Братва. Пощады не будет — страница 26 из 69

– Ладушки! Мне местечко удобное приготовили?

– Само собой. – Цыпа отдернул тяжелую красную штору, закрывавшую вход в третью комнату. На пороге служебного помещения стояло наготове кресло. – Здесь Абрамыч тебя не засечет, сам же будет полностью на виду, как на ладони.

– Отлично! – похвалил я Цыпу за старание и устроился в кресле, задернув за собою бархатную маскировку. Лишь узкую щель оставил, чтоб иметь возможность ненавязчиво присутствовать при развитии событий в косметическом кабинете – этом импровизированном перроне для скорого поезда «в Сочи».

В голову забрела вдруг мысль, что Данила Абрамыч может ведь опознать в салонных «мастерах» моих верных подручных, но я успокоил себя парочкой весомых соображений: во-первых, если он и видел ранее Кису с Цыпой, то мельком, а во-вторых, войдя в помещение, инспектор, безусловно, выйти из него своими собственными ногами уже не сможет – и никакой хипиш его тут не спасет. Да и навряд ли Данила Абрамыч хотя бы вскрикнуть сумеет. В своих мальчиках я уверен на все сто. Они очень даже убедительно умеют внушать «клиенту», что рыпаться сильно поздно, надо смириться с неизбежностью и по-тихому отправляться куда билет для него заказан – на тот свет то бишь.

Узнал о существовании Данилы Абрамыча я всего-то неделю назад. И причем не по собственному желанию. Он сам неожиданно нарисовался в пивной «Только для двоечников», Когда мы с Петровичем играли в нардишки у него в кабинете, мирно попивая пятнадцатиградусное чешское пивко. Киса с Цыпой в это время отсутствовали, проводя рейд – катались по адресам девочек, взимая «подоходный налог» за «крышу».

– Глянь-ка, Евген! – брезгливо поморщился Петрович, указуя своим крючковатым прокуренным перстом на экран телевизора, где шел эстрадный концерт. – Педиков уже и по «ящику» казать стали! Натуральный дурдом! Наверху кумекают, по ходу, что коль флаг у государства ныне голубой, то и всех остальных «голубых» надо славить!

– С чего ты взял? – снисходительно усмехнулся я новой, явно завиральной идее нашего старикана. – Это же Влад Сташевский. Известный столичный певец.

– Да ты только вслушайся в его базар: «дай мне глаза чайного цвета!» Не врубаешься, что ли? «Подпрашивает» парень! Задницы, вишь, ему подавай, и все тут!

– Просек! – я еле сдержал гомерический хохот. – Ты имеешь в виду, что «карий», «тигриный» и «чайный» глаз – это на жаргоне одно и то же?

– Ну ясно! «Очко»! Гомик он, точно тебе говорю! – заверил старый рецидивист и убежденно добавил: – Все московские мужики – педики. Это ж аксима!

– Аксиома, – без улыбки поправил я этого ярого любителя всовывать в разговор разные заграничные слова. – Конечно, в наших лагерях почти все москвичи и правда «обиженные», но это потому лишь, что уральская братва их терпеть не может. Ладно, завяжем пустой треп. По-моему, ты просто от партии отлыниваешь! «Кокс» ведь тебе, Петрович, светит! Не успеешь даже за бортик «домой» фишки перегнать!

В этот момент дверь в кабинет управляющего без предварительного стука отворилась, и мы поимели сомнительное удовольствие лицезреть сильно седоватого упитанного человечка с острыми живыми глазками, настороженно-пристрастно ощупывающими нас не хуже опытного прапора-контролера при лагерном шмоне.

– Позвольте представиться: Даниил Абрамович, – слащаво проворковала эта наглая «птичка», усаживаясь в кресле напротив. – А вы – Евгений Михайлович, если не ошибаюсь? Господин Монах?

– А в чем, собственно, дело? – я не стал гасить в себе приступ внезапного раздражения. Терпеть не могу слышать свое блатное имя от совершенно незнакомых мне людей. Тем паче от необоснованно нахальных толстых евреев.

– А в том, уважаемый Евгений Михайлович, что не соблюдаете вы правила игры! Очень это неприлично! – уже с металлом в голосе заявил странный гость и выжидающе уставился мне в переносицу.

Я удивленно поглядел на раскрытую деревянную «доску» с двуцветными круглыми фишками из оргстекла. При чем тут нарды? Лажа какая-то!

– Вы не так поняли, господин Монах! – краешком губ улыбнулся пегий боров, поймав направление моего, признаюсь, малоосмысленного взгляда. – Мы с покойным Вороном деловыми партнерами были. Не знали? После его странноватого самоубийства, – Данила Абрамыч многозначительно кашлянул, – вы наследовали процветающий бизнес Ворона... Делиться надо, уважаемый! Партнер мне кусок зеленых в месяц отстегивал за прикрытие. Для вас это не слишком накладно будет?

– За прикрытие? – проявил я некоторый интерес. – И в чем оно выражается? От уличного хулиганья мы и сами в силах отмахнуться. Ноу проблем, как говорят в интеллигентных кругах.

– Моя забота, прикрытие то есть, заключается в том, что я в упор проституток ваших не замечаю. Будто и нет их вовсе! Лучшая забота в данном случае – отсутствие заботы... Я ведь старший инспектор полиции нравов. Слышали об этом новом подразделении?

– Угу, – хмыкнул я. – Краем уха. И что дальше?

