Запись оборвалась. Хортон захлопнул книгу и оттолкнул ее в сторону.
– Ну и что? – спросил Плотояд.
– А ничего, – ответил Хортон. – Сплошные заклинания. Я их, в сущности, не понимаю.
Глава 14
Хортон лежал у костра, завернувшись в спальный мешок. Никодимус шатался туда-сюда, подбрасывая дрова в огонь, и его черный металлический панцирь посверкивал в отблесках пламени красными и голубыми искорками. Вверху ярко сияли незнакомые звезды, а где-то у родника какая-то тварь горько жаловалась на жизнь.
Он устроился поудобнее, ощущая, как к нему подползает сон. Закрыл глаза, но не слишком крепко, и стал спокойно ждать минуты, когда сон подползет вплотную.
«Картер Хортон», – раздался в мозгу зов Корабля.
«Слушаю», – откликнулся Хортон.
«Я ощущаю присутствие разума», – сообщил Корабль.
«Плотояд?» – осведомился Никодимус, присевший у огня.
«Нет, не Плотояд. Мы узнали бы Плотояда, поскольку встречались с ним ранее. Его мыслительная система не являет собой ничего исключительного и не слишком разнится с нашей. Это присутствие разнится. Оно сильнее, проницательнее, острее, оно очень отлично, но смазанно и неотчетливо. Словно этот разум старается укрыться и не привлекать к себе внимания».
«Близко?» – осведомился Хортон.
«Близко. Рядом с местом, где находитесь вы».
«Тут никого нет, – заверил Хортон. – Поселение покинуто. Мы никого не видели за целый день».
«Если оно в укрытии, вы и не могли его видеть. Будьте настороже».
«А может, это пруд? – предположил Хортон. – Может, кто-то живет в пруду? Плотояд предполагает, что живет. И пожирает мясо, которое он взял себе в привычку туда швырять».
«Может быть, – согласился Корабль. – Кажется, Плотояд говорил, что в пруду не вода, а что-то больше похожее на суп. Вы не подходили близко к пруду?»
«Он воняет, – ответил Хортон. – К нему не подойдешь».
«Мы не можем засечь этот разум прицельно, – продолжал Корабль, – знаем только, что он где-то в вашем районе. Не слишком далеко от вас. Возможно, в укрытии. Избегайте риска. Оружие у вас при себе?»
«Разумеется, при себе», – заверил Никодимус.
«Это правильно, – одобрил Корабль. – Не теряйте бдительности».
«Хорошо, – ответил Хортон. – Спокойной ночи, Корабль».
«Минуточку, – произнес Корабль. – Еще один вопрос. Когда вы читали книгу, мы старались следовать за вами, но не сумели разобрать все до слова. Этот Шекспир – не древний драматург, а друг Плотояда, – что вы думаете о нем?»
«Человек, – ответил Хортон. – Вне всякого сомнения, человек. По крайней мере, череп у него человеческий и почерк неподдельно человеческий. Но в нем жило безумие. Возможно, вызванное злокачественной опухолью, по всей вероятности, раком мозга. Он пишет об ингибиторе, видимо антираковом, о том, что препарат кончается и, как только кончится, ему суждена смерть в страшных мучениях. Потому он обманом вынудил Плотояда пойти на убийство, потешаясь над дикарем при этом».
«Потешаясь?»
«Он потешался над Плотоядом беспрерывно. И давал тому понять, что потешается. Плотояд часто говорит об этом, так как был глубоко уязвлен и обида запала в память. Поначалу мне подумалось, что этот самый Шекспир был просто паршивец с комплексом неполноценности, желающий во что бы то ни стало, не подвергая себя опасности, потешить свое дурное самолюбие. А можно ли придумать для этого лучший способ, чем втайне издеваться над другими, поддерживая в себе иллюзию мнимого превосходства над ними? Так я, повторяю, предполагал поначалу. Теперь я думаю, что этот Шекспир просто помешался. Он подозревал Плотояда, внушал себе, что тот намерен его убить. И в конце концов убедил себя, что Плотояд рано или поздно с ним расправится».
«А сам Плотояд? Что вы думаете о нем?»
«Он нормален, – ответил Хортон. – Большого зла не причинит».
«Никодимус, а ты что думаешь?»
«Согласен с Картером. Он не представляет собой угрозы для нас. Да, я собирался сообщить вам – мы нашли изумрудные копи».
«Мы знаем, – заявил Корабль. – Открытие взято на заметку. Хотя подозреваем, что оно нам ни к чему. В настоящий момент нас не интересуют изумрудные копи. Впрочем, раз уж вы их обнаружили, на всякий случай прихватите с собой ведерко изумрудов. Нельзя ручаться, что где-нибудь когда-нибудь они нам не пригодятся».
«Будет выполнено», – заверил Никодимус.
«А вот теперь, – смилостивился Корабль, – спокойной ночи, Картер Хортон. Никодимус, стой бдительно на вахте, пока он не проснется».
«Я так и намерен сделать», – заверил Никодимус.
«Спокойной ночи, Корабль», – беззвучно сказал Хортон.
Глава 15
Никодимус тряс Хортона, пока тот не проснулся.
– К нам посетительница!
Хортон подскочил и стал выбираться из мешка. Он долго тер замутненные сном глаза, не в силах поверить тому, что увидел. Буквально в двух шагах от него, подле костра, стояла женщина. На ней были желтые шорты, белые ботинки, достигающие середины голени. И больше ничего. На одной из грудей была вытатуирована темно-красная роза. Женщина казалась высокой и гибкой, как ива. Талию охватывал пояс, а с него свисало оружие странного вида. На плечо был наброшен рюкзачок.
