунт, а прямо тебе между ушей.
Мы подскакали к кораблю. Доббин замедлил шаг, но я не стал ждать, пока он остановится, и спрыгнул на землю, хотя еще толком не представлял, что конкретно собираюсь предпринять.
Подойдя к звездолету, я увидел, что он покрыт какой-то хренью, похожей на белое матовое стекло. То есть не просто опрыскан, а именно покрыт целиком, ни дюйма металлического корпуса не осталось. Теперь от нашего корабля не было никакого толку: разве что, уменьшив в размерах, поставить его на каминную полку в качестве безделушки, которыми торгуют в сувенирных лавках.
Я погладил корпус ладонью: он был гладким и твердым, но ни на вид, ни на ощупь не имел ничего общего с металлом. Я постучал по звездолету прикладом винтовки: звук был похож на удар колокола, он докатился до стен города и эхом вернулся обратно.
– Что это, капитан? – спросила Сара.
Голос у нее заметно дрогнул: еще бы, ведь корабль являлся ее собственностью.
– Какое-то твердое покрытие, – ответил я. – Звездолет как будто запечатали, причем герметично.
– То есть мы не сможем попасть внутрь?
– Не знаю. Может, будь у нас кувалда, мы бы и смогли справиться с этой скорлупой.
Сара одним плавным и быстрым движением переместила свою винтовку из-за спины и приставила приклад к плечу. Надо отдать ей должное: она умела обращаться с этим допотопным оружием.
Выстрел прозвучал громко и отрывисто. Лошадки в ужасе отпрянули назад. Были отчетливо слышны и другие звуки: вой, едва ли не визг срикошетившей пули и гулкий ответ молочно-белого корпуса корабля. Однако никакого следа от пули не осталось: на гладкой поверхности корпуса я не заметил и самой крохотной вмятины.
– Даже не пытайтесь, глупые люди, – сказал Доббин, когда увидел, что я поднял свою лазерную винтовку. – Вы все равно не сможете ничего сделать.
Я крутанулся в его сторону:
– Кажется, я предупреждал… Одно слово – и луч между глаз.
– Насилием вы ничего не добьетесь, – ничуть не испугавшись, ответил Доббин. – А вот если останетесь здесь после захода солнца, то навлечете на себя очень быструю смерть.
– Но это же наш звездолет! – Я сорвался на крик.
– Он запечатан, как и все остальные корабли на этом поле, – сказал Доббин. – Для вас же лучше, что вы сейчас не внутри, а снаружи.
Мне совсем не хотелось это признавать, но я понимал, что конь прав: в данных обстоятельствах мы ничего не могли сделать. Лазерный луч моей винтовки не оставил ни малейшего следа на белом грунте посадочного поля, так что можно было не сомневаться: абсолютно все здесь – от кораблей до городских зданий – покрыто некоей непробиваемой субстанцией.
– Я очень вам сочувствую, – произнес Доббин без малейшего сочувствия в голосе. – Я знаю: вы потрясены до глубины души. Но все, кто оказывается на этой планете, остаются здесь навсегда. Однако это вовсе не означает неминуемую смерть. Нижайше прошу вас, сэр: оседлайте меня и едем отсюда поскорее.
Я вопросительно посмотрел на Сару, она молча кивнула. Да, Сара оценила положение вещей и пришла к тому же выводу, что и я, вот только я смирился с ситуацией менее охотно. Торчать здесь не имело смысла: корабль запечатан (как и с какой целью, непонятно), но утром можно вернуться и прикинуть, что делать дальше. Доббин с первого момента встречи талдычил о грозящей нам опасности. Конечно, это могло оказаться и неправдой, но в любом случае мы ничего не знали наверняка, а потому единственным разумным решением сейчас было прислушаться к вожаку табуна.
Я запрыгнул в седло, и Доббин, даже не дав мне сесть поудобнее, поскакал туда, куда считал нужным.
– Бесценное время потеряно, – посетовал он. – Теперь надо проявить храбрость, и тогда мы сможем добраться до города.
К этому времени бо́льшая часть посадочного поля уже была в тени, а светлым оставалось только небо. Сквозь стены города просачивался сумеречный свет.
Доббин сказал, что с этой планеты еще никто не улетал, но я рассудил, что вовсе не обязательно верить ему на слово. Возможно, кто-то задался целью удержать нас здесь, для чего опечатал наш корабль. Но в одном я был уверен: шанс свалить отсюда всегда может подвернуться, главное – быть готовыми и не упустить момент. Сдаваться нельзя, ни при каком раскладе.
По мере приближения к городу его стены становились все выше, и теперь уже можно было различить отдельные здания, которые совсем недавно выглядели как сплошная отвесная скала. Дома поднимались к самому небу, и с близкого расстояния разглядеть верхние этажи было просто нереально.
Город – как издали, так и сейчас – казался необитаемым: ни в одном окне не горел свет, если, конечно, в здешних домах вообще имелись окна. Причем невысоких зданий, характерных для предместья, тут вообще не было: как только посадочное поле заканчивалось, город резко взмывал вверх.
Лошадки, громко стуча полозьями, мчались вперед, словно табун, который стремится убежать от надвигающейся грозы. Езда на этих странных конях, стоило только приспособиться, оказалась вполне сносной, главное – расслабиться и, что называется, отдаться на волю волн.
До города было уже рукой подать, стали различимы улицы: я, во всяком случае, решил, что узкие черные щели, похожие на проломы в высоченной скале, были улицами.
Лошадки проскакали в один из таких проломов, и нас накрыл полумрак. Свет сюда мог попасть только в те моменты, когда солнце оказывалось прямо у тебя над головой. Улица уходила вдаль, и казалось, что в самом конце ее стены сходятся в единой точке. Одно из зданий стояло чуть глубже предыдущих, и в этом месте улица стала шире. Вниз от огромных дверей спускались просторные пандусы. Лошадки свернули и взбежали по пандусу в одну из распахнутых дверей.
Мы оказались в слабо освещенном помещении, причем свет исходил из больших прямоугольных панелей, встроенных в стены. Лошадки плавно подскакали к одной из таких панелей и остановились. Рядом с ней стояло какое-то низкорослое и горбатое существо, по виду его можно было отнести к человекоподобным гномам. И этот гном крутил диск, вмонтированный в стену рядом со светящейся панелью.
– Капитан, смотрите! – закричала Сара.
Но кричать было вовсе не обязательно, мы увидели это одновременно. На светящейся каменной плите появилась картинка. Поначалу она была смутная, как будто мы смотрели на морское дно, а вода была кристально прозрачной, только от ветра пошла легкой рябью.
Нашим глазам предстал странный, словно бы кровоточащий пейзаж: красная земля уходит к горизонту с малиновыми холмами, а на переднем плане – густые заросли желтых цветов. Но, как только я попытался понять, к какому из миров может принадлежать этот ландшафт, картинка изменилась. Теперь перед нами был мир зеленых джунглей с яркими вкраплениями пурпурно-красных цветов. Цветы, насколько я понимал, были тропическими, и за всей этой буйной растительностью ощущалось присутствие притаившегося животного зла: оно было настолько явственным, что у меня даже мурашки по коже побежали.