Глава 23
Когда Дункан шел по большому холлу, его окликнул Скрач.
— Вы не торопитесь, сэр? Не уделите ли мне немного времени? С вашей стороны было бы благодеянием, если бы вы поболтали со мной.
Дункан изменил курс и подошел к колонне демона.
— Леди Диана пошла посмотреть, как поживает колдун, а мои товарищи, видимо, заняты своими делами, так что я могу потратить немного времени на тебя.
— Вот и прекрасно, — обрадовался демон. — Но вам вовсе не обязательно стоять и вытягивать шею, чтобы смотреть на меня. Если вы поможете мне спуститься, мы сядем на каменную скамью в двух шагах отсюда. Моя цепь достаточно длинна.
Дункан протянул руки. Демон наклонился, Дункан взял его за талию и помог опуститься.
— Кабы не искалеченная нога, я бы сам спустился, — сказал Скрач. — Вообще-то я часто это делаю, но как — смотреть противно.
Он показал сведенные артритом руки.
— Они тоже не держат.
Они уселись рядом на скамью. Скрач дергал копытом, и цепь звякала.
— Я вам обяснял однажды, что меня зовут Скрач — официально юнг Скрач, но ни в коем случае не олд Скрач, поскольку это вульгарное наименование его милости, ведающего адскими операциями. Имя мое мне не нравится. Собачье какое-то. Даже грифон получил честное имя Хуберта, это вам не Скрач. Много лет сидя на своей колонне, я думал, какое имя я хотел бы носить, и в конце концов нашел такое, которым мог бы гордиться: Вальтер. Отличное имя и звучит так округло. Солидное честное имя, подходящее для солидного существа.
— Вот, значит, как ты проводишь время: придумываешь себе новое имя. Неплохой способ.
— Я думаю не только об этом, — возразил Скрач. — Я думаю о том, что было бы, если бы события пошли иначе. Отработал бы я учеником и был теперь старшим демоном, а может быть, и младшим дьяволом. Может, стал бы потолще, но вот в росте вряд ли прибавил бы. Я, знаете, коротышка, наверное, от этого все мои беды. Что путного может сделать коротышка? Ему предопределен провал.
— Ты, похоже, философски относишься к своему положению. Ты не накопил горечи, а многие накопили бы. И ты не скулишь, чтобы тебя жалели.
— А что изменится, если я стану злиться и скулить? Меня и так не очень любят, а хнычущих совсем уж не терпят. Впрочем, что говорить о любви? Кто станет любить демона? Некоторые жалеют, но жалость — это не любовь. А большинство смеются над моим сломанным хвостом и прочими уродствами. А смех, милорд, тяжело переносить. Если бы они чувствовали страх или даже отвращение, мне было бы легче.
— Я не смеюсь над тобой, — сказал Дункан, — и не испытываю чрезмерной жалости, но и не уверяю, что люблю тебя.
— Я этого и не ожидаю, — отозвался демон. — Если бы человек говорил, что любит меня, я подозревал бы какую-то тайную причину.
— Поскольку я признаюсь, что не испытываю любви к тебе, и ты не ставишь мне этого в вину, могу я задать тебе один честный вопрос?
— Буду рад.
— Что ты можешь сказать мне об орде зла? Я думаю, что ты кое-что слышал от колдунов.
— Слышал. Мне кажется, вы кое-что знаете и сами. Вы же не так давно сражались с ордой.
— Лишь с небольшой частью, в основном, с безволосыми, хотя там были и другие. Я не знаю, много ли их и сколько видов.
— Безволосые, если я правильно понял суть вашего выражения, — пояснил Скрач, — это пехота, стражники для грязной работы. В каком-то смысле они не подлинное зло, не члены орды. Это кости и мышцы, в них очень мало, а может быть и вовсе нет магии.
— А остальные? Я говорил с одним типом, который видел их. Он рассказывал о бесах и демонах, но думаю, он пользовался знакомыми названиями, общими для злых сил. В нашей схватке по ту сторону стены я убил одного из таких, а Тайни убил другого. Они не были ни бесами, ни демонами, но я не знаю, кто они.
— Вы совершенно правы, — подтвердил Скрач, — они не бесы и не демоны. Бесы и демоны из нашего мира, а эти пришли со звезд. Это отродье других миров, которые как я подозреваю, не похожи на наш. Отсюда вывод, что зло, которое они сеют, не похоже на земное зло. У них немыслимое количество форм. Самые чуждые — просто сгустки живой крови. Их мотивы, привычки и образ действий тоже, я полагаю, не соответствует земным злым существам. Вы столкнулись с таким созданием, какого не могли вообразить, да и вряд ли возможно вообразить такое.
— Мне сказали, что это не орда, а улей. Что это значит?
— Не знаю. Я, как вы понимаете, знаю о них только по слухам.
— Понимаю. Но вот насчет улья. Как-то я разговаривал с почтенным пчелиным мастером, и он рассказал мне, как роятся пчелы. Есть тут что-то похожее?
— Мне посчастливилось слышать один разговор, правда, очень короткий. Вполне возможно, что он относится к этому делу о роении.
— Расскажи, пожалуйста.
