— Ладно, кончай темнить, Монах, — поморщился Инин, набулькивая себе новую порцию халявного горячительного. — Против фактов не попрешь, брат!
— Каких конкретно? — я взял себя в руки и деланно неторопливо запалил "родопину", глубоко вдыхая успокоительно-душистый болгарский дым. — Выкладывай свои идиотские доказательства. Внимательно выслушаю даже бред сивой кобылы. Я добрый нынче — пользуйся редким моментом!
— Только давай без всяких обид, Евген, — явно забеспокоившись, предложил майор тоном примирения. — А еще лучше — замнем этот щекотливый вопрос для ясности…
— Не покатит, голубчик! — пресек я попытку мента уйти от ответа. — Раз начал — заканчивай! Занятно даже. В натуре.
— Ну ладно, — не очень уверенно хмыкнул Инин, — разжую конкретно по пунктам. Во-первых: баллистическая экспертиза установила, что убойная сила стрелявшего в тебя пистолета вполне достаточна для того, чтоб пробить до четырех миллиметров стали. Хоть и самодельная игрушка, без нарезов на стволе, но весьма, как выяснилось, серьезная…
— Ну и что, любопытно, из этого следует? — не понял я многозначительно-лукавой мины на красной роже опера.
— А то, дорогой Евгений, что спина твоя не из листового железа и бронежилетиком в момент покушения защищена не была! Вывод сам напрашивается: из патрона убийцы кто-то предварительно высыпал порох.
— Не обязательно. Мог оказаться обычный заводской брак, — высказал банальную идею Цыпа, перестав жевать. — Либо патрон попался отсыревший.
— Все возможно в подлунном мире, — ухмыляясь, слегка пофилософствовал майор, наполняя, с моего молчаливого согласия, себе следующую рюмку.
— Навряд ли! — не согласился я с оптимистично-наивным молодым соратником. — Слишком уж подозрительная случайность. Все остальные патроны, как догадываюсь, оказались в норме?
— Факт! — фальшиво вздохнул опер, подцепив на вилку сочный ломтик балыка и приготовившись к любимому священнодействию — неторопливо смачному оприходованию даров моего гостеприимного стола.
— Выпей, майор, и давай дальше сыпь свои факты. Или уже кончились?
— Ну почему же? — последовав совету, выдохнул перегаром Инин. — Это был лишь цветочек, а настоящая ядреная ягодка впереди. Вот она: у Тома, твоего верного подручного, были в наличии два свидетеля, подтвердивших, что "Стечкина" он случайно будто бы в туалете надыбал. Улавливаешь, Евгений?
— Признаться, не очень.
— Ну как же?! — благодушно развел руками опер. — Не станешь ведь ты уверять меня, что так и произошло в действительности?
— Ясно, не стану. Я не кретин, да и тебя за такого не держу. Продолжай.
— Уже заканчиваю. Вся соль в том, что мои коллеги из райотдела на место происшествия прибыли буквально через минуту после перестрелки. У Тома ни практически, ни теоретически просто не имелось времени подговорить двоих лжесвидетелей. Вывод очевиден: акция покушения розыгрыш, заранее и всесторонне подготовленный спектакль. Кстати, везет твоему кадру по-черному: показания свидетелей уже не смогут поменять даже при желании. Вчера грохнули зараз обоих. Ювелирная работа, доложу я тебе — каждому по пулевой дырке точно промеж глаз кто-то выписал. Если б не знал, что ты в больнице в то время загорал, то, извиняй, на тебя бы, Евгений, грешил. Уж больно почерк знакомый и запоминающийся…
— Весьма польщен, — поморщился я. — Но ты что-то про розыгрыш базарил?
— Не нужно быть крупным аналитиком, чтоб просечь про розыгрыш. Не пойму только, зачем тебе понадобилась данная инсценировка, да еще с мокрухой в оконцовке? Какая-то сложная многоходовая мутка? В цвет, Евгений?
Некоторое время я задумчиво курил, пытаясь слепить в воздухе из дымовых колец восьмерки. Но ничего путного не выходило, и я бросил это глупое занятие, с раздражением вдавив "родопину" в квадратное дно хрустальной пепельницы.
— Знаешь, майор, пожалуй, я приму твое мудрое предложение — замнем это дело для полной ясности. Ладушки?
— Без проблем! Нет возражений. Я ведь сразу такой вариант предлагал! — явно очень довольный собой, хохотнул Инин.
Впрочем, в прекрасном расположении духа он пребывал совсем недолго. Наблюдая за нашими с Цыпой хмурыми замкнутыми лицами, опер благоразумно стер со своих змеевидных губ горделивую улыбку и заметно поскучнел мордой, наверно, прикидывая в уме, не зря ли поспешил так неосторожно поделиться со мной личными соображениями. Ведь хорошо известно, что "лягушечья болезнь", свойственная большинству людей, чревата неожиданным падением с заоблачных высот в грязное болото.
— Ладно, Евгений, мне пора в контору возвращаться, не провожай, — вдруг засобирался майор, уяснив, наконец, что его присутствие здесь стало уже нам в тягость. Уходя, счел целесообразным добавить на всякий случай, вложив в голос максимум возможной убедительности:
— Даже не бери в голову, Евгений! Своими выводами я с коллегами не делился, можешь быть уверен на все сто!
Цыпленок сидел в кресле весь какой-то нахохлившийся, не спуская с меня напряженного взгляда и начисто забыв про свой недоеденный бутерброд с зернистой икрой, что наглядно свидетельствовало о крайней степени растрепанности мыслей соратника.
