Инин выпил без всякого удовольствия, нахмуренные пшеничные брови указывали на то, что тост мой навел его на весьма невеселые мысли. Я решил поднять настроение начинавшего раскисать мента. Благо знал для этого беспроигрышный, проверенный способ. Шлепнув перед Ининым упитанную пачку долларов, пояснил:
– Держи на мелкие расходы. Твой месячный гонорарчик.
Баксы мигом пропали, зато на лице опера появилось веселое выражение довольства и искренней радости. Забавно, но есть вот такие приземленные, мелкие людишки, для которых обыкновенные денежные знаки составляют главную цель и смысл в их глупой жизни. Они не врубаются, что деньги всего лишь средством для достижения цели являются.
– Любопытно, куда ты бабки тратишь? – спросил я, не удержавшись.
– На черный день откладываю. Ты ведь не вечен, – цинично заявил Инин. – Источник в любой момент может высохнуть. Приходится быть предусмотрительным. Не желаю, Монах, на бобах остаться, возраст уже не тот.
– Рано хоронишь! Пуля для меня еще не отлита, гарантия. Тьфу, тьфу, чтоб не сглазить. – Я поспешил сменить неприятную тему. – Кстати, майор. В вашем ведомстве есть Кожевников, младший летеха, знаешь его?
– Владислава Петровича? Знаю. Шапочно. Оперуполномоченный Октябрьского района. В прошлом году лейтенанта должны были дать, но задержали присвоение.
– Что так?
– Да руководство наше трусливо перестраховалось. Изувечил он случайно урку одного на допросе, а у того родня шибко грамотная оказалась – понаписала вагон жалоб в разные инстанции, вплоть до генпрокурора. Комиссия разбиралась... Погоны, ясно, не сняли, а вот с продвижением по службе погодить решили. Умники! Всем ведь отлично известно: если на следствии не применять методы физического внушения, раскрываемость вообще упадет до ноль целых ноль десятых. Но ничего. В этом году Кожевникову сразу «старшего» дадут. Начальник управления специально на совещании сказал, чтоб не расхолаживать оперсостав. Раскрываемость-то катастрофически снижается.
– Понятно. Больше о нем ничего не знаешь?
– А что? – не к месту ухмыльнулся Инин. – На пятки наступает? Он, может, волкодав по характеру. Хотя есть и кой-какие человеческие слабости. Большой любитель бильярда. Ничего не надо – дай только шары по зеленому столу погонять. Я ни разу у него еще не выиграл. Мастер, надо признать!
– И где сражаетесь?
– В ДК железнодорожников, где ж еще? Посещать твой клуб «У Мари» зарплаты не хватит. А я, как знаешь, шибко на людях не шикую. Береженого Бог бережет!
– Ладушки! Давай-ка еще по рюмашке за твою продуманность.
Когда провожал опера до дверей, тот еле держался на нетвердых ногах. Да и я был хорош – все окружающие предметы, вдруг потеряв земное притяжение, плавно устремлялись вверх, желая, видно, пробить потолок и вырваться в космос. Но я оправдал факт сегодняшней натурально-безудержной пьянки информацией, полученной у майора.
Основного тот, правда, не знал – почему моей скромной персоной так навязчиво интересуются руоповцы. Но кой-какие моменты из жизни службиста Кожевникова наверняка могли мне пригодиться уже в ближайшем будущем.
Только голова коснулась подушки, как Морфей тут же уволок мое сознание в свои красочно-многоцветные владения.
Когда на следующий день принимал привычный контрастный душ, как бы случайно пришло в общих чертах решение проблемы, волновавшей меня последние несколько дней. Но, как известно, случайность – это неосознанная необходимость. Так что все правильно. Какой-то ответственный кусочек мозга продолжал активную работу и во сне, выдав поутряне результат своей незаметной ночной деятельности. На что я и рассчитывал, впрочем.
Гладкое розовое личико Цыпы, наряду с обычным самодовольством, выражало также некую странную загадочность.
– Что это с тобой? – удивился я. – Неужто какую-то идею родил?
– Обижаешь, Монах, – насупился соратник, но тут же ухмыльнулся. – Идей всяких разных у меня вагон и маленькая тележка. А сегодня я тебе просто сюрприз знатный приготовил. Останешься доволен, гарантия!
– В валюте? – полюбопытствовал я. – Или снова очередную девочку-красотульку хочешь подогнать? Глаза хоть зеленые?
– Значительно круче, Евген! – важно задрал свой квадратный подбородок Цыпа. – Предлагаю выехать за город на природу. Погодка позволяет. Там на месте все и узнаешь.
– Какая таинственность, – усмехнулся я. – Ладушки! Природу я люблю не меньше, чем женщин. Собери на кухне что-нибудь для пикника. Обожаю завтрак на траве.
Пока верный телохранитель суетился по продовольственно-алкогольному обеспечению загородной прогулки, я успел одеться по-походному – в джинсы и короткую кожанку. Немного подумав, надел под куртку плечевую кобуру с «братишкой». Береженого Бог бережет, как любит вечно напоминать опер Инин. Менты тоже иногда довольно дельные мысли высказывают. Пусть и не свои.
В стоявшем у подъезда «мерсе» сидел на заднем сиденье Карат, охранник «Кента».
– Привет, братишка, – кивнул я ему, усевшись рядом. – А Гришка с кем остался?
– Фунт к нему вышибалу из бара приставил, – пояснил Цыпа, заводя мотор. – Куда махнем? Предлагаю на Тагильский тракт. Сегодня там омоновских кордонов нет.
