Огаст отступил назад и вознегодовал:
Нет! Все было не так! Нас купали в прелестной ванночке, и Мардж меня чуть не утопила… Но, в конце концов, это чересчур… Эджи! Позволь напомнить, Эджи, она твоя будущая жена!
Ну почему сразу «жена»? Мы всего лишь помолвлены…
Изящная лампа на столе освещала кресло, в котором непринужденно расположилась молодая особа, скрестив ноги на американский манер. Она помешивала в чашке сахар. Если бы Картрайт мог посмотреть на девушку непредвзято, то заметил бы, что ноги у нее стройные и загорелые, фигура — статная и гибкая, а на свежем лице — ни следа пудры или румян. Но у Гасси имелся собственный, особый взгляд на Маргарет Уолтроп: их, всех троих, связывала общая тайна. За прошедшие несколько лет тайна потускнела и усохла до скромных размеров секрета, и оценить разрушительную силу такого знания мистер Картрайт затруднялся.
Аккуратная, коротко стриженная голова Мардж казалась ему похожей на змеиную, а статью она напоминала молодому человеку кобру, собравшую кольца перед решительным броском. Черты лица юной особы были острыми и резкими, а глаза сверкали как рыбья чешуя. Даже серебряная ложечка в ее руках позвякивала о край чашки так, словно хирургический инструментарий болтался в стерилизационном боксе: Маргарет изучала медицину в каком-то американском колледже, доучивалась в Париже и могла бы сделать заметную научную карьеру, выковыривая для взвешивания камни из почек тамошних клошаров. Но своенравная леди жаждала признания на родине, поэтому вернулась в Лондон и некоторое время проработала в муниципальном госпитале — хирургом!
Так что единственная дочь его опекуна, сэра Эндрю Уолтропа, заслуженно считалась особой упрямой и радикальной — мало найдется тех, кто рискнул бы назвать ее «леди». Однако мистер Честер был не робкого десятка:
Еще чашку чая, леди Уолтроп?
Доктор Уолтроп!
Как угодно вашей милости…
Будущий лорд Глэдстоун сразу же поспешил на выручку своему дворецкому, вооружившись открытой белозубой улыбкой, которая приводила в восторг светских хроникеров и кинооператоров, производивших съемку спортивных турниров:
Камрад Маргарет, прекращай угнетать мою прислугу! — мистер Горринг опустился на стул, который ему услужливо придвинул лакей.
Огаст остановился за его мускулистым плечом и очень вежливо уточнил:
Здравствуйте, доктор Уолтроп. Неужели ты получила лицензию?
Мардж бросила на него взгляд, рассыпавшийся пучком электрических разрядов, саркастически скривилась и повернула надменный профиль в сторону дворецкого.
Мистер…э… вы действительно состоите на службе у этих джентльменов?
В настоящий момент — да! — ответствовал мистер Честер.
Тогда мне вас жаль! Возьмите, — Мардж щелкнула замком сумочки и положила на опустевший поднос купюру. — Мистер Горринг придерживается философии всеобщего равенства чаевых, но несколько стеснен в средствах…
Нам платят достаточно, миледи, но все равно — спасибо! Можно разливать чай.
Втягивать прислугу в обсуждение частных финансовых проблем — признак скверного воспитания, такой поступок не заслужил бы одобрения сэра Эндрю, как и большинство выходок его дочери. Единственное, что объясняло, но не оправдывало, ее поведение, — происхождение. Увы, Маргарет появилась на свет в результате мезальянса. Как еще можно назвать брачный союз британского аристократа и американской мисс из семьи богатого дельца? Питсбургский угледобытчик слыл человеком простым, чтобы не сказать вульгарным, и его внучка унаследовала не только твердую руку и выступающий подбородок вкупе с солидными средствами, но и абсолютное презрение к светским условностям.
Огаст отломил кусочек печенья, отряхнул салфеткой пальцы и попытался перевести беседу в более подобающее русло:
Маргарет, ты прекрасно выглядишь! Как тебе удалось разыскать нас здесь?
Сам не догадываешься, Гасси? Странно. Из вас двоих ты всегда считался более умненьким мальчиком, — фыркнула Мардж. — Допустим, меня пригласила в гости графиня Таффлет, когда звонила рассказать про очередную шуточку Горринга: ни свет ни заря выскочить из угольного подвала и изображать ненормальных! Джентльмены, вам незачем было прикидываться придурками: вы таковы от природы!
Ладно, пусть я паразит на теле британского общества. Но Гасси-то причем? Ему ты вообще должна сказать «спасибо»!
Интересно, за что?
Как минимум за то, что сидишь здесь, а не в лагере для интернированных….
Значит, это Гасси устроил? Прогнулся перед папочкой? — Мардж нахмурилась.
Мардж, при чем здесь «прогнулся»? Между прочим, подбитый шлюп, адмирал Синклер предлагал сэру Эндрю послать за тобой десантную посудину — крейсер или какой-никакой миноносец, и морская пехота приволокла бы тебя в Портленд с мешком на голове… Ага…
Что?!?
Но Гасси убедил стариканов, что миссия Красного Крест» — более респектабельно.
В Красном Кресте работают очень многие леди и даже коронованные особы, — приосанился Огаст. — И потом, все, чем ты там занималась, — противозаконно!
Противозаконно помогать людям? А подменить мои документы, чтобы меня запихали в самолет с диппочтой и отправили в Лондон, как посылочный ящик, — законно?
