- Он взрослый человек, сам должен собой распоряжаться, - сказала мама.
А невзрослым человеком, значит, должны распоряжаться другие! Ну уж нет! Санька разозлилась и, как говорили встарь, закусила удила. А уж когда она закусывала удила, никакого удержу Саньке не было.
Она стала рассуждать. Конечно, обратно в свою телефонную будку Альшоль не вернется. Мулдугалиев тут же схватит! И вообще шататься по городу Альшолю крайне опасно: больно уж вид у него заметный! Следовательно, рассуждала Санька, Альшоль где-то прячется... Но питаться-то ему все же надо! Какой бы ни был он вегетарианец, а принимать пищу время от времени нужно! А денег у него нет, да и появляться в магазине или в столовой опасно. Значит, либо его кто-нибудь подобрал, как бездомного оценка, либо ушел... к скрытникам! К кому же ему идти, если не с скрытникам, - рассуждала Санька. Они его любят, то есть - тьфу! - ненавидят. Причем так сильно, что у скрытников Альшолю обеспечена вполне сносная жизнь...
И Санька стала готовиться к экспедиции в оборотный мир, к скрытным жителям. Но легко сказать, да трудно сделать. У мамы имелись другие планы относительно Санькиного будущего.
Мама потащила Саньку на митинг.
После того как папа ушел в клоуны, мама стала активно заниматься общественной работой. Она была членом общества "Спасение", сочувствовала движениям "Демократический альянс", "Альтернатива", "Народный консенсус"; посещала клуб "Добрыня Никитич" и кружок самообразования "Фрейдизм и перестройка". Все эти названия Саньке ничего не говорили, но. она не осуждала маму, потому что, в свою очередь, сама увлекалась металлическими группами, о которых мама тоже ничего не знала. Тут как раз случился небольшой митинг у дворца спорта "Юбилейный", посвященный борьбе кого-то с кем-то. Или кого-то за что-то - Санька не поняла. Туда они с мамой и отправились.
На площадке перед "Юбилейным" была сооружена деревянная трибуна, на которой стояли несколько нахохлившихся людей. Вид у них был суровый. Перед трибуной - толпа человек в семьдесят, многие держали над головою плакаты. На одних плакатах было написано "Нет!", на других - "Да!". В толпе сновали бойкие молодые люди, которые продавали маленькие газетки под теми же названиями. Газетка "Нет!" стоила тридцать копеек, газетка "Да!" - двадцать. Мама на всякий случай купила обе.
На трибуну один за другим выходили ораторы и кричали слова, с ненавистью глядя на микрофон и размахивая руками. Люди, державшие плакатики "Да!", аплодировали тем, которые говорили: "как работаем, так и живем", а те, что с плакатами "Нет!", одобряли ораторов, утверждавших обратное: "как живем, так и работаем".
Внезапно на трибуну поднялся молодой человек, замотанный в несколько разноцветных флагов. Он был похож на девушку из индийского кинофильма. У индусов такая одежда называется "сари". Молодой человек поднял обе руки вверх, успокаивая разгоряченную толпу и начал говорить:
- Нытикре! Капо вы течири о нойраз деруне, кинискрыт гутребе шива елыгни мадо! Роско родго нетрух! Течайкон зарба! Родго в тинрспасо! Тевайда речьбе гое с ихбео ронсто!
"Да это же скрытник!" - с изумлением подумала Санька, автоматически переводя его речь.
- Иностранец... - зашелестел в толпе. - Что он сказал? Пусть переведут.
К микрофону подошел массивный человек в шляпе.
- Наш иностранный гость Из... республики Кирибати приветствует перестройку! - сообщил он и объявил следующего оратора.
Санька незаметно отодвинулась от мамы и бочком-бочком приблизилась к скрытнику. Возле него уже толпилась стайка фарцовщиков, но скрытник лишь разводил руками: мол, ничего нет, кроме флагов на теле! Санька тихо шепнула ему:
- Ветпри, никдельбез!
Скрытник удивленно уставился на Саньку, но все же поприветствовал:
- Вороздо, харочду! Ты дакуот?
Но Санька не стала объяснять - откуда она, а быстро и решительно принялась, инструктировать скрытника,
где и когда ему надо быть, чтобы пустить Саньку в оборотный мир.
- Зачем тебе? - спросил он на своем языке.
- Ищу одного человека. То есть - скрытника... Ты случайно не слышал: Шольаль?
- Нет, - покачал головой он. - Родго шойболь.
- Как тебя зовут? - спросила Санька.
- Вонбол, - ответил он.
- А меня, - Касань. До встречи!
Мама вернулась с митинга взволнованная. Она никак не могла выбрать между "да" и "нет". Санька попыталась сказать, что совсем не обязательно выбирать между ними - можно плюнуть и на то, и на другое. Но мама взволновалась еще больше и обвинила Саньку в аполитичности, что во всем, мол, виноват этот подозрительный старикашка, что если раньше Санька хотела искоренять зло, то теперь не хочет выбирать даже между "да" и "нет".
- Не смей говорить плохо о моем Альшоле! - сквозь зубы сказала Санька и ушла в свою комнату, прихватив телефон на длинном шнуре.
- Завтра едем к дедушке, - сказала ей мама вслед.
- Как бы не так! - прошептала Санька, прикрыла дверь и набрала номер Захара.