– А то, драгоценнейший, что мы можем ведь и заняться твоими ночными «бабочками». Плотненько и всерьез. То, чем вы занимаетесь, на языке закона звучит однозначно – сутенерство и сводничество. До пяти лет строгой изоляции... Вам это надо? Или сильно по лагерю соскучились?

– Убедительно. Весьма. А на удостоверение ваше можно краем глаза глянуть? Я почему-то с детства неравнодушен к красным корочкам. Обожаю любоваться.

– Сейчас они голубые, – усмехнулся инспектор. – Не будьте бюрократом. Поверьте на слово. Вы же умный, как сразу видно, человек.

– Умные люди как раз никогда на слово не верят, – заметил я, оставшись равнодушным к его неприкрытой грубой лести. – Ладушки! Ссориться не будем, как люди интеллигентные. Оставим все как было, Я всегда уважаю правила игры – если их придумали еще до меня.

Выудив из внутреннего кармана куртки свой пухлый «лопатник», я отсчитал инспектору десять хрустяще-новеньких стодолларовых ассигнаций:

– Надеюсь, вы удовлетворены моим необычайно покладистым характером?

– Вы очень умный и дальновидный бизнесмен! Рад, что в вас не ошибся, – уже не скрывая насмешливой, наглой ухмылки, сказал Данила Абрамыч, приватизируя мои кровные деньги себе в карман – Только учтите, будьте так любезны, тот немаловажный факт, что в мое внезапное самоубийство не поверит ни один человек. Я большой жизнелюб, к вашему уголовному сведению!

– Это сразу заметно. Давайте обойдемся, Данила Абрамыч, без необоснованных подозрений, слишком смахивающих на прямое оскорбление. Ладушки?

– Даниил! – строго поправил этот формалист, вставая с кресла. – До следующего месяца, дорогой Монах!

– Это ты у нас истинно «дорогой»! – не сдержал я сарказма, когда дверь за ментом уже закрылась.

– Не узнаю тебя, Евген! С такой коммерцией мы быстренько в трубу вылетим! – возмутился Петрович, решительно захлопывая «доску» с нардами. – Надо было быка этого в «стойло» ставить иль в ментовку сдать!

– Воспользовался, значит, моментом, чтоб партию не доигрывать! – съязвил я, закуривая душистую «родопину». – Хитрован! А с проститутским инспектором не так просто сладить. Факт вымогательства недоказуем, да и схвачено у него все с коллегами – гарантия! Мы же крайними и оказались бы! Нет. Убирать гада преждевременно. Надо сперва точно узнать – в одиночку еврейчик «шерсть» стрижет или нет. Спешить в подобных делах чревато. У тебя, Петрович, с общим образованием хреновато, вот что! Небось не помнишь научную статью «Шаг назад – два вперед»? Ее ведь раньше в обязаловку в школах проходили!

– В каком классе? – озабоченно зашевелил кустистыми белыми бровями Петрович, испугавшись, наверно, что я заподозрю его в старческом маразме или как минимум в прогрессирующем склерозе.

– В восьмом, кажется.

– А я всего пять закончил! – радостно и гордо сообщил наш старикан, заметно успокаиваясь. – И про что там?

– О тактике борьбы.

– С уголовным элементом? – Петрович явно заинтересовался.

– Нет. Ладно, ни к чему тебе это – только мозги засорять! А насчет убытков сильно не переживай. Завтра разберемся мы с легавым халявщиком. Будь уверен!

Конечно, с «завтра» я несколько поспешил. Понадобилась почти целая неделя времени, чтобы план грамотной ликвидации окончательно созрел в моей голове.

Даниил Абрамович Лившиц действительно служил в полиции нравов в чине капитана МВД. Занимался он вымогательством в одиночку или в паре с кем-то из коллег, выяснить не удалось. Но зато мы узнали о его серьезных проблемах с сердцем и, главное, что инспектор каждый вторник около часа дня посещает салон «Аполлон», стараясь свести до визуального минимума свои пятьдесят девять лет. Принимал для этого оздоровительный массаж лица, а также травяные и молочные маски.

Свои конечности инспектор тоже не оставлял на произвол возраста и природы – делал маникюр и даже педикюр. Такой вот оригинал оказался. Впрочем, у каждого человека есть свои маленькие странные слабости. Я, к примеру, люблю перед сном пропустить рюмашку хорошо выдержанного неохлажденного коньяку. Для насыщения звука и цветности сновидений. Называю это «ночной колпак», как и англичане. Вся их нация, кстати, почему-то имеет ту же аристократическую привычку. По ходу, в прежней жизни мне довелось быть каким-нибудь лорд-герцогом или, на худой конец, бароном.

Командовал салоном «Аполлон» тридцатилетний блондин Александр Пустовит, долговязый парень с очень блестящими, словно набриолиненными волосами и сонно-рыбьим взглядом. Он являлся не только хозяином заведения, но и мастером косметического кабинета. Из экономии финансовых средств, наверно.

В салоне, кроме него, работал еще один человек – парикмахер Вася. На сегодняшний день Пустовит, следуя указанию Кисы, спровадил того с каким-то поручением в соседний город. Таким нехитрым способом место без хипиша было освобождено от нежелательного свидетеля и подготовлено к акции. Правда, пришлось изрядно раскошелиться – хозяин салона, наглый козел, за содействие и дальнейшее молчание затребовал с Кисы аж три «штуки» баксов. По ходу, принял его за фраера. Киса хотел было тут же, не сходя с места, вышибить это явное заблуждение из белобрысой головы Пустовита кастетом, но сначала все же решил поехать посоветоваться со мной. Дисцип