Прежде чем открыть ее, она снизошла до того, чтобы еще раз посмотреть на Джеймсона.
– Необязательно самому быть игроком, чтобы выиграть Игру, – сказала Кэтрин, а Джеймсон снова вспомнил дедушку и его многочисленные наставления. – Надо всего лишь контролировать игроков.
Поделившись мудростью, женщина вставила ключ в замок и повернула. Крышка открылась. Внутри оказалась маленькая серебряная балерина, которая одной ногой стояла на пуанте, а вторую вытягивала в сторону. Балерина вращалась в беззвучном бесконечном танце.
Кэтрин быстро и ловко обыскала коробку. Ничего не обнаружив, она взяла балерину в руки и со злостью вырвала ее из шкатулки. Женщина сунула теперь уже пустую шкатулку обратно Джеймсону и начала спускаться по каменной лестнице.
Джеймсон проводил ее взглядом, затем сам начал лихорадочно обыскивать сундучок. Это еще не конец. Это не может вот так закончиться.
– Перестань, – мягко сказала ему Зелла.
Джеймсон и не подумал останавливаться. Он даже приподнял бархатную ткань, которой была обшита внутренняя часть шкатулки. Ничего. В его голове шептал целый хор голосов.
«По сравнению с братьями ты обладаешь совершенно заурядными умственными способностями».
«Ты любишь, когда тебе бросают вызов. Ты любишь играть. Ты любишь выигрывать. Но какой бы ни была победа, тебе всегда мало».
«Кто ты без фамилии Хоторн?»
– Игра окончена, – сказал ему Брэдфорд.
Джеймсон не обратил внимания на эти слова, потому что в его ушах снова раздался голос Старика. «Человек может натренировать свой разум, чтобы видеть мир, по-настоящему видеть его».
Джеймсон уставился на шкатулку. Он подумал о серебряной балерине, а затем вспомнил о субботних утренних играх своего деда и другой балерине, сделанной из стекла. Джеймсон задумался о неверных направлениях, двойных значениях и о том, что значит найти свой путь к ответу.
Когда перед тобой размотается запутанный клубок возможностей и ты не будешь бояться ни боли, ни неудач, ни мыслей о том, что можешь или не можешь, что должен, а что нет… что ты будешь делать с тем, что увидишь?
Джеймсон закрыл глаза и мысленно вернулся к самому началу Игры. Вспомнил инструкции, которые дал им Рохан. А потом улыбнулся.
Глава 86Грэйсон
Джиджи ушла. Саванна ушла. Грэйсон остался один. Это не проблема. Это не должно стать проблемой.
Одиночество никогда не было проблемой.
– Дело сделано.
Голос Грэйсона звучал слишком спокойно даже для его собственных ушей. Хорошо. Он запер дверь номера и начал собирать сумку.
Он приехал в Финикс, чтобы вызволить Джиджи из тюрьмы, и вызволил. Он остался, чтобы избавиться от угрозы в виде банковской ячейки, и эта угроза окончательно и бесповоротно устранена. Его сестры никогда не прочитают настоящий дневник отца. Они понятия не имели, почему Грэйсон предал их.
И никогда этого не узнают.
Эйвери была в безопасности. Смерть Шеффилда Грэйсона навсегда останется тайной.
«А я – в одиночестве». Взяв телефон, Грэйсон открыл рабочую электронную почту и начал мысленно составлять список дел.
Так будет лучше.
Ему удавалось убедить себя в этом, но по какой-то непостижимой причине его указательный палец переместился с иконки электронной почты на иконку галереи. Оставить фотографию с настоящими паролями Троубриджа стало его фатальной ошибкой. И не надо было отдавать свой телефон Джиджи. Он совершил слишком много ошибок и теперь расплачивался за это. Потому что, когда Грэйсон Давенпорт Хоторн совершал ошибки, за них всегда приходилось платить.
Он взял Эмили с собой прыгать со скалы, и она умерла.
Он не смог подойти к Эйвери, когда бомба его отца чуть не убила ее, и потерял ее навсегда, когда она выбрала его брата.
Он доверился Иви, но она предала его.
«Некоторые люди могут совершать ошибки, Грэйсон, но не ты». Он знал это. Знал с самого детства, но все равно продолжал их делать, и каждый раз, когда он терпел неудачу, каждый раз, когда он ошибался, он лишался тех, кто был ему дорог.
Каждый раз, когда он позволял себе заботиться о ком-то, он терял их.
Грэйсон пролистал снимки и увидел себя с Джиджи. На каждой фотографии, где они запечатлены вдвоем, либо смещен фокус, либо план был слишком крупным. Но она везде широко улыбалась.
Свернув приложение, Грэйсон сосредоточился на том, что нужно сделать. Он договорился о перелете обратно в Техас и на автопилоте закончил упаковывать свой чемодан. Остались только шкатулка-головоломка, фотографии и квитанции о снятии средств.
«Я не могу оставить их здесь». Оставалось еще решить, что делать с ФБР. Если они когда-нибудь заполучат эту шкатулку, если поймут, что дневник поддельный, если найдут на нем отпечатки его пальцев…
Грэйсону надоело совершать ошибки.
Он положил квитанции о снятии средств в шкатулку рядом с поддельным дневником и собрал головоломку. Потом позвонил на стойку портье и попросил, чтобы от его имени приобрели дополнительное место багажа, и отправил все детали.
