– Леня, Леня! – кричал майор.
Его голос становился все глуше и глуше. Кашляя от попадавшего в рот едкого дыма, Боков быстро зашагал прочь, а потом побежал на голос, стремясь сократить расстояние между собой и Девяткиным. Тут надо о себе подумать, как бы самому не заблудиться, не потеряться.
– Мы тут, мы тут! – кричал он на ходу. – Тут мы!
Наконец он нагнал Девяткина, попил воды из бутылки. Стало легче, но ненадолго. Минут через десять слабость вернулась. Ноги снова сделались ватными, непослушными. И, правда, запросто сдохнешь в этом дыму. Того и гляди, хватит тепловой удар. И не очухаешься.
– Леня, Леня, мы здесь! – продолжал кричать Девяткин. – Мы здесь…
Голова Бокова закружилась сильнее, тошнота подступила к самому горлу. Он не удержался и окликнул майора. Тот остановился, обернулся назад.
– Юрий Иванович! – Боков вытер сочившиеся из глаз слезы. – Привяжите меня к себе веревкой. На всякий случай, чтобы, когда я упаду… Чтобы вы знали, что я того…
– Обратно к машине дорогу найдешь?
– Нет, что вы, – помотал головой Боков.
Девяткин не стал возражать. Раскрыв сумку, он достал веревку, один конец привязал к брючному ремню Бокова, другой обмотал вокруг своей талии. Затем вытащил из сумки белую тряпку, полил ее водой, протянул Бокову.
– Обвяжи вокруг головы, чтобы закрывала рот и нос. Станет легче дышать.
– А вы как же? – спросил Боков.
– Во-первых, тряпка только одна, – ответил Девяткин. – Во-вторых, в тряпке я кричать не смогу.
Не тратя времени на разговоры, он пошел дальше. Боков, как корова на веревочке, потрусил за ним. Через полчаса он окончательно выдохся и сел на траву, объявив, что идти дальше не может.
– Черт, навязался ты на мою голову, – в сердцах проговорил Девяткин. – То у тебя сердце, то удушье, то слабость… Придется обратно идти.
– Придется, я уже насмерть отравился, – ответил Боков.
И они пошли в обратном направлении, не подозревая, что в двухстах метрах от них лежал истекающий кровью умирающий Тимонин.
Добравшись до машины, долго отдыхали, приканчивая остатки воды из канистры. Наконец, Девяткин сел за руль, развернул машину и погнал ее к Москве.
Глава 12
Возможно, Леонид задохнулся бы дымом и тихо скончался от удушья, но ветер, неожиданно поменявший направление и набравший силу, спас его. Он подул в сторону пожара, рассеял, отогнал удушливый дым, и задышалось легче. Глотнув свежего воздуха, Тимонин пришел в чувство.
Он долго сидел на земле, борясь с головокружением, разглядывал свою исцарапанную грудь и руки в сухих чешуйках запекшейся крови. Через четверть часа смог подняться и, подхватив портфель, побрел по лесу, спотыкаясь на пеньках и кочках. Через час он достиг торфяного поля, со всех сторон окруженного лесом, а впереди метрах в пятистах увидел широкую лесную просеку, вдоль которой торчали опоры высоковольтной электролинии. Вот она, дорога, которая ведет к людям. Чтобы срезать путь, он пошел через дымящееся поле…
Тимонин и вправду был близок к цели. Высоковольтная линия электропередачи пересекала автомобильную магистраль всего в четырех с половиной километрах от того места, где он находился. Оставалось последнее усилие, час с небольшим пути…
Ветер снова стих, дым наползал на просеку со всех сторон, но здесь с дороги уже трудно было сбиться. Прошагав пару километров, Тимонин услышал за спиной отчетливый механический шум, доносившийся с неба, и, остановившись, завертел головой. Шум приближался. Со стороны леса по направлению к просеке низко летел вертолет «Ми-8» ядовито-зеленого цвета.
Тимонин мгновенно оценил ситуацию.
Он рванулся вперед, запрыгал, замахал руками. Нет, он не мечтал обратить внимание летчиков на собственную персону, а хотел предупредить экипаж вертолета о близкой опасности. Если опоры электролинии еще слабо угадывались в дыму, то высоковольтные провода оставались совершенно невидимыми. Вертолет летел слишком низко, запросто мог зацепить их лопастями винта или пропеллера, корпусом или шасси.
– Поднимайтесь выше! – заорал Тимонин не своим голосом. – Выше, выше!
За слоистым дымом пилоты не видели человека, метавшегося внизу. Вертолет был пассажирским вариантом «Ми-8», имел двадцать шесть посадочных мест. Сегодня на борту находились лишь все три члена экипажа, включая бортового техника, напросившегося посмотреть на пожар сверху, плюс трое пожарных из района, осматривающих горящий лес, местный эколог и лесничий.
Вертолет лесной авиационной охраны перебросили сюда только вчерашним вечером из другого района области для разведки горящего лесного массива, отслеживания новых очагов возгорания. Когда вертолет подлетел к высоковольтной линии, штурман заканчивал связь с пожарными, находившимися на земле в трех километрах к западу.
– Поднимайтесь! – орал снизу Тимонин, махая руками. – Ну, выше давай, выше!
Он чуть не сорвал голос, закашлялся от дыма, но вертолет, словно назло ему, опустился еще ниже, приближаясь к проводам электролинии. Тимонин решил, что теперь столкновения уже не избежать, если не произойдет чуда. Но чуда не произошло.