– Пришла по тропинке, – сообщил Никодимус.
Солнце еще не взошло, но первые лучи рассвета уже озарили планету. Утро выдалось мягкое, сырое и нерешительное.
– Если вы пришли по тропинке, – сказал Хортон не слишком внятно, полупроснувшись, – значит вы прибыли по туннелю?
Она восторженно захлопала в ладоши.
– Как замечательно! – воскликнула она. – Вы тоже говорите на старшем языке! Какое удовольствие встретить вас двоих! Я изучала ваш язык, но до самого этого дня мне ни разу не выпало случая им воспользоваться. Я всегда догадывалась, а теперь отдаю себе отчет, что произношение, какому нас учили, потускнело с годами. Я удивилась, но и была довольна, когда робот заговорил на этом языке, однако я не могла и надеяться, что встречу других…
– Странно звучат ее речи, – подметил Никодимус. – Плотояд выражается таким же языком, а он перенял язык от Шекспира…
– От Шекспира? – переспросила женщина. – Шекспир был древний…
Никодимус, ткнув пальцем вверх, показал на череп.
– Познакомьтесь с Шекспиром, вернее, с тем, что от него осталось.
Женщина взглянула в указанном направлении и опять захлопала в ладоши:
– Какое очаровательное варварство!
– Вот именно, – буркнул Хортон.
Она была худощава почти до костлявости, но в худобе как бы просматривался оттенок аристократизма. Серебряные волосы были туго зачесаны назад и собраны небольшим узлом на затылке, что подчеркивало худобу еще более. Глаза были пронзительно-голубые, а губы тонкие, блеклые и без следа улыбки. Даже когда она радостно хлопала в ладоши, улыбка не возникала. Хортон поневоле задумался: а способна ли она улыбаться вообще?
– Вы путешествуете в диковинной компании, – заявила она Хортону.
Хортон оглянулся. Из домика показался Плотояд, со сна помятый до смешного. Он потянулся, задирая руки высоко над головой, и зевнул, продемонстрировав свои клыки во всей красе.
– Сейчас приготовлю завтрак, – решил Никодимус. – Вы голодны, мадам?
– Умираю от голода, – ответила женщина.
– Мясо у нас есть, – ввернул Плотояд, – хоть и не свежеубитое. Поспешаю приветствовать тебя в нашем лагере. Называй меня Плотояд.
– Но плотояд – это нечто неодушевленное, – возразила она. – Это классификация, а не имя собственное.
– Он плотояд и гордится этим, – заверил Хортон. – Так он себя и прозвал.
– Шекспир наименовал меня так, – сообщил Плотояд. – Раньше я имел иное имя, но оно ныне не играет роли.
– Меня зовут Элейн, – сказала она, – и я рада познакомиться с вами.
– А меня Хортон, – отозвался Хортон. – Картер Хортон. Можете звать меня Картер, или Хортон, или и так и эдак.
Он выкарабкался наконец из мешка и встал.
– Плотояд упомянул мясо, – сказала она. – Не мог же он иметь в виду живую плоть?
– Именно ее он и имел в виду, – сказал Хортон.
Плотояд стукнул себя в грудь,
– Мясо хорошо для всех, – заявил он. – Оно движет кровь и кости. И взбадривает мышцы.
Она слегка содрогнулась.
– У вас нет ничего, кроме мяса?
– Можно устроить что-нибудь еще, – сказал Хортон. – Из наших походных запасов. Только пища в основном обезвоженная и, боюсь, не слишком вкусная.
– Ну ее к черту, – сказала Элейн. – Поем с вами мяса. Это же чистый предрассудок, что я воздерживалась от него столько лет.
Никодимус, заходивший ненадолго в домик Шекспира, появился с ножом в одной руке и куском мяса в другой. Отрезал от куска толстый ломоть, вручил Плотояду. Тот не медля присел на корточки и принялся рвать мясо зубами. По рылу, как обычно, потекла кровь. Хортон не мог не отметить выражение ужаса, мелькнувшее на лице гостьи.
– Наше мясо будет не сырое, а приготовленное, – заверил он. Подошел к штабелю дров для костра и, усевшись, приглашающе похлопал по соседнему полену. – Присоединяйтесь ко мне. А Никодимус будет кухарничать. Это займет определенное время. – И добавил повелительно, обращаясь к роботу: – Ты бы прожарил ее порцию хорошенько. Мне тоже пожарь, но с кровью.
– Тогда я начну с ее доли, – заявил Никодимус.
Поколебавшись, Элейн все же приблизилась к поленнице и, устроившись рядом с Хортоном, сказала:
– Знаете, это самая странная ситуация, с какой я сталкивалась когда-либо. Человек и робот, разговаривающие на старшем языке. Плотоядный, также владеющий им, и человеческий череп, прибитый над порогом. Вы двое, наверное, с одной из отсталых планет…
– Нет, – ответил Хортон, – мы прямиком с Земли.
– Быть того не может, – отозвалась она. – Никто не прибывает прямо с Земли. И сомневаюсь, чтобы даже там старший язык был сегодня еще в ходу.
– Но мы прилетели прямиком. Вылетели давно, более чем…
– Никто не вылетал с Земли вот уже более тысячи лет, – перебила она. – Земля не оснащена для дальних путешествий. Послушайте, с какой скоростью вы летели?