– Бесперспективно, – высказал я личное мнение. – Карат женщинами интересовался исключительно как агрегатом для удовольствий. А таких и в «Кенте» предостаточно. На любой, самый придирчивый вкус. Незачем на окраину города тащиться.
– Все же мы должны отработать и эту слабенькую версию.
– Кстати, о версиях. Капитан Горбин из горпрокуратуры почему-то решил, что я причастен к мокрухе. Вызывал на допрос и пытался моралью давить. Сосунок!
– Не скажи, Монах! – усмехнулся майор, наливая себе по новой. – Ему еще и сорока нет, а имеет уже довольно приличный послужной список. Раскрываемость у него почти семьдесят процентов. На совещаниях в управе Горбина постоянно в пример ставят. Упорный тип! До прокуратуры одиннадцать лет во внутренних войсках протрубил. Юридический заочно кончал.
– Что еще о нем знаешь?
– Ничего. Мы ведь в разных ведомствах.
– Но из одной конторы! Пробей о капитане все, что сможешь. Это моя личная просьба. Да, чуть не забыл! – Я выложил на столик заранее приготовленный конверт с долларами. – Твой гонорар за прошлый месяц.
Пока я наливал себе коньяк, конверт с баксами мгновенно-чудесным образом уже исчез из поля видимости в одном из карманов моего осведомителя.
– К личным просьбам друзей я отношусь как к долгу чести! – ухмыльнулся Инин, поднимая бокал. – Сделаю в лучшем виде и в оперативные сроки. Останешься доволен.
– Вот и ладушки! – Я чокнулся с майором, хрустальным звоном закрепляя договор.
В эту ночь, как и следовало ожидать, мне приснился Карат. У него было какое-то потерянное выражение лица с намертво застывшим в глазах удивлением. Он беззвучно разевал рот с синими губами, пытаясь, видно, что-то сказать. Присмотревшись, я понял, почему у него ничего не выходит – на месте кадыка зияла глубокая кровавая дыра. «Не переживай так, брат! – сказал я, стараясь хоть децал приободрить почившего приятеля. – Мы за тебя рассчитаемся! Намекни – кто это сделал?»
Карат еще старательнее стал зевать, наконец издал странный квакающий звук и пропал, как персонаж из фильма о привидениях.
Проснувшись, я первым делом направился принимать душ, чтобы смыть с себя последствия вчерашней попойки с Ининым. Пока стоял под ледяными, а потом горячими струями живительной воды, в голове навязчиво вертелась идиотская мысль: «Раз он «крякнул» – умер то бишь, то ему все же логичнее было бы не квакать, а крякать...»
Через силу проглотив пару бутербродов с маслом и сыром и запив это дело вместо привычного пива чашкой черного кофе, я почувствовал себя вполне боеспособным и готовым к дальнейшим жизненным испытаниям.
Вскоре и Цыпа нарисовался, сияя сытой мордахой и явно довольный самим собой.
– Все путем, Михалыч! – заявил он, выуживая из кармана свой вечный «Кэмел».
Я раскрыл серебряный портсигар с двумя рядами «забитых» папирос:
– Пыхни, расслабься, а уж потом докладывай.
Уловка моя удалась – Цыпа мигом спрятал сигареты обратно и с удовольствием окутался в серо-синее облако марихуаны. Вынырнул он из него еще более самодовольно-уверенным. Тронутые остекленением глаза, блуждавшая на губах странная улыбка и расслабившиеся мышцы лица вызвали у меня поначалу некоторые сомнения в контроле Цыпы над своими мыслями. Впрочем, рассуждал он вполне здраво:
– Заведения прикрыты надежно. Охрану увеличил вдвое. Но никаких попыток наезда со стороны конкурентов на горизонте не видать. Все тихо.
– Перед грозой тоже всегда тихо, – на всякий случай напомнил я соратнику сей природный феномен, чтобы тот не терял необходимую бдительность.
– На воду дуешь, Монах! Смерть Карата с делами никак не связана. Гадом буду!
– Подстраховаться никогда не вредно. Ладно. Как с похоронами? Успел прошевелить?
– Само собой, Михалыч! Если не я, то кто же о Карате позаботится? – Поймав мой укоризненный взгляд, Цыпа поспешно поправился извиняющимся тоном. – Кроме нас, говорю, у него ведь нет никого. Бобылем жил.
– Менты согласны выдать труп?
– Без базара! Они уже поковырялись в нем. В любой момент можем забрать из морга. Гроб и оркестр я заказал. С местом на кладбище проблем нет. Если помнишь, когда Кису хоронили, ты же на городском кладбище предусмотрительно целый участок купил. Я сначала сомневался, но сейчас вижу – не зря. Пригодилась земелька. Глядишь, Карату рядом с Кисой веселей лежать будет. Хотя, кажись, при жизни они не были знакомы.
– Ничего странного. Времени сейчас у братишек предостаточно. Познакомятся, – усмехнулся я, выуживая косяк из портсигара. – Завтра забери тело. Ночь пусть в «Кенте» гроб простоит. А послезавтра утром проводим Карата в последний путь.
Духмяно-терпкий вкус папиросы настроил меня на сентиментальную волну.
– Жаль Карата, совсем молодой ушел.
– Был настоящим профи. Много мог еще натворить полезного для фирмы, – поддакнул Цыпа совсем не в тему.
– Я не о том! Неплохо бы нам отыскать тех мерзких сявок, что дунули на его свечку.
– За ментов пахать? – скривился Цыпа. – Западло! Да и зацепок не вижу.
