Но в канун Рождества миссис Дринкуотер крепко спала уже в десять вечера. Рождество прошло неспешно, время до Нового года тянулось бесконечно. А потом раз – и все. Короткие и холодные дни отступили перед январской оттепелью. Тающий снег искрился на солнце, капли воды сияли на стволах деревьев. И даже когда мир вновь съеживался от холода, было заметно, что дни становятся длиннее. Звонил Чарли Тиббетс, докладывал, что все идет хорошо, проволочки в окружной прокуратуре им только на руку, к тому времени, когда дойдет до суда, все это уже никого не будет интересовать. Он даже не удивится, если дело решат мировым соглашением сторон под обещание Зака больше так не делать. Генеральная прокуратура штата молчит не первую неделю, федеральная прокуратура тоже не предпринимает никаких действий. Так что полный порядок, осталось только подождать.
– Волнуешься? – спросила Сьюзан Зака вечером, когда они вместе смотрели телевизор.
Зак кивнул.
– Не бойся.
А через две недели генеральная прокуратура штата Мэн возбудила дело о нарушении Заком Олсоном гражданских прав.
2
В доме Джима и Хелен раньше всего темнело в гостиной – она была на нижнем этаже, и подоконники в ней располагались на уровне земли. От тротуара окна отделял маленький садик с подстриженными кустами самшита и изящным японским кленом, тонкие ветви которого шуршали по стеклам. Зимой Хелен рано опускала в этой комнате жалюзи – старинные, из красного дерева, они убирались в специальные углубления, скрытые в стене. Хелен нравилось опускать их. Как будто она укрывает дом на ночь и заботливо подтыкает одеяло. Но в этот вечер привычный ритуал не принес ей никакого удовольствия. Из головы не шла пустяковая тревожная мысль: они с Джимом собирались в оперу с Аланом и Дороти, которых не видели все праздники. Прежде Хелен об этом не задумывалась; на День благодарения и Рождество дома были дети (Эмили все-таки не поехала к своему бойфренду), и Хелен провела эти недели в приятных хлопотах. Сначала приготовления, потом гости, разбросанная обувь и шарфы, хлебные крошки, школьные друзья, надо сложить белье после стирки, потом вместе с девочками пойти на маникюр, всей семьей посмотреть кино, уютно устроившись рядышком на диване вот в этой самой гостиной. Блаженство… Но под блаженством тихо звучала паническая мысль: они больше никогда не будут жить вместе. А потом дети уехали, и в доме воцарилась пугающая тишина. Комнаты наполнил холод перемен.
Опустив жалюзи на последнем окне, Хелен заметила, что из кольца, подаренного Джимом на помолвку, пропал большой бриллиант. Сначала она не поверила глазам, глядя на торчащие платиновые зубцы, между которыми зияла пустота. Затем жар прилил к лицу, и Хелен стала искать. Она осмотрела подоконники, подняла и снова опустила жалюзи, поискала на полу, проверила карманы всего, что надевала. Позвонила Джиму, он был на совещании. Позвонила Бобу. Тот оказался дома, работал над запиской по сложному делу, которую требовалось предоставить на следующий день. Тем не менее он согласился немедленно прийти.
– Ого… – Он поднес руку Хелен к глазам. – Выглядит жутковато. Как будто смотришь в зеркало и видишь, что у тебя выпал передний зуб.
– Ах, Бобби, какой ты милый, вот ты меня понимаешь!
Боб перетряхивал диванные подушки, когда домой вернулся Джим – в такой ярости, что и Боб, и Хелен прекратили поиски.
– Гребаный Дик Хартли! Идиотка Диана Додж! Тупорылые негодяи! Как я ненавижу этот тупой штат!
Так Боб и Хелен узнали, что против Зака возбуждено дело о нарушении гражданских прав.
Телефон в кабинете Джима, смежного со спальней, перевели на громкую связь, и из него звучал насмерть перепуганный голос Сьюзан:
– Даже Чарли был в шоке! Я не понимаю, почему они это сделали! Прошло три месяца! Зачем они столько ждали?!
– Потому что они безграмотные кретины!
Джим почти кричал, вцепившись обеими руками в подлокотники своего откидывающегося кресла. Боб и Хелен сидели рядом.
– Потому что Дик Хартли – тормозной остолоп, и он только сейчас собрал мозги в кучу и дал своей леди Диане отмашку!
– Но я не понимаю, зачем вообще так поступать? – Голос Сьюзан дрогнул.
– Затем, чтобы самим хорошо выглядеть, вот зачем! – Джим так резко подался вперед, что кресло жалобно хрустнуло. – Затем, что Диана Додж наверняка метит в прокуроры, а то и в губернаторы или вообще в Конгресс, так что ее либеральному резюме пригодится лишняя строчка: «боролась за правое дело»! – Джим прикрыл глаза и добавил: – Мерзавка…
– Джим, перестань! – одернула его Хелен. – Это отвратительно! – Она наклонилась к телефону, бережно прикрывая ладонью кольцо. – Сьюзан? Сьюзан? Чарли Тиббетс вам обязательно поможет. – Она выпрямилась, но тут же снова приблизила лицо к телефону. – Это я, Хелен.
Ее раскрасневшееся лицо покрывала испарина. Боб никогда ее такой не видел. Даже волосы у Хелен повисли усталыми прядями и лезли в глаза. Боб попытался ее подбодрить:
– Не бойся, вы не опоздаете. Еще куча времени.
