Мне бы хотелось самому убедиться, что дело пошло на поправку.
– В какой он палате?
– Это против инструкции! – категорически отрезала сестра. – Посещать больного можно будет не раньше чем через неделю.
– Убедительно прошу разрешить краткое свидание. Он мой троюродный брат. – Я просунул в окошко стодолларовую купюру и отвел взгляд – неприятно было наблюдать отразившуюся на увядающем лице медработника жестокую внутреннюю борьбу.
Финал ее являлся предрешенным. Грязно-зеленая банкнота составляла месячную зарплату главврача.
– Только в виде исключения. Как близкому родственнику, – промямлила, густо покраснев, медсестра. – Девятая палата. Халат на вешалке возьмите.
Дав знак Цыпе, чтобы ждал в машине, я отправился на поиски.
Отыскал нужную палату на втором этаже в начале коридора, безвкусно выкрашенного в противненький грязно-желтый цвет. Своей перенаселенностью больничная палата сильно смахивала на камеру следственного изолятора. На двадцати квадратных метрах впритирку размещались восемь железных кроватей. Все больные были явно из категории потерпевших – заплывшие синяками глаза всех оттенков радуги, перевязанные бинтами головы и загипсованные конечности вызывали у меня воспоминание о безобразном побоище из советской кинокомедии «Веселые ребята».
Олег Сапешко лежал у мутного окна и грустно наблюдал слезящимися глазами за клочковатыми дождевыми облаками, оперативно кучковавшимися в черные грозовые тучи.
Заметив меня, как-то виновато улыбнулся и попытался подняться на своем ложе.
– Не трепыхайся, дорогой. Тебе это вредно. – Я чуть нажал на его плечо, возвращая тело на исходную позицию. – Кто это тебя так неаккуратно?
– Тот же самый... Максим Максимович. На улице возле «Полярной звезды» поджидал. Только я успел ему передать маляву с графиком, как получил укол в грудь. В сердце, гад, метил. Наверно, из жадности на «мокрое» пошел. Пожалел обещанные пол-«лимона»!
– Может быть. Хотя вряд ли. Скорее всего решил подчистить свой хвост, избавиться от единственного свидетеля, знавшего его в лицо... Одно непонятно, почему он тебя не добил? Глупо.
– Струхнул он, дешевка. Дело было прямо на тротуаре, а тут как раз выскочила из-за угла машина с мигалкой. Гад, перо выдернул и ноги в руки. Но это не менты оказались, а случайная «скорая». Она меня и подобрала с обочины.
– Кстати, о ментах. Ты им дал наколку на Макса?
– Чтоб я мусорам помогал?! Да ни в жизнь! За кого меня держишь? Показал, что подвергся нападению неизвестного грабителя.
– Ладушки! Не хипишуй. А то твои братья по несчастью начали на нас лишнее внимание обращать. Прислушиваться к базару. Лучше вспомни-ка что-то конкретное по Максиму Максимовичу. Детали какие-нибудь, манеру держаться, особые приметы. Сам просекать должен, надо его поскорее разыскать. Слишком много у меня вопросов к нему накопилось.
– Какие детали, Боже мой? – Осунувшееся лицо Сапешко приняло плаксивое страдальческое выражение. – У меня кумпол вот-вот расколется. Опохмелиться вы случайно не захватили?
– Нет, но не переживай. Я «капусту» принес, что обещал. – Вынув из бумажника «лимон», который всегда был при мне на случай непредвиденных расходов, я сунул денежную пачку под подушку этому недобитому алкашу. – Оскал капитализма и рыночных отношений действует даже на больничной территории. Купи медицинского спирта или няню в ларек зашли, когда я уйду. А сейчас напряги извилины. Уж постарайся. Вот, к примеру, в первый вечер, когда с Максимом Максимовичем познакомились в баре, он по пьянке ничего лишнего не сболтнул? Вспоминай!
– И нечего даже вспоминать! – Сапешко чуть не хныкал. Было ясно, что все его помыслы крутятся вокруг близко замаячившего долгожданного опохмела. – Да и не пил он вовсе. Коктейль «Кровавая Мэри» заказал, да так и не притронулся. Хотя сразу видать, что законченная пьянь.
– Из чего ты это заключил?
– Одеколон пьет. Я с лета учуял. Опустившийся человечишко, хоть и прилично одет – в кожаное пальто.
– Не обязательно. – Я разочарованно вздохнул. – Может, язва желудка у него. Одеколон, говорят, помогает.
Сколько я ни бился, ничего путного Фигаро так и не выудил из своей болящей головушки. Пообещав скоро снова навестить, я наконец покинул сразу повеселевшего потерпевшего.
В салоне «волжанки» плотно плавали терпкие клубы анаши.
– Как успехи? – распахивая дверцу, встретил меня вопросом Цыпа.
– Никаких. А ты что, дорвался до халявы? Верни-ка портсигар. Всю машину провонял.
– Ты не так понял, Евген! – Цыпа отдал портсигар и запустил мотор. – Просто пытался перебить запах одеколона.
– Невежа! Это цветочные духи, а не одеколон! – Я осекся, буквально потрясенный вдруг возникшим у меня подозрением. – Рвем когти в «Кент»! Нужно срочно кое-что прояснить!
«Волга» взяла с места рывком. Заметив, что Цыпа что-то очень часто стал поглядывать в зеркало заднего вида, я не выдержал и спросил:
– В чем дело? «Хвост»?
– Не знаю, возможно, ошибаюсь, но мне показалось, что за нами пытался увязаться «Опель-Адмирал». У ребят из казино, между прочим, три такие машины. Но на перекрестке отстал, может, их спугнул наш эскорт – «девятка» с мальчиками?