— В то время, когда орда опустошала этот район и собиралась разорять Северную Британию, члены орды иной раз складывались как бы в одну живую массу. Вроде как пчелы. Те, кто говорил, слышали об этом от различных наблюдателей и были в большом недоумении относительно этих действий орды. А в другое время отдельные члены орды, когда не занимались разрушением, держались по отдельности или очень небольшой группой. Но перед разрушением, как говорили наблюдатели, они обязательно собираются в большой рой…
— Постой, погоди минутку. Мне говорили, что орда, опустошая местность, создает себе условия для процесса омоложения.
— Знаете, — возбужденно сказал Скрач, — пожалуй, в этом что-то есть. Я никогда не слышал о ритуалах омоложения, но они вполне возможны. Общий сбор всего зла, личный контакт каждого с каждым, и из этих контактов может возникать неизвестная сила, обновляющая их. Как вы считаете? По-моему, звучит резонно.
— Я тоже так думал и рад, что ты разделяешь мое мнение.
— Это объясняет роение.
— Пожалуй. Хотя тут так много факторов, так много того, чего мы не понимаем и вряд ли поймем.
— Правильно, — согласился Скрач, — но все-таки это хорошая гипотеза. Ее стоит разработать. Вы говорили с Кутбертом. Что он думает об этом?
— Мы не говорили о роении. Я высказал теорию омоложения, но он, кажется, мало об этом думал. Он сказал, что орда боится чего-то и, возможно, собиралась воедино, чтобы ударить, но по каким-то причинам не решилась. Скажи мне вот что, Скрач: если бы тебе пришлось принимать чью-то сторону в этом деле и нельзя было бы уклониться, чьей стороны ты стал бы держаться?
Демон подергал копытом.
— Вам покажется странным, но если бы я был вынужден выбирать, я стал бы на сторону людей. Может, я унаследовал зло, но зло человеческое или, по крайней мере, земное. Объединиться с чужим злом я просто не в силах. Я их не знаю, они меня не знают, мне было бы неуютно с ними. Зло есть зло, но у него разные варианты, которые не всегда можно совместить.
Послышались шаги. Дункан обернулся.
Диана, все еще в зеленом платье, как бы плыла по ступеням лестницы.
Дункан встал. Скрач тоже поднялся
— Скрач, — осведомилась Диана, — зачем ты сошел со своего столба?
— Миледи, — обяснил Дункан, — я просил его спуститься и посидеть со мной. Для меня это удобней, иначе я должен был бы стоять, задрав голову, чтобы видеть его.
— Он не надоел вам?
— Отнюдь нет. Мы приятно побеседовали.
— Полагаю, что мне лучше вернуться обратно, — заметил Скрач.
— Подожди, — повернулся к нему Дункан, — я тебе помогу.
Он поднял демона, чтобы он мог держаться своими искривленными руками и забираться наверх.
— Мы с тобой хорошо поговорили, — сказал Дункан, — спасибо.
— Вам спасибо, милорд. Мы еще поговорим?
— Почти наверняка, — ответил Дункан.
Он повернулся к Диане. Она стояла у входной двери, ожидая его.
— Я подумала, не пройтись ли нам. Я показала бы вам окрестности.
— С наслаждением. Очень мило с вашей стороны.
Он предложил ей руку, и они стали спускаться по ступеням высокого крыльца.
— Как чувствует себя Кутберт? — Спросил Дункан.
— Хуже, чем вчера. Я беспокоюсь о нем. Он кажется каким-то неразумным. Сейчас он уснул.
— Может быть, мой визит…
— Нет, вы тут ни при чем. Его нездоровье усиливается с каждым днем. Случаются хорошие дни, но не часто. По-видимому, ему стало плохо, когда я уезжала. Я бы не оставила его, но он сказал, что с ним все в порядке и он обойдется без меня.
— Вы его очень любите?
— Он был для меня отцом с тех пор, как я была младенцем. Нас только двое.
Они шли по тропинке парка позади замка.
— Вы, конечно, считаете, что я груба со Скрачем, — сказала Диана.
— Мне кажется, чуточку грубы. Неужели он не имеет права спуститься со столба и посидеть на скамейке?
— Он всем надоедает. Теперь посетители у нас редки, но в былые времена в замок приезжали многие, и он всегда приставал ко всем, чтобы они слушали его глупую болтовню. Кутберт считал — да, наверное, и не он один — что Скрач не в себе.
— Понятно. Но он, в сущности, в полном порядке. Конечно, я не знаток в демонах…
— Дункан…
— Да?
— Давайте бросим этот дурацкий разговор. Мне надо кое-что сказать вам, и если я не скажу сейчас, потом у меня не будет сил.
Она остановилась у поворота тропинки.
Он встал перед ней и увидел бледное и осунувшееся лицо.
— Надеюсь, ничего плохого?
Он был испуган ее видом.
— Как сказать. Помните, час тому назад вы собирались скоро уходить, а я ответила — не торопитесь, отдохните.
— Да, помню.
— Я должна была сказать вам тогда, но не смогла и ушла, чтобы собраться с духом.
Он хотел что-то спросить, но она жестом остановила его.
— Я не могу ждать. Я должна сказать сейчас. Дункан, дело в том, что вы не можете уйти. Вы никогда не выйдете из замка.
Он слушал, но слова не доходили до него, он не мог им поверить.
— Этого не может быть, — проговорил он. — Я не могу…
— Я не могу объяснить. Но вы не сможете уйти. И никто не может вам помочь. Это часть колдовства, и его нельзя разрушить…