У тебя не было вообще никаких документов! Иначе в наше ведомство не прислали бы запрос…
Огаст попытался пихнуть увлекшегося подробностями Эджи под столом, но спортсмен ловко уклонился. Пришлось успокаивать леди-доктора самому:
Маргарет, мы просто исполнители, нам приказали подготовить документы, что ты сотрудник Красного Креста, и отослать. Разве предосудительно числиться в миссии, если твоя цель — помогать больным и беженцам, а не создавать проблемы сэру Эндрю?
Раздосадованная Мардж передернула плечами под темно-синим жакетом, нервно поправила платочек — левые взгляды избавили леди Уолтроп от ювелирных украшений, их место занял шелковый треугольник бесцеремонно шафранового цвета. Словно маленькая льдинка кольнула Огаста и растаяла: тюрбаны такого же цвета носила прислуга мистера Сингха. Один из них только что проскользнул по галерее с ужином на подносе — его было видно в открытую дверь. Тяжелые пряные запахи тянулись за ним, как мантия за вице-королем Индии. В носу засвербело: он ненавидел восточные специи!
Чхи! Простите…
Гасси, что с тобой? Ты такой бледный!
Не… — чхи… — ничего!
Мардж встала и направилась к нему.
Лупите своего сынка,
За то, что он чихает.
Он дразнит вас наверняка,
Нарочно раздражает![24]
Эджи, заткнись! Огаст, а папа знает, что ты потащился за Горрингом в деревню?
Ап-чхи!.. Знает… — чхи! — Я здесь по служ… — чхи!! — Ну, что за напасть, — стенал Огаст, уткнувшись в платок.
Вот я ему сейчас позвоню и спрошу!..
В поместье нет телефона!
Кошмар! Опять твои штучки, Эджи? Изображаешь потомка короля Стефана[25] в родовом замке, а у Гасси слабые легкие и сенная лихорадка. Надо срочно промыть ему нос теплой водой… и забрать отсюда в Лондон!
Ни за что! Маргарет, я абсолютно здоров, и буду жить в Девоншире и наслаждаться готикой ровно столько, сколько захочу! — Огаст встал и швырнул на стол салфетку. Ему до слез хотелось в Лондон, но даже ради такого вселенского счастья он не готов принять участь быть пациентом доктора Уолтроп. — Спасибо за чай, мистер Честер. Я иду спать. Доброй всем ночи!
Спать было еще слишком рано — Огаст нырнул в темный «трофейный зал», укрылся за громадой бегемота как за редутом, открыл окно и закурил. Пепел улетал во влажный сумрак, из распахнутых окон на террасе, примыкавшей к «графским апартаментам», в которых с комфортом разместились джентльмены с полуострова Индостан, доносились ритмичная музыка, смех, запах курящихся благовоний, а звуки чужого, гортанного диалекта напоминали заклинания…
Он отпрянул от окна и с шумом опустил раму. Смутные тревоги последних дней вдруг сложились как кусочки головоломки, обрели четкость и завершенность: черные куриные перья и капельки крови на заднем дворе. Шелковый платок, серебряная монетка, зашитая в его угол, пара крепких, смуглых рук и циничная ухмылка. Индийские гости съедят свои ритуальные кушанья и отправятся за жертвой.
Кого выбрать, чтобы быстро и бесшумно удавить шелковым платком в этом доме? Только его. Больше некого. Мелкая дрожь волнами прокатывалась по телу Огаста: собственная смерть представилась ему скорой и неотвратимой. Он почти обрадовался, когда его экзистенциальное одиночество нарушил Эджи. Школьный друг — единственный, кому Огаст был рад на краю пучины отчаяния.
Гасси, ты, что ли? Торчишь здесь один, в потемках, как призрак?
Я прячусь, — шепотом ответил мистер Картрайт.
Мардж уже собирается уходить… — Эдвард устроился рядом на подоконнике.
Слушай, Эджи, можешь оказать мне услугу?
Могу, конечно, что за глупый вопрос!
Помнишь мои запонки с черным ониксом? Из — за которых я повздорил на аукционе с младшим Аскоттом?
Горринг кивнул.
Когда я умру, не продавай их ему!
Да что ты, Гасси, лучше я твои запонки в Темзу выброшу!
Книги отошли, пожалуйста, в библиотеку колледжа; а мои галстуки, часы, брелоки, мои клюшки — даже две новые… все оставь себе!
Гасси, старина, тебе в самом деле так плохо? — забеспокоился Эдвард. — Послать за врачом?
Врач мне не поможет. Никто не поможет. Потому оставь себе все… что сочтешь нужным… — Огаст едва сдерживался, чтобы не всхлипнуть. — Только мою маленькую вышитую подушечку отдай экономке. Миссис Крэйг — добрая женщина, она уже столько лет обо мне заботится… — он сжал ладонь Эдварда ледяными пальцами.
Погоди, Гасси, может, все как-то обойдется?
Нет. На этот раз — нет! Я умру сегодня ночью.
Повисла тяжелая пауза.
Туги всегда завершают ритуал темной Богини, — прошептал Огаст.
Душители? — глаза Эджи округлились и заблестели от предвкушения риска, он тоже перешел на шепот и кивнул в сторону апартаментов потомка раджи. Ты серьезно? Думаешь, они туги? Сейчас посмотрим…