– У тебя просто нервишки гуляют, – отмахнулся я. – Вряд ли черняковская братва так скоро смогла проведать о смене машины.
Через десяток минут мы уже находились в «Кенте» и поднимались по ковровой дорожке лестницы на второй этаж.
Дверь в восьмой номер, как обычно, была не заперта. По ходу, таким незамысловатым образом хозяин демонстрировал свое гостеприимство.
Арнольд на этот раз зажигал не в розовом неглиже, а в темно-синих джутовых брюках и такой же рубашке навыпуск. На ногах красовались фасонистые туфли под крокодила. Гей-мальчик развлекался с игровой приставкой «Денди», подключенной к телевизору.
– Какой приятный сюрприз! – радостно всплеснул он руками. – Сразу два клиента. И каких! Хозяин со своим главным помощником. Желаете одновременно? Вертолетиком?
– Ты не ошибся. Мы наведались, чтобы доставить тебе целую гамму острых ощущений. Но совсем другим способом. – Я прошел к окну, отрезав последнюю, хоть и весьма призрачную, возможность для Арнольда уйти от предстоящего разговора по душам. – Тебе не повезло. Сапешко жив. Сиди смирно, Максим Максимович! Умей проигрывать достойно!
С густо накрашенных губ Арнольда медленно сползла угодливая улыбка, и ее место тут же занял злобный оскал.
– Все-таки ты везунок, Монах! Даже перед смертью тебе фарт катит!
Сообразительный Цыпа, вмиг вкурив, что почем, защелкнул дверь и подошел вплотную к Арнольду.
– Не дергайся, дорогуша! – проворковал он, принимаясь за его тщательный шмон. – Если, конечно, хочешь и на мраморном столе смотреться привлекательно, без уродливых кровоподтеков. Авось тебе еще и повезет – соблазнишь сторожей морга. Они же все маньяки-извращенцы! Хе-хе!
Очень довольный проявленным сомнительным остроумием, Цыпа быстро закончил обыск, выудив у своего клиента из заднего кармана брюк пружинный нож. Нажав на кнопку, выщелкнул длинное узкое лезвие, похожее на жало стилета.
– Евген, наверняка вот этим самым кнопарем Фигаро подколот, – Цыпа явно претендовал на мою похвалу за сообразительность.
– Не только Фигаро. – Я не сдержал усмешки, наблюдая удивление на лице телохранителя. – На нем также кровь владельца казино Черняка. Верно, Арнольд?
Тот продолжал молча сидеть в кресле, пустым безжизненным взглядом уставившись на экран телевизора, где появилась английская надпись, означавшая конец игры.
– Сами решайте свои ребусы. Говорить я не буду. Смысла нет. Но и вы ненадолго меня переживете. – Арнольд весь напрягся, увидев занесенный для удара Цыпин кулак.
– Будешь! Еще как будешь. Запоешь как миленький. – Цыпа глянул на меня, ожидая разрешения приступить к привычной работе с заартачившимся клиентом.
Я отрицательно покачал головой.
– Погоди, Цыпленок! Мы же интеллигентные люди, а не мясники. Попробуем договориться. Слушай сюда, Арнольдик. Я сейчас расскажу, как вижу эту историю. Если в чем-нибудь ошибусь, поправишь. Всего-то и делов. Зато, обещаю, умрешь быстро, без всяких мучений. Ладушки?.. Даю десять секунд. Время пошло.
Я отвернулся к окну. На улице опять моросил нудный дождь. Не люблю эту осеннюю слякоть. Нет чтобы после лета сразу пришла зима! Печально, но, по ходу, даже в природе нет совершенства...
Так как время истекло, а Арнольд упрямо продолжал изображать героя, я уже хотел было дать знак Цыпе, но тут мое внимание привлекли два механика в комбинезонах, деятельно копавшихся в моторе белой «волжанки». Обвел взглядом всю автостоянку. Сомнений больше не осталось. Среди скопища машин другой «Волги» белого цвета не было.
Механики, уже закончив работу, аккуратно захлопнули капот и вышли на проезжую часть. Рядом тут же притормозил, забирая их, «Опель-Адмирал». Я закурил и повернулся к Арнольду.
– Отдаю должное твоему мужеству. Поэтому предлагаю новые условия. Если будешь до конца откровенен, я тебя отпущу на все четыре. Живым.
Арнольд вскинул на меня изумленные глаза. Но слабая надежда тут же погасла и сменилась недоверчивостью.
– А-а, просек. – Губы его судорожно скривила диковатая усмешка. – Ты меня отпустишь, а Цыпа сделает все остальное. И ты якобы не при делах.
– По себе меряешь, Арнольд. Если что обещаю, то обещаю от имени всех моих людей. Повторяю для скудоумных: мы гарантируем, что уйдешь отсюда невредимым и никто из мальчиков за тобой не пойдет.
– Ладно! – В голосе Арнольда звучала решимость отчаяния. – Будем считать, что я поверил. Спрашивай.
– За что, любопытно, ты меня так ненавидишь? Гомиком делал тебя не я. Насильно работу в «Кенте» не навязывал, гонорары почти не обстригал, даже услугами твоими голубыми не пользовался. Давай, поясни.
– Я тебя не ненавижу, а презираю! – высокопарно заявил Арнольд, совсем сбив меня с толку. – За что, хочешь знать? Да за то, что ты наглый везунок! Сели мы по одинаковой сто второй статье пункт «г», но ты чистым лагерь прошел, а меня в первый же год опустили по беспределу, ни за что. Весь срок ты сыром в масле катался, хавку из столовой «шестерки» тебе в каптерку носили, а мне даже за общий стол с мужиками сесть запрещено было. Тебе анаша за положняк шла, а для меня простая пачка «Примы» праздником считалась!