— Михалыч, что ты обо всем этом думаешь? — мрачно поинтересовался Цыпа сразу, как только за Ининым защелкнулась входная дверь квартиры.
— А ничего! — отрезал я и, полюбовавшись на вытянувшуюся физиономию подручного, пояснил: — Думать сейчас бесперспективно, а потому — бессмысленно. Мозги требуют добавочной информации для качественного повышения продуктивности мыслительного процесса. Рвем когти в "Вспомни былое". Требуется слегка побеседовать с нашим милым Томом! Задать ему парочку вопросов, отвечать на которые ему будет трудновато и, ручаюсь, совсем не кайф!
— Пусть лишь попробует уклониться! — ласково и многообещающе проворковал Цыпа, оттягивая затвор своего тяжеловесного шпалера и ставя боевую пружину на предохранитель. — Я уже готов, Михалыч, поехали!
Шипованные колеса "мерса" за пять минут доставили нас к полуподвальному пивному заведению. Но и за это краткое время я успел мысленно пробежаться в памяти по нашей многолетней с Томом дружбе и искренне поскорбеть о явном несовершенстве человеческой натуры, "по-пионерски" всегда готовой к разным пакостям в виде подлого предательства и черной неблагодарности.
В родной забегаловке все было как обычно. Под потолком кучковались плотные облака сигаретного дыма, молодая барменша Ксюша радовала осоловелые глаза многочисленных завсегдатаев своей стриптизно-ментовской униформой. Запах вареных раков смешивался с испарениями разгоряченных водкой и пивом человечьих тел.
Оперативно миновав общий зал, мы прошли в кабинет управляющего. Но служебное помещение оказалось пустым.
Том отсутствовал. Меня успокоило трезвое соображение, что отлучился он, видно, ненадолго, раз даже дверь не потрудился запереть.
Я привычно устроился к кожаном кресле за широким дубовым столом, кивнув подручному на диван. Но Цыпа, прежде чем сесть, сперва выудил для меня из холодильника пару зеленых банок чешского пива. Ничего не попишешь — это у него уже условный рефлекс такой.
Только я успел сделать первый глоток горьковато-пряной пенной жидкости, как в кабинет ввалился какой-то неряшливо выбритый тип в изрядно потасканном джинсовом костюме и стоптанных черных кроссовках.
— Привет, Монах! А Тома нет? — задала глупейший вопрос эта затрапезная личность.
— Как видишь, — усмехнулся я, пытаясь припомнить, где и при каких обстоятельствах пересекались наши жизненные тропы. Эта одутловатая бордовая морда с глазами навыкате казалась мне полузнакомой, но откопать в памяти что-то конкретное не удалось. Скорее всего, знакомство наше чисто шапочное — просто когда-то отбывали срока в одном лагере.
— Ну, тогда я потом загляну, — с явным сожалением вздохнул гость, намереваясь исчезнуть из поля зрения.
— Погоди, браток! — тормознул я бывшего солагерника, обратив внимание на малогабаритный, но заметно увесистый пакет в его руке. — Груз можешь оставить. Он для Тома?
— Ну да, — джинсовый тип сделал несколько неуверенных шажков к столу и остановился. — Только не в курсах — нужна ему вторая фигура или без надобности. Может, тебя эта вещица заинтересует? Недорого совсем. Почти даром.
— Вполне вероятно, братишка. Если в тему — столкуемся, — подбодрил я продавца. — Цыпа, глянь-ка товар.
Соратник живо расковырял бумажную упаковку и извлек на свет божий штукенцию, которую я, признаться, увидеть совсем не ожидал. По удивленной физиономии Цыпы я с удовлетворением определил, что не один я такой недогадливый оказался.
Цыпа повертел в руках импортный газовый пистолет и молча положил передо мной на стол.
— Сколько просишь? — полюбопытствовал я, взяв "волыну" и заглянув в ствол. — Под какой патрон расточен? Девятка, кажись?
— Точно. Под Макаровский переделан, как и раньше. С Тома я триста баксов взял, а тебе всего за пару сотен уступлю. Из чистого уважения треть скошухи дам. В натуре, Монах, для тебя не жалко!
— За что вдруг такие милости? — прищурился я, напустив на себя высокомерную суровость. — В поблажках не нуждаюсь! Или, может, сомневаешься в моей платежеспособности? Напрасно, браток! Худшего оскорбления для бизнесмена даже и придумать нельзя! По ходу, вконец оборзел, земеля?!!
Торговец самоделками был совершенно сбит с панталыку этим неожиданным и необоснованным "наездом". Вылупил на меня свои мутные буркалы, стал торопливо оправдываться враз охрипшим голосом:
— Совсем не в ту степь, Монах. Ты не так понял. Гадом буду — ничего такого и в мыслях не держал! Я к тебе, как к брату! Без туфты!
— Луну крутишь! — продолжал я гнать "пургу". — Если б меня уважал, то не продал бы Тому шпалер на стольник дороже настоящей цены! Мы с ним одно целое — кенты по жизни. Наколов Тома, ты наколол меня. Сечешь поляну?
— Секу, Монах. Но с Томом другой расклад был. Он сам лично цену назначил, давая заказ на такую фигуру. На исполнение выделил всего два дня — мне пришлось крутиться как бобику. Так что сотняга баксов за срочность вполне законная.