Грэйсон вспомнил про фотографии. Он начал складывать снимки лицевой стороной вниз, избегая смотреть на них.
Он не думал о своем отце.
Он не думал о мальчике на всех этих фотографиях, которым когда-то был.
Он не думал ни о чем, кроме как о текущих делах, которые нужно доделать.
Сначала это работало. Фотография, которая пробила его защиту, была сделана во время его свободного года перед поступлением в университет, на другом конце света.
«Всю мою жизнь отец наблюдал за мной, даже когда я вырос, даже когда я путешествовал.
Сколько денег у него ушло на все эти фотографии?
Сколько времени он потратил, разглядывая их?»
Стиснув зубы, Грэйсон перевернул фотографию, которую держал в руке, и положил ее к остальным. Его взгляд зацепился за дату на обратной стороне. «Он ошибся датой», – Грэйсон не уверен насчет дня и года, но месяц точно не тот.
Но какое это имело значение? Какое все это имело значение?
Грэйсон закончил складывать фотографии и вернул их в кейс, предоставленный банком.
– Готово.
Как только это слово слетело с его губ, зазвонил его телефон – неизвестный номер. Он ответил.
– Грэйсон Хоторн.
– Большинство людей просто говорят «алло». – Звук голоса этой девушки подействовал на него как бальзам на открытые раны, но как только Грэйсон понял это, мигом напрягся.
– Зачем ты звонишь? – спросил он, выделяя каждое слово.
– Похоже, у тебя нет для меня ответов. – Теперь ее голос напоминал шипы, а не розы – грубый и колючий.
Грэйсон проглотил ком в горле.
– У меня ни для кого нет ответов, – сказал он. – Перестань звонить.
Через пару секунд девушка повесила трубку. Ну и плевать. Плевать на все. Ему пора вернуться к прежней жизни, к работе.
Когда он ехал в аэропорт, телефон опять зазвонил. Иви. Грэйсон снова не сказал «алло», а перешел сразу к делу.
– Я устал от этого, – это то приветствие, которого она заслуживала. – Устал от тебя.
Она угрожала ему, угрожала его сестрам. Внезапный обыск, устроенный ФБР в доме Грэйсонов, послужил достаточным доказательством того, что Иви начала осуществлять свои угрозы.
– Это только начало, – ответила Иви.
Грэйсон собрался повесить трубку, но она снова заговорила:
– Блейк все еще в реанимации. – Ее голос сделался хриплым. – Почему так долго? Врачи ничего мне не говорят. Мне кажется, он уже не выкарабкается.
Смерть Винсента Блейка не станет большой трагедией. Он плохой, опасный человек. Грэйсон не дал себя разжалобить и сказал:
– Я предупреждал тебя, чтобы ты держалась подальше от моих сестер!
– Черт, я не сделала ничего плохого твоим сестрам! – Иви легко было поверить, как любому другому истинному лжецу.
– Ты спустила агентов ФБР на их мать. – Пальцы Грэйсона крепче сжали руль. – Ты сама так сказала. Если сегодня Винсент Блейк умрет, тебя уже ничто не удержит.
– Я много чего говорю, Грэйсон.
Ему стало трудно дышать, и он не удостоил ее ответом.
– Забудь! – вдруг выпалила Иви. – Забудь, что я звонила. Забудь меня. Я уже привыкла к этому.
– Не надо, Иви.
– Не надо что?
– Не пытайся вызвать мою симпатию. Не показывай мне свои раны и не жди, что я излечу их. Я больше не стану играть с тобой в эту игру.
– Неужели так трудно поверить, что я не играю? – спросила Иви. – Винсент Блейк – моя семья, Грэйсон. Может, конечно, ты думаешь, что я ее не заслуживаю. Не исключено, что ты прав. Но поверь мне хотя бы сейчас, когда я говорю тебе, что не хочу быть одна.
Грэйсон помнил ту девушку, которой, как он думал, она была.
– У тебя есть Тоби. Он твой отец.
Впервые за все время их разговора на том конце повисла тишина.
– Он предпочел бы, чтобы на моем месте была она.
Для Иви была только одна «она». Иви была биологической дочерью Тоби, но Эйвери была той, за кем он приглядывал, той, чья мать была любовью всей его жизни, пусть эта вечная любовь и оказалась разрушительной.
– Я просто не твой человек, Иви. Перестань мне звонить. Ты не имеешь права просить меня о чем бы то ни было.
– Все понятно. Я ничего не значу. Для тебя точно. – Голос Иви стал опасно тихим. – Но поверь мне, Грэйсон, скоро это изменится.
Она повесила трубку. Или он. Как бы то ни было, оставшуюся дорогу до аэропорта Грэйсон ехал с ощущением того, что только что совершил очередную ошибку.
Кого он потеряет в этот раз?
Пытаясь не думать об этом, Грэйсон припарковал «феррари» на долгосрочной стоянке, оставил ключ под ковриком и отправил сообщение контактному лицу, что машина возвращена. И затем, уставившись на свой телефон, он подумал обо всем, что произошло с тех пор, как он приехал в Финикс. Он подумал обо всем, что произошло до этого.
«Я уже не раз пытался подавить свои эмоции, и вот к чему это привело». Грэйсон теперь стал умнее – или должен был стать. Если он не мог перестать совершать ошибки, то мог, по крайней мере, перестать совершать одни и те же.