— Как вы нас перепугали, милейший! — посетовал я, закуривая. — Чуть что — сразу в обморок норовите грохнуться. Вы же не кисейная барышня, в натуре! Надо уметь по-мужски держать себя в руках, коли занимаетесь столь тяжким промыслом. Незаконные операции с валютой и "рыжьем", имею в виду.
— Что все это значит, Евгений Михайлович? — враз охрипшим голосом вопросил Рафаил, безуспешно пытаясь освободить руки от кожаных пут.
— Да ничего особенного, любезнейший, — пояснил я, доброжелательно ему улыбнувшись. — Где пояс с золотишком, что вы сняли с убиенного Романа Борисовича? Советую сообщить, куда заховали, пока господин Цепелев не занервничал. Учтите: когда он нервничает, то впадает в агрессивное состояние, и тогда за ваше драгоценное здоровье я уже не смогу дать и ломаного гроша.
— Гарантия! — поддакнул соратник, вперив в клиента свои замороженные небесно-лучистые глаза профессионального костолома.
— Что с моим братом? — некультурно вопросом на вопрос ответил связанный собеседник.
— Он пока без сознания. Скоро очнется, — поспешил я слегка успокоить Рафаила, так как известие, что Ашот уже переместился в лучший из миров, могло его сильно расстроить, и дальнейший разговор с ним стал бы наверняка бесперспективен. Ведь некоторые братья очень привязаны друг к дружке, как мне неоднократно приходилось наблюдать в повседневной жизни. Следовало по-умному учитывать сей весьма достоверный факт.
— Ни о каком золоте ничего не знаю, — заявил упрямец, демонстративно от меня отворачиваясь.
— Евген, позволь мне децал побазарить с гадом, — вмешался нетерпеливый подручный, сжимая свои кувалдообразные кулаки.
— Успеется. Терпеть не могу проявлений излишней жестокости, — усмехнулся я, доводя личную жизненную установку до Цыпы. — Поднимись-ка лучше в рулевую рубку. У меня крепкое предчувствие, что Рафаил загасил драгоценный груз именно там. А коли шмон не даст позитивного результата, тогда и побеседуешь с клиентом в своем обычном душеспасительном режиме. Душевышибательном, точнее.
Когда кроссовки Цыпы тяжело затопали по лестнице на палубу, я снова продолжил допрос:
— Кстати, Рафаил Вазгенович, а где доставленная Ашотом валюта? Вы в курсе? Пятнадцать тысяч баксов имею в виду.
— Сами у него спросите, — глухо буркнул этот упрямистый тип. — Почему он все еще не очнулся?
— При падении Ашот случайно ударился о пол затылком, — кротко и терпеливо пояснил я ситуацию. — Видимо, получил сильное сотрясение мозга. Слегка не повезло бедолаге. Бывает, дело житейское. Оклемается через некоторое время, не переживайте по пустякам.
Последние слова я, конечно, брякнул совершенно зря — Рафаил буквально так и взвился, припадочно побагровев лицом:
— По пустякам?!! Ашоту срочно необходима врачебная помощь! Как вы не понимаете?!
— Все понимаю, дорогой Рафаил, успокойтесь, пожалуйста, — устало вздохнул я, мягким толчком ладони возвращая его обратно на табуретку. — Когда Ашота осмотрит больничный травматолог, зависит исключительно от вас. Так что не тяните резину и отвечайте на интересующие нас вопросы. Лады?
— Хорошо, спрашивайте! — решившись, кивнул Рафаил, предварительно испепелив меня взглядом.
Довольно несдержанны все же армяне в своих эмоциях. Должно быть, это из-за их вспыльчивой азиатской крови происходит. Впрочем, надо признать: на личном жизненном пути мне диаметрально противоположные по характеру армяне попадались. Не нация, а натурально-метаморфозная загадка природы-матушки, короче.
— Отлично! Где валюта и золото?
— Их сейчас принесет ваш бандитский приятель, все в рубке под сиденьем рулевого лежит. Что еще?
— Совсем немного, — подбодрил я излишне нервного собеседника. — Зачем вы хотели меня подставить?
— В каком смысле? — Рафаил прекратил, наконец, поедать меня своими жгучими фальшивыми "агатами", в глазах явственно проявилось теперь затравленное выражение, что выглядело даже слегка забавно.
— Убийство несчастного Романа Борисовича имею в виду. Некрасиво, знаете ли, сваливать собственное преступление на невинного человека. Весьма неэтично.
Отвечать милейший Рафаил Вазгенович явно не спешил, да я и не настаивал на ответе. Он мне уже известен, и вопрос являлся чисто риторическим, в натуре.
Цыпа буквально скатился с лестницы, радостно сияя физиономией.
— Нашел, Евген! — пыжась от самодовольства, громко сообщил он, брякнув на стол тяжелый кожаный пояс и упитанный брикетик стодолларовых купюр, перетянутых желтой резинкой.
— Ты прямо как известный старинный ученый выражаешься, — усмехнулся я, взвешивая пояс с драгоценными слитками в руке. — Кажется, десять кило. Верно, Рафаил Вазгенович?
Тот молча кивнул, стараясь не встречаться со мною взглядом. Это не позднее раскаяние, ясно, а просто проявление банального животного страха. Мне даже стало немного жаль Рафаила в глубинах души.
Чтобы дать ему время чуток прийти в себя и освоиться с отчаянно-печальной для него мыслью о моей полной осведомленности, я отошел к иллюминатору.
