Прислуга носилась по дому со скоростью крылатых купидонов, непрерывно болтая о том, что происходит в деревне. Там уже готовили карусель и прочие аттракционы, растягивали провода с цветными фонариками, у здания суда садовники расставляли горшки и кадки с цветами, а потом с упорством жителей пустыни опрыскивали их перед решающим конкурсом. Торговцы раскладывали свои товары под полосатыми тентами, а ребятишки кружили вокруг, прикидывая, на какие сладости и игрушки им хватит монеток, собранных в пузатых свинках-копилках, пока их матери меняют привычные передники на нарядные платья.
На окраине уже растягивал купол цирк-шапито, зазывалы в потрепанных клоунских костюмах взобрались на ходули и бродили вокруг ярмарочной площади, обещая чудеса и диковинки на вечернем представлении. Ветер сдул с неба последние облачка — их ждет теплая, звездная ночь.
В Энн-Холл явился мальчишка-грум с письмом от графини Таффлет. Должно быть, он чувствовал себя настоящим королевским глашатаем, когда вручил мистеру Горрингу старомодный кремовый конверт и получил от него взамен полновесную гинею! В конверте оказалось приглашение на благотворительный аукцион, который леди Делия по традиции устраивала в финале цветочной выставки, а также собственноручная записка графини с просьбой заехать за мисс Львовой и леди Уолтроп. Сама леди Делия, как и ее транспортное средство, будут слишком заняты в подготовительном комитете, чтобы отвезти девушек.
Мистер Горринг собирался играть в крикет и прохаживался по двору, одетый в бриджи и пуловер, примеряясь к молоткам, обнаружившимся в особняке. А вот Огаст совершенно не представлял, какая одежда может быть уместна на сельской ярмарке. Какое- то время он сокрушался о скудости своего гостевого гардероба, растянувшись на канапе среди мягких подушечек, потом со вздохом взглянул на часы и пересел к трюмо. Подобрал волосы вверх, повернул голову, чтобы оценить профиль, и спросил у зеркальной глади, как королева из волшебной сказки:
Если я подстригу волосы, меня оставят в покое?
Нет, — ответило зеркало голосом мистера Честера. — Вы слишком ценный трофей!
Огаст улыбнулся: мысль о незримых и опасных преследователях приятно будоражила. Жаль, что зеркало не умело льстить с таким же изяществом, как дворецкий. Оно безжалостно сообщало, что ресницы у него выгорели, губы пересохли и потрескались, а предательская тень загара все же успела тронуть скулы и лоб.
Ни в коем случае не следует больше выходить из дома без кепи! Он взял щетку с черепаховой ручкой, украшенной гербом какого-то исчезнувшего благородного семейства, и отбросил волосы назад:
Тогда я хотя бы стану похож на человека, у которого есть охотничьи угодья?
Мистер Картрайт, вы дипломат, вас ждет блестящая карьера. Скоро весь мир превратится в ваши угодья. Берегите каждый свой волос! — заверил его дворецкий и отобрал щетку. Огаст не стал препятствовать и всецело доверил свой стиль и образ искушенному вкусу мистера Честера.
В конце концов, модно только то, что носишь ты сам[43], то, что носят другие, — безобразно и отвратительно!
Мисс Львова только-только успела завершить организационные хлопоты, вернулась и еще прихорашивалась в своей комнате. Мистеру Горрингу и Огасту не осталось другого выбора, как принять извинения юной леди, расположиться в гостиной и потягивать лимонад в обществе Маргарет, которая курила сигарету и надписывала конверты. Придется заехать на почту, уведомила их доктор Уолтроп, ей срочно потребовались европейские медицинские журналы со статьями о методиках лейкотомии[44] и других операций на мозге, используемых в психиатрии.
Визит за неприступные стены богадельни доктора Рихтера произвел неизгладимое впечатление на его молодую коллегу, и скрывать это впечатление она не собиралась. В санатории для нервных больных, или даже в психиатрической клинике, не требуется так тщательно соблюдать стерильность. Такие меры нужны только там, где оперируют. Постоянно оперируют. Маргарет почти уверена: этот талантливый иностранный хирург— а доктор Рихтер безусловный талант, судя по тому, что они сегодня видели, — занимается тем, что изо дня в день кромсает британские мозги, не имея на то никакого законного права. Существует достаточно научных работ о том, что хирургическим воздействием на нейронные связи лобных долей мозга с другими отделами можно скорректировать психическую болезнь, избавить от непереносимых болей, изгнать вредные привычки, лишить человека памяти или изменить личность! Но скальпель хирурга — по ошибке или намеренно — может превратить в слюнявого идиота с синдромом лобной доли не только буйнопомешанного, но и фактически любого здорового человека. Потому пока в Британии существует демократия, такие операции должны осуществляться исключительно по решению суда. Иначе государство очень быстро скатится к произволу, существующему у германских национал-социалистов, вернувших в медицинскую практику эксперименты на сумасшедших и представителях «низших рас».
Вполне возможно, что покойный доктор Форестер собрал вопиющие факты об экспериментах «психиатра», даже сделал записи, которые затем похитили, и погиб по этой причине. Опытному хирургу вполне по силам убить человека, ткнув спицей в глаз. И сообщников у него сколько угодно — например, санитары.