Вероятно, в последние секунды перед аварией командир корабля заметил перед собой огромную металлическую рогатку и даже провода линии, но ничего уже не успел предпринять.
Передняя часть вертолета впечаталась в верхнюю часть опоры. Удар был такой силы, что кабина смялась в гармошку. Опора высоковольтной линии стала медленно заваливаться на сторону, но не упала, а только повисла на толстых, как морские канаты, проводах. Вертолет же камнем упал вниз. Окружающий мир содрогнулся, когда шеститонная машина достигла земли.
Забыв о страхе, Тимонин, находившийся в ста метрах от места катастрофы, бросился к вертолету и через выбитые стекла заглянул в кабину, вернее, в то тесное сплющенное пространство, которое от нее осталось.
Ни черта тут не разглядеть! В дымном знойном мареве он скорее угадал, чем увидел чью-то ногу в белом носке, поднятую кверху. Нога мелко вибрировала. Она как бы не имела продолжения, и выше колена заканчивалась куском кровоточащего лишенного кожи мяса.
Тимонин постарался просунуть голову внутрь кабины, но мешали торчащие сверху и снизу осколки стекла, гнутая обшивка. Поверх штурвала лежала седая, залитая кровью голова пилота. Само тело зажато между сиденьем и штурвалом. На мгновение показалось, что пилот жив, и сейчас просто без сознания. Тимонин прищурил глаза, выставил вперед голову, силясь разглядеть детали, и понял, что летчик уже мертв или близок к тому. Ясно, помощь пилотам уже не требуется.
Он пошел вперед. Задняя часть фюзеляжа обломилась и встала вертикально, пропеллер на ее конце продолжал вращаться, издавая тонкий свист. Вертолет пока не загорелся, но Тимонин видел, как из треснувшего бака на землю ручейком бежит желтый керосин, а поврежденные двигатели, помещенные над салоном, извергали густые клубы черного дыма. Он обошел вертолет слева – овальную дверцу в салон не заклинило, лишь перекосило от удара. Из чрева разбитой машины доносились какие-то неясные звуки, шорохи или стоны. Тимонин размахнулся плечом, отбросил портфель подальше, на безопасное расстояние от вертолета, и вцепился пальцами в край двери, потянув ее на себя. Дверца не открылась, она просто отвалилась, едва не придавив Тимонина. Он увернулся и запрыгнул внутрь погибшей машины. Почему-то здесь дыма было больше, чем снаружи.
По узкому проходу Тимонин пробрался в салон. Пол был завален кусками дюрали и битым стеклом. Он хотел протереть глаза, но споткнулся о тело человека в военной форме. Полковник пожарной службы был жив. При ударе о землю пожарнику сломало в голени обе ноги и разлетевшимися осколками иллюминатора порезало руки, шею и лицо. Теперь он, хватаясь руками за стойки искореженных кресел, пытался доползти до выхода. Тимонин нагнулся, ухватил полковника за руки и поволок по проходу к двери.
– У меня глаза целы? – спросил пожарный.
Кровь залила его лицо, и он не мог определить, ослеп или нет. Тимонин не расслышал вопроса. Выпрыгнув из вертолета, он подхватил тяжелое тело и, протащив его метров восемьдесят, сгрузил на траву. Затем бросился обратно. Полковник, лежа на животе, стер с глаз кровь, отжался ладонями от земли, что-то прокричал вдогонку Тимонину, но тот не слышал, он бежал к вертолету.
– Сейчас рванет! – кричал полковник утробным басом. – Уходи! Ложись! Приказываю, мать твою, ложись! Приказываю!
Дымный темный шлейф над поврежденными двигателями поднялся выше, сделался гуще. Тимонин ворвался в салон вертолета, споткнулся обо что-то, упал и больно ударился головой и коленом, но тут же снова вскочил на ноги. Несколько кресел сорвало со стоек, и они завалили узкий проход. Вдруг сзади над ними показалась и тут же исчезла чья-то бородатая голова.
Это лесник, пришедший в чувство, карабкался поверх сломанных кресел. Леснику повезло, у него была сломана правая ключица и несколько ребер в левой половине груди. Тимонин упал животом на кресла, вытянул вперед руки, чтобы вытащить человека из завала.
– Я сам, сам, – замотал головой бородатый мужик. – Там, внизу, под креслами посмотри. Там человек.
Перебирая руками и ногами, забыв о боли, лесник карабкался вперед. Тимонин растянулся на полу и под креслами увидел человека в гражданском костюме – серых брюках и светлой безрукавке. Тем временем лесник сумел пробраться сквозь частокол сломанных кресел. Опираясь на стену, прошел по проходу к двери, кое-как вылез из вертолета, оглянулся и быстро поковылял прочь.
Мужчина в светлой сорочке лежал под креслами лицом вниз, разбросав по сторонам худые руки, и не шевелился. Фамилия мужчины была Демьянов, он занимал должность старшего эксперта районного экологического комитета и, обойдя множество чиновничьих кабинетов, проявил изрядную настойчивость, чтобы попасть на борт вертолета лесной авиационной охраны. Это был первый в его жизни полет.
Тимонин распростерся на полу и попытался ухватить мужчину за левую ближнюю руку, но никак не мог до нее дотянуться. Тогда он сграбастал Демьянова за воротник рубашки, изо всех сил потянул на себя, поднялся и потащил раненого по проходу.