– Лады, Сусанин, – не стал я привередничать, закуривая первую за день сигарету.
Тагильский тракт вел мимо озера Балтым, напоминавшего о не слишком приятных прошлогодних событиях, но я промолчал. Раз Цыпе те воспоминания не портят аппетит, то и мне глупо менжеваться. Чего доброго за слабонервного еще посчитает.
Разведка телохранителя оказалась верной – ни на выезде из Екатеринбурга, ни на въезде в Верхнюю Пышму назойливых милицейских патрулей не наблюдалось.
Скоро городские пейзажи уступили место лесным ландшафтам. С обеих сторон дороги бежали стройными рядами сосны, среди которых почти терялись редкие березы и ели. Через опущенное окно машины я с удовольствием вдыхал теплые запахи хвои и спелой земляники, сдобренные нежным ароматом каких-то цветов. Наверно, фиалок, которых на родном Урале великое множество, как на хорошем кладбище.
Цыпа свернул с трассы на какую-то проселочную дорогу, больше похожую на две параллельные тропинки. Если б не отличные рессоры «Мерседеса», меня бы изрядно растрясло на ухабах и выбоинах – этих вечных спутниках всех российских дорог.
Решив, видно, более не испытывать моего терпения, Цыпа вырулил на небольшую полянку, словно частоколом, окруженную корабельными соснами и кустами цветущего боярышника. Когда «мерс» остановился посередине поляны, я обнаружил даже один разлапистый куст диких роз.
– Расстилайте скатерть-самобранку вон у того сказочного кустика, – распорядился я, покидая салон и направляясь к любимой с детства королеве уральской природы.
Сирень мне тоже весьма нравится, но розы – это наивысший кайф.
Отыскал всего три распустившихся нежно-розовых цветка. Рвать было жаль, и я ограничился лишь визуальным любованием.
– А вот и обещанный сюрприз, – услышал сзади голос телохранителя. – Делай с ним что хочешь. А Карат покамест ямку выкопает по размеру. Грунт здесь мягкий, проблем не будет.
Оглянувшись, я чуть рот не разинул от изумления. И было отчего. Картина, представшая передо мной, заслуживала кисти живописца. Из открытого багажника машины высунулся, как черт из коробочки, Том, управляющий баром «Вспомни былое». Лицо его перекосила бешеная ярость, а руки были надежно скованы наручниками. Цыпа буквально выдернул взъерошенного Тома из багажника и поставил на ноги. Потрепанно-помятый костюм управляющего явно нуждался в профилактике щеткой и утюгом. Но костюму, как и его хозяину, готовилась совсем иная участь. Саперная лопатка в руках Карата говорила о многом.
– Могилку копать собрался? – ласково поинтересовался я у охранника гостиницы.
– Само собой, – ответил вместо него Цыпа. – Том, падла, продать тебя намеревался. Так что банкуй, Монах – сразу его кончать по старой дружбе, или сперва на кол насадить, чтоб лучше осознал и сильнее прочувствовал.
– Лажа это, Евген, – взорвался Том, порываясь броситься на Цыпу и, наверно, порвать его зубами, раз руки закопаны. – Твой костолом-недоумок просто на меня неровно дышит. Ревнует к нашей дружбе. Верняк пургу он гонит, гадом буду!
– Захлопни пасть, козел! – задетый за живое, Цыпа поднял свой мощный кулак, явно стремясь произвести с зубами Тома болезненную стоматологическую операцию.
– Ша, Цыпленок! Зубные протезы нынче дороги, – осадил я телохранителя. – Говори толком – в чем дело?
– А в том, Михалыч, что змею ты на груди пригрел, – заявил Цыпа, сверкая на управляющего баром. – Скурвился он. Хотел тебя ментам сдать, чтоб полную самостоятельность получить. Но не учел, сучье вымя, что я всегда на стреме!
Я с неподдельным интересом разглядывал телохранителя, решая, почему он так ненавидит Тома. Скорее всего чисто по-ребячьи ревнует к шефу. Ведь не может он знать, что Том разменял его брата Василия, закопав в этом самом лесу. Впрочем, где-то в глубинах подсознания, возможно, и знает. Его мозговая подкорка могла получить сигнал-информацию из Космоса. Тогда все понятно, и ненависть Цыпы, пусть неосознанная, имеет вполне реальное основание.
– За такие серьезные обвинения надо отвечать, – заметил я. – Какие доказательства?
– Обижаешь, Монах. Я за базар всегда отвечу. Факты непробиваемые. Или ты нашей Ксюхе не поверишь? Это она о подлой измене цынканула. Он, кретин, с нею планами поделился. Я предлагаю...
– Ладушки! – прервал я, уже вкурив ситуацию. – Рассказывай, Том.
– Непонятка, Евген, вышла, – поморщившись, буркнул Том. – Как мы с тобой и договаривались, я должен был пробить барменшу на ржавость. Намекнул, что тебя скоро менты заметут, и не надо будет доход с бара отстегивать. Хотел Ксюху на откровенный разговор спровоцировать. Но – не выгорело. Девка, как видишь, сразу к Цыпе доносить на меня помчалась.
– Нет худа без добра, – усмехнулся я. – Раскоцай Тома, Цыпленок. И не хмурься, браток, выписываю тебе благодарность от фирмы за проявленную бдительность. А может, погоняло Цыпа на Цербер уже пора поменять?.. Ладно, шучу!