Они и пролезли через угольный подвал, пытались вытащить тело через окно — но просто не успели.
Маргарет, дорогая, не стоит сгущать краски! — скептически поморщился Огаст. Сейчас он чувствовал себя невольным сообщником доктора.
Тем временем мистер Горринг, так и не получивший утром допуска в медицинское святилище, успел заскучать под влиянием просветительской лекции своей суженой, взял с воздушной этажерки колоду карт, перетасовал их жестом профессионального чародея и принялся раскладывать пасьянс. Он поддержал Огаста:
Нет никаких доказательств, что мистер Рихтер занимается чем-то незаконным.
А этот бедолага, которого он нам сегодня показал? Эджи, ты хоть представляешь, сколько надо практиковать, чтобы сделать такую операцию?
Но бедолага как раз жив, а без операции он бы умер — правильно я понимаю?
Жив… — Маргарет смяла недокуренную сигарету в пепельнице, задумалась, описала окурком большой круг в воздухе. — Но должны быть и те, кто умер. При значительном числе сложных операций смертей не избежать. Куда-то он должен девать трупы?
Может, их кремируют? Например, договаривается с коронером…
Нет, Огаст, ты же сам слышал: он не в ладах с местным сообществом и не станет посвящать никого из них в свои секреты, тем более коллегу. Эджи, ты неплохо знаешь эти края, подумай, где удобнее всего устроить маленькое неприметное кладбище?
Хм… — Эдвард отвлекся от пасьянса и придал лицу выражение, свойственное гениальным сыщикам из кинематографических лент. — Это элементарно, коллеги! Они сбрасывают мертвецов в подпол.
Издеваешься?
Ничуть. Мардж, старушка, под всеми строениями в этом чертовом поселении есть подземелья — мы с Гасси успели туда заглянуть и узрели, где старые кости лежат!
Гасси, скажи мне, что твой приятель шутит.
Нет. Мы действительно видели… — посерьезнел Огаст.
Представь, Гасси решил, что это запчасти от Малютки Бетти из считалочки!
Малютка Бетти? Вы тоже слышали песни Малютки Бетти, мистер Картрайт? — зазвенел у них над головами хрустальный голосок мисс Львовой. Она как раз вошла в гостиную, но остановилась у этажерки и беспокойно оглянулась: — Знаете, говорят, ее неуспокоенная душа до сих пор бродит вокруг замка, поет и плачет. С теми, кто услышит плач Малютки Бетти, в течение года случится большая беда…
Глаза чувствительной девушки наполнились слезами и были сейчас прекрасны, как у кинодив с крупных планов в немых лентах. Молочную белизну кожи подчеркивало платье персикового цвета — затканный сложными узорами китайский шелк струился и переливался богатством оттенков, длинная нитка жемчуга терялась в драпировках. Волосы Анны были подхвачены высоким черепаховым гребнем, такие обожали модницы в начале прошлого столетия — абсолютный demode[45]. И этот наряд, и она сама были слишком хороши для прогулки по сельской ярмарке. Княжна Львова была восхитительно несовременной юной леди!
Глупости, — передернула плечами Маргарет.
Действительно, не берите в голову, мисс Львова! — поспешил успокоить юную красавицу Эдвард. — Такие поверья — сплошная ерунда! В Оксфорде тоже болтают, что если лодка во время регаты выбьется в лидеры уже за мостом и получит приз, то все ребята из команды умрут в ближайшие пять лет. Мой дядя, лорд Глэдстоун, был рулевым в такой проклятой восьмерке, но продолжает коптить небо уже больше двадцати лет после того происшествия! Поехали скорее, иначе леди Делия нам устроит аутодафе за опоздание на цветочный аукцион.
XVI
Май, 14, 1939 г., воскресенье 17–15 по Гринвичу
Энергии почтенной леди Делии можно было только позавидовать: она укатила с утра пораньше по каким-то делам, дав молоденькой компаньонке с десяток поручений, велела не беспокоиться о ней, но обязательно возвратиться в коттедж за леди Маргарет, дождаться джентльменов и ехать на ярмарку вместе с ними.
Когда респектабельный «Ролс-Ройс» из Энн-Холла доставил всю четверку в деревню, крокетный матч уже успел закончиться, но до конкурса садоводов с последующим аукционом оставалось чуть больше часа. Сама леди Делия еще не появилась в цветочном павильоне, так что канонику пришлось лично знакомить почетного члена жюри — капитана Пинтера — с его обязанностями, экспозицией и даже планом реконструкции кладбищенской часовни, на которую должны были пойти собранные средства.
Чтобы избегнуть плачевной участи слушать монотонные разглагольствования каноника вместе с коммандером, молодежь всей компанией двинулась к рыночной площади — прогуляться вдоль торговых рядов. Огаст подарил мисс Львовой три невесомых воздушных шарика; а леди Уолтроп выбрала себе яблоко в карамели и тут же поругалась с мистером Горрингом, кому из них платить за это приобретение. Эдварду все же удалось соблазнить продавца крупной купюрой, обиженная Маргарет швырнула надкушенное яблоко в урну, развернулась и зашагала в сторону цирка, остальным пришлось прибавить шагу, чтобы угнаться за леди-доктором.