– Расплатиться за друга дело благородное! – успокоил я щепетильного Цыпу. – А зацепки нужно искать. Поедем-ка в «Кент», посмотрим берлогу Карата. Авось что-то и проклюнется стоящее. Ты на колесах?
– Само собой. «Мерс» у подъезда, – ответил Цыпа без всякого воодушевления. – Но, Евген, если Карата пришила шпана случайная, что мы на хазе сможем найти?
– Под лежачий камень вода не течет, а волка ноги кормят. Поехали!
У Карата была комнатенка под лестницей, ведущей на второй этаж «Кента». Небольшое квадратное помещение с единственным всего окошком. Спартанская мебель – деревянная кушетка у стены и два стула около журнального столика, заваленного газетами. Единственная сравнительная роскошь – телевизор «Гао» и видеомагнитофон из Страны восходящего солнца стояли прямо на голом полу.
– Куда ж он бабки тратил? – удивился я, обводя глазами убогую обстановку каморки. – Девочек наших бесплатно пользовал. Наркошей не был.
– Карат собирался квартиру покупать. Двухкомнатную, кажись. Потому здесь и не обживался, – пояснил Цыпа, усевшись на тяжко заскрипевший стул. – Вряд ли что-то тут найдем... Вчера я уже пошмонал чуток...
– И как успехи?
– Бабки хранились в матраце. Почти тридцать тысяч «зеленых». Изъял, как память о приятеле. Основная часть на похороны ухнет. Если желаешь – представлю полный отчет.
– Не суетись! Я не ревизор из налоговой полиции. Можешь оставить наследство в личное пользование. Но, смотри, чтоб похороны были на должном уровне!
– Благодарю, Монах! Сварганю в лучшем ракурсе! – заверил соратник.
Настроение его заметно поднялось. Теперь я понял, почему он поначалу так не хотел навестить берлогу Карата. Ну да ладно – у каждого свои маленькие простительные слабости. По крайней мере, он не пытался луну крутить и честно, хоть и с опозданием, признался в находке. А это главное.
Я устроился на втором стуле и закурил. Потянувшись к стеклянной пепельнице на столике, обратил внимание, что газета «Ярмарка», лежавшая верхней в кипе, имела какие-то карандашные пометки.
– Что это за крестики и галочки?
Цыпа взял газету, повертел ее в руках и равнодушно швырнул обратно.
– Пустяки! Карат отмечал объявления о продаже квартир. Он же хотел фатеру покупать. По ходу приценивался, выбирал. Ну что, приступаем к шмону?
– Нет смысла! – усмехнулся я. – После тебя, Цыпленок, это будет пустая трата времени. Уходим.
Покидая каморку, я все-таки прихватил со стола пачку газет, чтобы спокойно разобраться с ними на досуге.
В тот момент когда наш «мерс» выруливал с автостоянки, у входа в гостиницу затормозила милицейская «Волга». Должно быть, менты тоже вознамерились покопаться в личных вещах погибшего Карата. Но – кто не успел, тот опоздал, как говорится. Никогда, по ходу, не научатся органы должной оперативности! И слава Богу!
У своего дома, отпустив Цыпу на все четыре, поднялся в квартиру. Как обычно, меня никто не встречал. Все же, если быть с собой до конца откровенным – жить бобылем не всегда в кайф. Может, собаку стоит завести? Будет кому восторгаться моему приходу, виляя неистово хвостом и повизгивая от избытка чувств. Впрочем, нет! В одном из страшных сюжетов невзоровского «Дикого поля» показали, как менты убивали верную собаку, оставшуюся бесхозной после трагической гибели ее хозяина... Нормально стрелять они тоже не умеют – чуть не всю макаровскую обойму всадили в бедную животинку. Что тогда поразило меня больше всего – это то, как псина радостно колотила по полу хвостом, пока ее жестоко и неумело добивали. Я еще подумал: наверно, отлетающая собачья душа уже встретилась с душой хозяина – вот и ликует...
При дурном раскладе судьбы после меня останутся в квартире только аквариумные рыбки «кардиналы». Их-то никто хоть убивать не вздумает. Впрочем, сами перемрут с холоду. Надо, пожалуй, предупредить сестру Наталью, чтобы не забывала про рыбешек, если со мной случится непоправимое.
Переодевшись в стеганый длиннополый халат и домашние мокасины, устроился в непосредственной близости к бару, чтобы при надобности было чем подхлестнуть деятельность мозговых клеток.
Бумажное наследство Карата состояло из шести газет – четырех «Аргументов и фактов» и двух «Ярмарок». Листая «Аргументы», наткнулся на интервью с композитором Шаинским, выступающим за ужесточение уголовного кодекса, вплоть до введения расстрела с двенадцатилетнего возраста. Не ожидал от творческой личности этакой непроходимой тупости. Я уж не упоминаю даже понятия гуманизм, но как этот бычара не просекает, что нет ничего страшнее и опаснее человека, которому терять нечего? Ужесточение наказания рост правонарушений не остановит, а повернет его в сторону многократного увеличения тяжких и особо тяжких преступлений. Банальный кошелек или сумочку у обывателей станут отбирать уже вместе с жизнью – кому ж будет охота рисковать угодить под «вышку», оставив в целости-сохранности потерпевшего-свидетеля?! Жаль, нет свободного времени, а то я бы обязательно скатался в Москву и популярно объяснил дебильному композитору, что масло в его чайнике давно маразматически протухло и незачем его отходы выплескивать на страницы газет.