– Я не хотела тебя беспокоить.
– Но ты это сделала. – Грэйсон вылезает из бассейна, и ночной воздух холодит его кожу, словно лед. А может, это потому, что он говорит с призраком.
Девушка перед ним так похожа на Эмили, что он едва может дышать.
– Мое существование беспокоит людей, – ее голос тоже похож на голос Эм, но чуть более резкий, как острое лезвие, может, потому, что она плод любовной интрижки.
Это напоминает Грэйсону о том, кем на самом деле является эта девушка – не Хоторн ни по имени, ни по крови, но тем не менее тесно переплетенная с ветвями их генеалогического древа, и они должны ее защищать.
– Что? – сердито спрашивает Иви, вероятно, из-за того, как он на нее смотрит.
Она откидывает волосы с лица, и взгляд Грэйсона натыкается на синяк у нее на виске – уродливые разноцветные края выступают из-под повязки. Кто-то причинил ей боль.
И этот кто-то заплатит за это.
– Тебе больно? – Он делает шаг к ней, как мотылек, что летит на пламя.
– Из-за моего существования?
– Я про твою рану.
Грэйсону все-таки удалось вырваться из потока воспоминаний, и он сосредоточился на том, что сейчас было важнее всего: Иви послала человека – очень опасного человека – следить за семьей Грэйсонов, издалека наблюдать за ними. Учитывая, что Иви была одной из немногих, кто знал, что Шеффилд Грэйсон не пропал без вести, это совершенно недопустимый риск.
«Она следит за семьей моего отца, а пока я здесь, и за мной». Грэйсон в полной боевой готовности вставил черную карту-ключ в дверь своего гостиничного номера. Он даже свет не включил, пока не убедился, что внутри чисто. Нет ни подслушивающих устройств. Ни камер.
Ни Нэша.
Когда Грэйсон включил лампу, то первое, что он увидел, был запрошенный им 3D-принтер. Грэйсон включил компьютер. В круглой красной иконке горело количество непрочитанных сообщений от Джиджи: семнадцать.
Она хотела получить фотографию паролей Троубриджа и выбрала для этого картинку с лысым котом, на которой большими буквами написала: «Я КУПЛЮ ТЕБЕ КРОШЕЧНОГО ЛЫСОГО КОТЕНКА, ЕСЛИ НЕ ПОЛУЧУ ОТ ТЕБЯ ТО, ЧТО МНЕ НУЖНО».
Грэйсон ощутил прилив нежности. Просто удивительно, как быстро она смогла пробиться сквозь его защиту. «Не вздумай привязываться. Ты знаешь, что тебе придется сделать», – напомнил он себе.
Грэйсон скопировал фотографию с телефона на компьютер, а затем открыл файл, чтобы изменить его. Девятка стала восьмеркой, семерка стала двойкой. «V» трансформировалась в «W», «L» в «D», а «Z» в семерку. Последняя цифра в каждой последовательности была удалена.
С каждой правкой Грэйсон представлял себе сияющую улыбку Джиджи, блеск ее горящих глаз. Он закончил и отправил ей фотографию вместе с сообщением: «Если за ночь ничего не добьешься, завтра вышли мне копии файлов».
Он подавил в себе чувство вины: Джиджи точно ничего не добьется, как и было задумано.
Следуя плану, Грэйсон напечатал на принтере копии созданных им моделей ключей – точный дубликат и видоизмененный. Затем он отправил сообщение Забровски, отдав ему три распоряжения.
«Ключи готовы, можно забирать.
Вам пора сообщить мне о ваших продвижениях.
Я прикрепил файл с фотографией машины и госномера. Водитель ростом два фута, весит около ста шестидесяти пяти фунтов [15], светлые волосы, темные глаза, шрам на левой брови. Примерный возраст от шестнадцати до двадцати лет, татуировки на предплечьях и шее. Установите его личность и добудьте полную информацию о нем. Немедленно».
Как только сообщение было отправлено, Грэйсон сделал еще один денежный перевод на счет Забровски и перестал думать об Иви и ее шпионе. Сейчас его больше волновали две вещи, которые он накануне принес в номер: флешка, которая не была флешкой, и карточка.
Его попытки выявить на карточке невидимые чернила так ни к чему и не привели, и он решил как следует изучить бороздки: две на верхнем крае, одна на правом. Остальные края карточки были чистыми. Бороздки были маленькими. Меньше сантиметра длиной, ровные – это не деформация. Возможно, они образовались из-за того, что карточку, приклеенную внутри компьютера, часто вынимали и возвращали обратно?
Грэйсон засомневался, не пытается ли он отыскать тайный смысл там, где его нет.
Он взял псевдофлешку и прижал к карточке. Ничего. Он подумал об измененной фотографии, которую отправил Джиджи, заведомо обрекая ту на неудачу, а затем подумал о Саванне и о том, как люди говорили о ней, даже когда заискивали перед ним.
Это не мое дело. Положив предметы на стол, Грэйсон сунул модели ключей в конверт и отправил их на стойку регистрации для Забровски. Запретив себе думать, он вошел в самую большую из трех ванных комнат номера, включил душ на полную мощность и снял с себя рубашку.
