Не доходя нескольких десятков метров до места, указанного в рапорте, участковый убедился, что донесение постового Бучкина полностью соответствует действительности. У свежевымытой телефонной будки с желтеющим внутри таксофоном на низенькой табуретке сидел старичок в зеленой хламиде. В руках он держал старый сломанный зонт с прорванными перепонками.
Мулдугалиев подошел поближе и увидел, что на коленях старичка лежит картонная дощечка с надписью: "Размен монет для автомата" - и тут же аккуратными столбиками размещаются двухкопеечные монетки.
Старичок поднял на милиционера глаза и доверительно улыбнулся.
- Гражданин Альшоль? - спросил участковый.
- Только не гражданин. Просто - Альшоль, - ответил старичок.
- У нас так положено: либо "товарищ", либо "гражданин", - пояснил лейтенант и, приложив руку к козырьку, представился: - Участковый инспектор Мулдугалиев... Вы от какой организации работаете?
- Я не от организации. Я от себя, - сказал старичок.
- Нарушаете, - по-отечески мягко сказал Мулдугалиев. - У вас есть патент на индивидуальную трудовую деятельность?
Старичок задумался. Он явно не понял вопроса.
- Документ на право торговли с рук у вас есть? - спросил инспектор.
- Я не торгую. Я просто помогаю тем, у кого нет монетки.
- Значит, оказываете услуги населению! - обрадовался участковый. Патент на оказание услуг имеете?
- Я ничего не имею, кроме свободного времени, - ответил Альшоль.
- Вы на пенсии? - спросил участковый.
- Давным-давно! Только я ее не получаю.
- Почему?
- Не платят, - вздохнул Альшоль.
- В собес обращались?
- Нет-нет, никуда не обращался.
- Гражданин Альшоль, перестаньте морочить мне
голову! - вскричал Мулдугалиев. - Вы ленинградец?
- Теперь - да.
- А раньше?
- Раньше - нет.
- Откуда же вы?
- С Фассии, - ответил Альшоль.
Участковый задумался. Он не слыхал о таком городе или местности. Вокруг между тем понемногу собирались зеваки. Милиционер наклонился к старичку и спросил в упор:
- С какой целью прибыли в Ленинград?
- Умирать... - печально вздохнув, ответил Альшоль.
- Так чего же... это... - участковый растерялся.
- Почему не умираю? Время требуется. Подождите немного. Я уже чувствую необратимые изменения, происходящие в моем организме. За неделю я постарел на несколько десятков лет.
Все это Альшоль выговорил участковому тихо и смиренно, будто давно свыкся с мыслью о близкой смерти и ему неприятно причинять хлопоты окружающим.
Мулдугалиев побагровел. А что если этот седобородый старик и впрямь загнется здесь, на его участке? Разборок не оберешься!
- Следуйте за мной, - приказал он, выпрямляясь.
- Куда? - удивился Альшоль.
- В отделение. Там разберемся.
- Эй, лейтенант, чего к старику привязался? Он что - мешает тебе? раздался голос из толпы.
Участковый оглянулся. Спрашивал парень лет двадцати с квадратными бицепсами. Рядом с ним стояли двое таких же. Наверное, культуристы из клуба "Атлант", неиначе.
- Нарушение... - сбавил голос Мулдугалиев.
- В чем нарушение? Сидит себе на солнышке, монетки меняет...
- Да он же сумасшедший... - еще более понизив голос, отвечал участковый. - Вот скажи, дед, какой у тебя возраст? - снова повернулся он к Альшолю.
- Семьсот пятьдесят один год, - ответил Альшоль.
- Ну, видите! - обрадовался Мулдугалиев.
- Ничего не значит. Мафусаилу еще больше было, - сказала из толпы девушка.
- Кому? - насторожился участковый.
- Это из Библии. Вы не знаете.
- А он тоже из Библии?! - закричал Мулдугалиев.
- Ладно, лейтенант. Если старику нужна помощь, врача пришли. А в отделение таскать нечего, - спокойно, с расстановкой произнес парень с бицепсами.
Его друзья согласно кивнули.
Мулдугалиев струсил. Эти старика не отдадут.
Он изобразил на лице фальшивую улыбочку.
- Я же как лучше хотел... Пожалуйста, пусть сидит. Мне не жалко... А в собес обратиться надо, гражданин Альшоль, - напутствовал он старика и вразвалку, стараясь сохранять достоинство, двинулся по улице дальше.
Парень с бицепсами положил перед Альшолем кусочек бумажки.
- Вот мой телефон, дед. Если что - звони. Я здесь рядом живу...
- Спасибо, - сказал Альшоль. - Только вы напрасно беспокоитесь, потому что мне скоро умирать.
- Ну, с этим делом можно не торопиться, - сказал парень.
А лейтенант милиции, обдумывая планы мести, дошел по Пушкарской до скверика на углу улицы Ленина. И вправду, на детской площадке с деревянными домиками и горками стоял обрубок бревна в два обхвата со следами свежей резьбы. Судя по всему, неизвестные злоумышленники пытались вырезать человеческое лицо, но не успели. Из бревна торчал нос, а глаз смотрел на участкового инспектора с выражением неземной кротости.