На непроницаемо черную воду падала с неба зыбкая серебряная дорожка, словно указывая таинственный путь в неведомое. Этот таинственный вид затронул в душе какие-то нежные струнки, мне даже захотелось тут же совершить что-нибудь доброе и красивое. Я повернулся к столу:
— Знаете что, Рафаил Вазгенович, ежели желаете, то можете поужинать напоследок. Одну руку я вам отвяжу. Говядина еще не остыла, по-моему.
— Да пошел ты, хряк моржовый! — прорычал тот, неприлично брызгая слюной и бешено вращая глазами, будто бы предложил что-то дико несусветное. Явно не оценил, козел, моего благородного порыва скрасить последние его минуты на этом свете. Давно уж я заметил, что люди в большинстве своем наглые неблагодарные животные, но Рафаил Вазгенович побил все рекорды скотства. Плюнул прямо мне в душу, можно сказать.
Я ненадолго задумался. Нет, о такой разновидности, как "хряк моржовый", мне ни в одной научно-популярной брошюрке читать ранее не приходилось. Тут Рафаил наверняка что-то напутал. Может, он хотел сказать "хрен моржовый"? Но что-либо уточнять у нахала я посчитал сильно ниже своего достоинства. Западло, то бишь.
Как человек воспитанный, я не стал выказывать раздражения. Сердиться на созревшего кандидата в покойники просто смешно. Да и грех, к тому же. Ну, переволновался клиент децал и вспылил — дело обычное и вполне понятное. Как гласит народная мудрость, понять — это наполовину простить. Я максималист и поэтому сразу простил его полностью, строго следуя святому библейскому постулату: "Прощайте врагам вашим, как и Я прощаю вам".
— Ладушки! Хозяин — барин. Не хочешь есть — твое законное право. Я не садист, чтобы насильно кормить. Цыпа, заканчивай тут, а я пока на палубе покурю, полюбуюсь на звезды.
Поднявшись по короткой лесенке на палубу, я запалил "родопину", глубоко вгоняя дым в легкие, чтобы хоть слегка согреться. Ветер почти отсутствовал, но было довольно свежо, по моей спине словно чьи-то суетливые холодные пальцы бегали.
На темном небе волей Господа ярко светились целые бриллиантовые россыпи, но я практически не замечал этой возвышенной красоты, прислушиваясь к звукам из кают-компании.
Цыпа показал себя настоящим молодцом — работал интеллигентно тихо и аккуратно, никаких криков или стонов даже мои чуткие уши не уловили.
Докурив сигарету до самого фильтра, я швырнул окурок за борт и не спеша вернулся в каюту. Здесь меня ждала некоторая неожиданность: братья — и даже их тела — в помещении отсутствовали. Как корова языком слизала.
— А я и не подозревал, братишка, что ты у нас натуральный живоглот. Кровожадный людоед, то бишь, — чисто по привычке слегка подковырнул я верного подручного, уже все уяснив — круглое окно иллюминатора было настежь распахнуто.
Цыпа, по заведенной между нами традиции, поддержал игру, оскалившись в широкой "крокодильской" улыбке:
— Зажевал интриганов вместе с их шмотками. Боюсь теперь, изжога будет, аль несварение желудка.
— И все же, почему ни одного всплеска не было слышно? — полюбопытствовал я, так как с детства люблю расставлять все точки над "и".
— А я клиентов через иллюминатор очень нежно выпихивал, держа за шиворот, — хвастливо пояснил Цыпленок. — До воды с полметра всего, ушли на глубину как гвозди — без шума и пыли.
— Ладушки! Все хорошо, что хорошо кончается. Кстати, ты, случаем, не умеешь с парусами управляться?
— Нет, — телохранитель растерянно захлопал своими пушистыми ресницами, только сейчас, видно, сообразив, что нам как-то ведь надо еще до берега добираться. — А ты, Евген?
— К сожалению, из меня такой же яхтсмен, как из тебя законопослушный гражданин. Не смыслю в этом деле ни бельмеса. Ну и черт с ним! И не из таких ситуаций благополучно выбирались. Давай-ка шмоном займемся. Где-то здесь должны быть спасательные жилеты. До берега вплавь придется добираться, ничего не поделаешь, браток.
Два спасательных жилета отыскались без особых проблем — в стенном шкафу на вешалке. Резиновый надувной матрац я еще раньше заметил на койке в углу. Сдернул его на пол — тоже весьма нам пригодится в сложившихся "мокрых" обстоятельствах — как в прямом, так и в переносном смысле этого прилагательного.
— Ашот, оказывается, хозяйственным мужиком был, запасливым, — вслух громко похвалил я покойника, свято блюдя добрую старинную заповедь: о мертвых говорить либо хорошо, либо ничего.
На камбузе среди солидных запасов различных продуктов питания я нашел бутылку подсолнечного масла и прихватил ее с собой в кают-компанию.
— Ты это чего? Жарить картошку собрался? — поинтересовался явно изумленный телохранитель, воззрившись на меня как на реального кандидата в дурдом.
— Пальцем в небо, братишка! — тут же опроверг я его идиотское предположение. — Без маслица мы с тобою моментально околеем от холодрыги. Вода-то наверняка меньше десяти градусов. Раздевайся! — и первым показал наглядный пример, скинув с себя одежду и оставшись в одних узеньких плавках. — Шмотки погрузим на резиновый матрац, чтоб не намокли.