Он знал, что она волнуется по поводу совместного похода в оперу с Энглинами, она упоминала об этом, когда они вместе искали потерянный бриллиант среди диванных подушек.
– После таких новостей Джим весь вечер будет злиться, – тихонько ответила Хелен. – И… Я не могу на это смотреть, мне дурно делается!
Она повернула кольцо на пальце.
– Потише там! – Джим махнул на них рукой. – Сьюзан, а что слышно из федеральной прокуратуры?
Нетвердым голосом Сьюзан рассказала, как Чарли обращался в федеральную прокуратуру, и там ему заявили, что их собственное расследование пока открыто, а еще, по слухам, на них давят сомалийцы, которых еще больше подстегнуло вмешательство государства. Вроде бы как-то так, честно говоря, она сама запуталась. Надо явиться в суд в следующий четверг, Чарли велел Заку приходить в костюме, а костюма нет, и она не знает, что делать…
– Слушай меня внимательно, – с расстановкой проговорил Джим. – Вот что тебе надо делать. Ты сейчас возьмешь Зака, пойдешь с ним в «Сирз» и купишь ему костюм. Потом ты утрешь сопли и разгребешь это дерьмо как большая девочка. – Он отключил громкую связь и приложил трубку к уху. – Ладно, ладно, прости. Все, давай. Мне надо кое-кому позвонить. – Он задрал рукав, посмотрел на часы. – Может, они еще на месте…
– Кому это ты? – Хелен встала.
– Милая, не переживай из-за кольца, отнесем в мастерскую, будет как новое. И в оперу успеем, времени полно.
– Но это был настоящий бриллиант… – У Хелен навернулись слезы.
Джим тыкал пальцем по кнопкам телефона на столе.
– Джим Берджесс. Я буду весьма признателен, если она ответит. – Пауза. – Добрый вечер, Диана. Это Джим Берджесс. Мы с вами не знакомы лично. Как дела в Мэне? Слышал, вас там снегом завалило. Да, вы правы, я не по поводу снега. Да. Вы угадали, именно об этом я и хочу поговорить.
– Я не вынесу, – пробормотала Хелен. – Пойду в душ.
– Понимаю, – говорил Джим в трубку. – Прекрасно понимаю. Но я также понимаю, что это дурацкая шутка, устроенная ребенком. И реакция на эту шутку представляется мне чрезмерной… – Он показал телефону средний палец. – Нет, вы не ослышались, я действительно сказал «чрезмерной». Да, я в курсе, что мальчик в мечети потерял сознание. И Зак тоже в курсе. Да, это ужасно. Я знаю, что его адвокат – мистер Тиббетс, потому что самолично нанял мистера Тиббетса. Я к вам обращаюсь не как адвокат Зака, а как его дядя. Послушайте меня, Диана. Это мелкое хулиганство. Насколько мне известно, оно попадает в сферу действия уголовного права, и приговор должен вынести суд по уголовным делам. А билль о гражданских правах тут совершенно ни при чем и… – Джим посмотрел на Боба и одними губами произнес: «Мерзавка». – А вы не планируете начать политическую карьеру, мисс Додж? Все это попахивает политикой. Ну что вы, я не пытаюсь вас запугать, и в мыслях нет. Сомневаюсь в ваших мотивах? Отнюдь, я просто с вами беседую. А если бы свиную голову бросил сомалийский пацан, вы развили бы такую же бурную деятельность?.. О чем и речь. Будь Зак бисексуалом, перенесшим операцию по смене пола, вы бы тоже не стали его трогать. Его подвергают таким рьяным нападкам лишь потому, что он белый недотепа, и вы сами это знаете. А зачем вы ждали три месяца? Помучить его решили? Ну да, ну да.
Джим повесил трубку, яростно постучал карандашом по столу, а потом схватил карандаш обеими руками и сломал пополам.
– Кому-то придется туда поехать, – проговорил он и развернул кресло, чтобы оказаться лицом к Бобу. – И этим кем-то буду не я. – В ванной шумела вода. – Напомни, что ты у нас опять забыл?
– Хелен попросила помочь ей искать бриллиант.
Джим обвел глазами кабинет – книги на полках, фотографии детей разных лет, медленно покачал головой и взглянул на Боба.
– Это же просто кольцо! – недоуменно прошептал он.
– Ну, ее кольцо, и она расстроилась.
Джим встал.
– Я целовал задницу Дику Хартли. И вот как он поступает. Они намерены посадить моего племянника, а ведь я специально ездил туда, чтобы не допустить вот этого вот идиотского либерального фашизма!
– Ты ездил туда, чтобы поддержать Зака и сделать все возможное, чтобы защитить его. Попытка не удалась.
Джим снова осел в кресло, оперся локтями на колени.
– Если бы только я мог выразить словами, – тихо проговорил он, – если бы я мог донести до тебя, как сильно я ненавижу этот штат…
– Ты до меня донес. Успокойся. На суд поеду я. У меня полно неиспользованных дней отпуска. Веди жену в оперу и купи ей новое кольцо.
Боб потер загривок. Он думал о том, что две трети членов семьи не смогли убежать. Он и Сьюзан (и Зак как ее неотъемлемая часть) были обречены с того самого дня, как погиб отец. Они старались, и мать старалась вместе с ними. Убежать смог только Джим.
Он шагнул к выходу, но брат вдруг поймал его за руку. Боб остановился.
– Что такое?
Джим смотрел в окно.
– Ничего, – ответил он и медленно убрал руку.