Пока в душе поднимался пар, Грэйсон подошел к двойным дверям, отделявшим ванную комнату от примыкающей спальни. Распахнув двери, он решил, что рама достаточно широкая. Подняв руки, он уперся ладонями о косяки и неспешно оторвался от земли. Каждая мышца в разведенных в стороны руках была напряжена, как и мышцы груди, шеи и живота, пока он удерживал себя в этом положении.
Грэйсон смотрел, как запотевает зеркало в ванной, наблюдал, как медленно исчезает его собственное изображение. Он сконцентрировался только на своей позе. Мысли и образы один за другим улетучивались из его головы. Сначала Джиджи, затем Саванна. Иви. Ее шпион. Девушки на вечеринке.
Мне так жаль, что эта Эйвери забрала все ваши деньги.
– И выбрала твоего брата.
– И разбила тебе сердце!
Его сердце не было разбито. И не могло быть, когда он удерживал себя в воздухе, полностью сосредоточившись лишь на этом. Когда его сознание очистилось, руки сдались. Грэйсон упал вниз, на колени.
Он тут же поднялся.
Вода в душе была слишком горячей, но Грэйсон не вышел и не убавил температуру. Он потерял счет времени, стоя там, и даже не сразу понял, что зазвонил его телефон. Грэйсон выключил воду, вышел из душа, а когда увидел, что ему звонят со скрытого номера, мысленно приготовился.
Должно быть, шпион Иви уже доложил ей.
Грэйсону не следовало отвечать на ее звонок, и тем не менее он это сделал.
– Чего ты хочешь?
– Ответов. – Голос принадлежал не Иви. Это была та девушка. У нее был низкий тембр, ниже, чем у Иви, и едва заметная хрипотца. – Два особенно.
– Два ответа. – Грэйсон даже сам себе показался чересчур высокомерным.
– Мне исполнилось четыре года. – Ее интонация казалась неровной. – Был мой день рождения. Я жила с мамой и едва знала своего отца, но почему-то в тот день оказалась с ним.
Грэйсон не перебивал ее, не останавливал, заставляя себя прислушиваться к каждой паузе, каждому вздоху, каждому слову.
– Мой отец… – она произнесла это так, словно ей пришлось заставить себя употребить это словосочетание, – подарил мне ожерелье из конфет, на котором осталось только три конфеты. Наверное, остальные съел сам.
Ее голос стал хриплым и прерывистым, как будто то, что она говорила, сломало ее.
– Так вот, он подарил мне ожерелье и цветок. Каллу. А потом наклонился вперед и прошептал мне на ухо: «Это сделал Хоторн».
Девушка не переставала говорить, но Грэйсон так ухватился за эти слова, что ему пришлось нагонять смысл следующих.
– Он развернулся и зашагал прочь, и тогда я увидела оружие. – И вот теперь она остановилась. – Я не могла пошевелиться. Стояла, сжимая то, что осталось от конфетного ожерелья, и цветок, и смотрела, как мой отец с оружием в руке поднимался по лестнице.
Создавалось такое впечатление, будто она рассказывала ему о том, что произошло с кем-то другим.
– На верхней ступеньке он повернулся и сказал какие-то слова, не имеющие совершенно никакого смысла, какую-то тарабарщину. А потом исчез. Не прошло и минуты, как я услышала выстрел.
Ее намеренно бесстрастный голос поразил его почти так же сильно, как ее слова, как мысленные образы, которые теперь рисовало ему его сознание.
– Я не поднималась наверх. Помню, как уронила цветок, а потом внезапно там оказались мои мама и отчим, и все закончилось. – Грэйсон услышал, как она громко и резко вздохнула. – Я забыла об этом. Заблокировала эти воспоминания. Но два года назад я стала слышать и видеть имя Хоторн во всех новостях.
Неполных два года назад. Грэйсон едва удержался, чтобы не высказать это вслух.
– Мой дедушка умер.
– Новая наследница. Тайны. Интриги. Настоящая история о Золушке. Хоторн. Хоторн. Хоторн.
Грэйсон подумал о том, что она сказала, – о том, что ей сказали. «Это сделал Хоторн».
– Ты вспомнила.
– Чаще всего воспоминания приходили во сне.
Почему-то это сильно задело Грэйсона за живое. «Я почти никогда не вижу сны». Он чуть не сказал это вслух.
– Ты сказала, у тебя есть два вопроса. – Грэйсон хотел продолжить разговор.
– Я сказала, что хочу получить два ответа, – резким тоном поправила его девушка. – Что сделал твой дед?
Грэйсон мог бы начать спорить с ней, мог бы указать ей на то, что Хоторн – довольно распространенная фамилия. Но ему вспомнилась одна из комнат в доме Хоторнов, заполненная папками.
– Не могу сказать. – Он говорил таким же резким тоном, как и она. – Но, вероятно, то, что сделал или не сделал Тобиас Хоторн, разорило твоего отца.
Грэйсон не собирался больше ничего ей говорить, но почему-то не мог отделаться от мысли, что должен ей куда больше.
Перед его глазами стоял образ маленькой девочки с одинокой калой и почти съеденным конфетным ожерельем. Она смотрит на пустую лестницу, и в ее ушах звон после выстрела.
– Если ты скажешь мне имя своего отца… – начал Грэйсон.
Девушка перебила его:
– Нет.
Он рассердился.
– И что, по-твоему, я должен сделать, не зная даже имени?