Услышав Санькин голос, Захар обрадовался, принялся расспрашивать про новости, но Санька оборвала его:
- Подожди. Сейчас не до этого. Ты мне нужен.
- Когда? - спросил Захар.
- Сегодня ночью.
- Зачем? - с тревогой спросил Захар.
- Там узнаешь. Что, испугался?
- Вот еще! - сказал Захар. - Где и когда встретимся?
- В час ночи на углу Большой Пушкарской и Ленина. Я буду в джинсах и черной кофточке. На кофточке написано: "Спасем мир!".
- Знаю такую кофточку, - сказал Захар. - Видел... А я буду в обычном костюме. В сером...
- При галстуке? - съязвила Санька.
- Могу при галстуке...
Теперь следовало усыпить бдительность мамы.
Весь вечер Санька разговаривала с ней только о балете и перестройке. Мама была чрезвычайно довольна. В одиннадцать часов они с Санькой расцеловались и отправились спать по своим комнатам. Санька подождала, пока в комнате мамы погаснет свет. Потом еще минут пятнадцать. Затем Санька уронила на пол толстый англо-русский словарь. Вопросов из маминой комнаты не последовало.
Тогда Санька быстро оделась и написала маме такую записку:
"Мама!
Прости меня, я ухожу. Я люблю Альшоля и должна его найти. Если ты когда-нибудь любила, ты меня поймешь! Не волнуйся, я уже большая. Пока я люблю, со мной ничего не случится!
Твоя Саша".
Она оставила записку в прихожей на тумбочке. Взглянула на себя в зеркало: лицо было решительное и одухотворенное, Санька сама себе понравилась. Все-таки это был поступок! Она выскользнула на лестницу и тихо притворила за собой дверь.
На углу Большой Пушкарской и Ленина у .окон детского сада, куда Санька ходила в детстве, маячил длинный нескладный мальчишка в сером костюме и при галстуке. В руках он' держал букетик гвоздик. Санька заметила его издали, потому что ночи были еще светлые. - Привет, Захар!
- Вот ты какая... - сказал Захар, разглядывая ее. При этом он сильно прищурил глаза.
Санька сразу поняла, в чем дело.
- Немедленно надень очки! - приказала она. - Ты же близорукий.
В очках Захар оказался гораздо привлекательнее, а уж Санька несомненно ему понравилась, потому что Захар смутился и не ловко сунул ей букет.
- Это тебе.
- Следуй за мной. И запомни, что сегодня меня зовут Касань.
- Касань... - повторил Захар.
- А тебя - Харза.
- Понял! - кивнул Захар. - Слоговой перевертыш. Своего рода палиндром.
- Сам ты палиндром! - Санька не знала этого слова.
- А зачем это нам? - спросил Захар, торопливо поспевая за Санькой по ночной Большой Пушкарской.
- Увидишь! - таинственно шепнула Санька.
Они дошли до подворотни, где когда-то Альшоль с Санькой скрывались от могучих санитаров. Санька подошла к той же обитой железом двери, сказала:
- Кройот, Ванбол!
- Он, и вправду, Болван? - осведомился Захар, который сразу понял перевод.
- Узнаем.
Дверь на этот раз не стала податливой, как занавеска, а просто отворилась. За дверью стоял Вонбол, обмотанный в флаг Соединенных Штатов Америки.
Весь в звездах и полосах.
- Привет, Касань! - сказал он. - Смотри, какой клевый флажок раздобыл на выставке в Гавани... А это кто? - указал он на Захара.
- Харза, - поклонился Захар.
- Мой друг, - сказала Санька и удивилась, потому что эти слова звучали одинакова и по-прямому, и по-оборотному.
Он повел Саньку и Захара темными переходами и вскоре вывел на улицу Ленина в том самом месте, где Санька была в прошлый раз. Ее поразило, что оборотный город за эту пару недель стал еще запущеннее и страшнее.
- Что это у вас происходит? - с испугом спросила Санька.
- Это не у нас, а у вас, - сказал Ванбол. - Наш город - это отражение души вашего города. Чем больше неустройства, смятения, страха в душе вашего города, тем ужаснее выглядят дома в нашем городе.
Они вышли в сквер с холмом, изрытым землянками. На скамейках сидели скрытники, ждали Саньку.
- Вот она, - указал на нее Ванбол. - Пришла, мерзавка. Захар вздрогнул. Он уже умел понимать оборотную речь, но не знал, что в этом мире принято браниться.
- Ну что, проходимцы! - бодро начала Санька. - С отвращением вас вспомнила... Прямо до тошноты. Если бы не этот паршивый старикашка Шольаль, ни за что бы сюда не пришла...
Захар осторожно дернул Сашу за рукав майки "Спасем мир!":
- Груня... То есть, Касань! Ты что - рехнулась? Разве так можно с незнакомыми!
Но она продолжала:
- Я этого старикашку так ненавижу, так ненавижу! Своими руками задушила его! Всю жизнь мне испортил!..
И Санька неожиданно заплакала.
- Да, как видно, довел девочку, проходимец... - заметил старый скрытник, тот самый, что встретил их с Альшолем в прошлый раз.
- Убить мало... - согласно закивали скрытники. - Зачем к нам явилась? Чего от нас хочешь?
- Хочу найти его, чтобы удушить собственными руками! - горячо отвечала Санька.