"Надо дать команду дворникам, чтобы убрали", - отметил про себя Мулдугалиев и вернулся в свой кабинет. Там он сел за стол, вынул из ящика толстую тетрадь и занес в нее сведения о старичке с Большой Пушкарской.
Сведения выглядели так:
"Фамилия, имя, отчество - Альшоль.
Год рождения - 1239 (по его же словам).
Место рождения - Фассия.
Национальность - не установлена.
Род занятий - без определенного местожительства и занятий (БОМЖиЗ), в настоящее время занимается разменом монет на Большой Пушкарской, ночует в телефонной будке".
Занеся эти сведения в общую тетрадь, Мулдугалиев придвинул к себе чистый лист бумаги и принялся писать представление районному прокурору на предмет принудительного психиатрического обследования гражданина Альшоля, лица БОМЖиЗ, 1239 года рождения, обитающего ныне на вверенном ему участке.
Глава 2 Сесетра милосердия
Санька закончила шестой класс с двумя тройками - по русскому языку и ботанике. Возникла перспектива ехать на дачу с дедушкой и его сестрой бабушкой Клавой.
Санька как только вспоминала бабушку Клаву, так сразу дергалась. Баба Клава любила закатывать банки с маринованными огурцами и употребляла слова "намедни" и "давеча", а Санька никак не могла понять - какая разница между этими словами. Но мама все равно намеревалась упрятать Саньку на дачу, поскольку сама уезжала на гастроли со своим хореографическим кружком по старинным русским городам - Углич, Ростов, Ярославль и Мышкин.
Санькина подруга Кроша, когда услыхала про город Мышкин, чуть не расплакалась - так ей стало жаль этот город! Они в тот день сидели и обсуждали, как на лето избавиться от родственников: Крошу тащили в Крым, в пансионат. От пансионата не отвертишься, там путевки и трехразовое питание. Кроше и самой было жалко питания, если оно пропадет. Поэтому она больше изобретала идею для Саньки, понимая, что сама на трехразовое питание обречена.
- Запишись в городской пионерский лагерь при ЦПКиО, - посоветовала Кроша.
- Мама не разрешит. Она говорит, что на даче - воздух.
- А ты скажи... Скажи, что у тебя пионерское поручение! - придумала Кроша. - Запишись в отряд милосердия!
Отряд милосердия создали в школе недавно, когда узнали про это слово и стали вспоминать, что оно означает. И Кроша записалась в отряд милосердия. А Санька - нет. Раз в неделю Кроша навещала старушку Софью Романовну на Гатчинской улице, бегала для нее в магазин за кефиром и подметала коридор в коммунальной квартире, где старушка жила. Софья Романовна давала Кроше конфетку, и они прощались до следующего вторника. Кроша считала; что сеет добро и милосердие. Санька не соглашалась.
- Если уж милосердствовать, - говорила Санька, - то каждый день!
- Каждый день я не могу, - вздыхала Кроша.
- У меня музыкальная школа.
И вот теперь, накануне отъезда в пансионат, Кроша со всей щедростью предложила свою старушку подруге.
- Я скажу Софье Романовне, что ее передали тебе. Будешь ходить, как договоритесь. Остальное время - твое, - сказала Кроша. - Твоя мама не станет возникать против милосердия.
- А если она узнает, что отряд на лето распущен?
- Откуда она узнает? Школа уже закрыта, Наталья Валентиновна в отпуске, - резонно возразила Кроша.
- А эта... Софья Романовна твоя... Что она заставляет делать? - закапризничала Санька.
- Что значит - "заставляет"? - возмутилась Кроша. - Если "заставляет" - это уже не милосердие, а рабство! Ты должна сама! Ты теперь сестра милосердия...
- Ну, хорошо, - согласилась Санька.
Вечером того же дня Санька проверила маму на милосердие. Она так расписала немощь и болезни Софьи Романовны, что мама сдалась. Конечно, ей очень не хотелось, чтобы Санька летом болталась в городе одна, но Санька уверила, что отряд милосердия не даст ей скучать.
- Мы утром со старичками, а вечером - дискотека!
- Лучше уж и вечером со старичками, - сказала мама.
Дедушка разворчался, вспомнил свое деревенское детство и зачем-то войну, но в конце концов тоже смирился. Против милосердия не попрешь.
Перед отъездом в пансионат Кроша повела Саньку к Софье Романовне. Они пришли на Гатчинскую улицу, во двор, где была навалена куча угля, и поднялись по грязной лестнице на четвертый этаж.
Кроша позвонила три раза. Дверь открыл парень лет двадцати в майке и в брюках. В руках он держал вилку. На вилку был насажен огурец.
- Софь Романовна дома? - спросила Кроша.
- Она умерла, - заявил парень и с хрустом откусил огурец.
- Как?!. Я же у нее была месяц назад... - пролепетала Кроша.
- Угу, - кивнул он, жуя. - Две недели, как представилась.
- Что сделала? - не поняла Кроша.
- В ящик сыграла, - пояснил парень. - Вы родственницы?
- Нет... Мы так... Спасибо...
Парень захлопнул дверь, и Кроша с Санькой бегом кинулись вниз. Они вышли со двора и молча дошли до скверика на углу улицы. Там уселись на скамейку и вздохнули.
- Она хорошая была? - спросила Санька.