овление после таинственной болезни затянулось и шло очень неспешно. В этих обстоятельствах, писал Альберт, он договорился, чтобы дети остались на Рождество в школе. И как ни жаль ему, что первое Рождество на мысе Полумесяц не получится отпраздновать всем вместе в новом доме, он не сомневается, что они отнесутся к этому с пониманием. Он добавил, что Майкл Хэйг предложил приехать в Хэррогейт на праздники и вывести Конни и Аду в свет; Альберт написал директрисе и дал родительское согласие на этот визит.
Джеймс и Конни были отчасти готовы к неприятным известиям, и тем не менее письмо их опечалило. Но для Ады, ни о чем не знавшей заранее, случившееся явилось страшным потрясением. Она едва примирилась с потерей любимой тети Гермионы, как на нее обрушилась новость о тяжелой болезни Цисси. К горю примешивалась тревога, одиночество и тоска по дому. Снова и снова она перечитывала письмо отца в кабинете Хильды Драммонд, которым ее наставница ей разрешала пользоваться. Там Хильда ее и обнаружила с лицом, опухшим и раскрасневшимся от слез. Она ласково утешила и успокоила юную подругу.
Позднее тем вечером, когда общежитие погрузилось в тишину, Хильда услышала из комнаты Ады сдавленные рыдания. Она выскользнула из кровати, вышла из своей комнаты и прошла через кабинет, разделявший их с Адой спальни; тихонько приоткрыв дверь в комнату подруги, увидела, что там царил полумрак.
— Ада, — тихо произнесла она, — все ли с тобой в порядке?
Ответом были рыдания, нахлынувшие с новой силой. На ощупь прокладывая путь в темноте, Хильда подошла к кровати и села на край. Ада сидела прямо, в незанавешенное окно лился слабый свет убывающей луны, в котором едва угадывался ее силуэт. Хильда обняла Аду за плечи, и та в отчаянии к ней прильнула. Хильда взглянула на Аду, сочувствуя ее несчастью и восхищаясь смуглой красотой девушки. «Если бы только было можно», — с глубоким сожалением подумала она и при этой мысли машинально обняла Аду крепче, ощущая смятение, несмотря на все свои благие намерения. Ада же почувствовала ее состояние каким-то непостижимым образом, повернулась, взглянула на Хильду влажными от слез глазами и улыбнулась ей.
Глава девятая
Наступил декабрь; до праздника Кабаньей головы[14] оставалось чуть больше трех недель, а значит, близились рождественские каникулы. Первым пал жертвой болезни маленький непоседа-второкурсник, обычно такой шумный, что даже странно, что никто не заметил внезапную перемену в его поведении. С его щек пропал привычный румянец, сменившись сероватой бледностью. Его стало бросать то в холод, то в жар; потом ослабли колени, и он с трудом держался на ногах.
Мальчика перевели в лазарет, а через три дня за ним последовали трое его друзей. Вскоре стало ясно, что школу охватила эпидемия инфлюэнцы. В течение недели лазарет и четыре общежития оказались битком набиты больными, а новые пациенты поступали ежечасно. Число заболевших превысило триста семьдесят человек. Не пощадила болезнь и учителей: слегли учителя истории, латыни, древнегреческого и математики. Кое-кто предположил, что учитель химии и биологии, надышавшись ядовитых газов в своей лаборатории, окажется неуязвимым для инфекции, но увы, предположение не подтвердилось.
Директор школы Форест-Мэнор взглянул на старосту полными ужаса глазами.
— Семнадцать, — безжизненно повторил он, — ты сказал, еще семнадцать новых случаев, Джеймс?
Джеймс Каугилл кивнул:
— В основном четвертый и пятый курсы, сэр. По последним подсчетам, сейчас болеет сто сорок семь человек. Нельзя больше их изолировать. Кто-то должен их кормить, а уже половина кухарок заболели.
Директор нахмурился.
— Этого еще не хватало. Вчера заболевших стало меньше; я-то думал, пик миновал. Кажется, я ошибся, — Он некоторое время размышлял. — Похоже, Джеймс, у меня нет выбора. Придется закрыть школу на карантин; всех мальчиков, кто в состоянии путешествовать, отправить домой. Остальные могут уехать, когда поправятся. Без учителей школа работать не может. Заболел завуч, заболели два наставника корпусов; та же судьба ждет и других, уверен, это вопрос времени. Согласен?
Джеймс Каугилл кивнул:
— Я сам хотел предложить то же самое.
Директор вздохнул.
— Позови-ка мою секретаршу. Пусть принесет все телеграфные бланки, которые есть, и железнодорожные ваучеры.
Когда Джеймс вышел, директор еще долго смотрел на дверь. Что за бесславный конец карьеры старосты, подумал он; а ведь Каугилл был одним из лучших старост школы за всю историю Форест-Мэнор.
Закрытие школы обернулось масштабной транспортной операцией. Наконец за девять дней до конца семестра Джеймс Каугилл сообщил, что последнюю партию мальчиков и учителей в количестве двенадцати человек доставили на станцию. В школе не осталось никого.
— А как же ты, Джеймс? — спросил директор. — Я и забыл, что обещал твоим родителям, что ты останешься здесь на Рождество. Теперь это невозможно.
Джеймс Каугилл улыбнулся.
— Я вернусь в Скарборо, господин учитель. Миссис Даллас, кухарка, осталась присматривать за домом. Она обо мне позаботится. Сяду завтра на поезд и буду в Скарборо уже ранним вечером. Мне лишь нужен один из ваших железнодорожных ваучеров.
— Кажется, как раз один остался, — с улыбкой ответил директор. — Знай, Джеймс, я очень ценю все, что ты сделал для школы. Ты очень нам помог, хотя был не обязан. Перед началом следующего семестра я непременно найду время и напишу твоим родителям. Они должны знать, что школа у тебя в долгу; это меньшее, что я могу для тебя сделать. — Директор встал и сердечно пожал руку Джеймсу. — Мне выпала честь учить такого юношу, как ты, Джеймс. Школа тобой гордится. Уверен, скоро я узнаю о твоих свершениях.
Джеймс не мог не порадоваться столь хвалебным проводам. Он вернулся в свой кабинет. Его переполняли чувства; он огляделся и понял, что, когда наутро покинет школу, детство его закончится навсегда. Медленно, почти нехотя он начал сборы, и с этого скучного занятия началась его взрослая жизнь.
Клерк из адвокатской конторы ждал Майкла у его стола. Он поступил на службу всего неделю назад, и поручение доставить бумаги на подпись было практически первым его заданием. Согласно инструкции, он должен был присутствовать при подписании документа. Майкл Хэйг пробежал глазами текст постановления, взял ручку и поставил подпись. Этим нехитрым действием он положил конец своему браку.
На выходе клерк чуть не столкнулся с посыльным «Хэйг, Акройд и Каугилл», который принес телеграмму. Майкл взял телеграмму у него из рук и отпустил его коротким кивком. Лишь когда юноша вышел, он прочитал сообщение. Оно было написано кодом Бентли[15], который использовали в шерстяной промышленности. Майкл быстро прочел и расшифровал закодированное сообщение.
В телеграмме приводился текст статьи из мельбурнской ежедневной газеты:
Затяжная засуха вызвала беспокойство фермеров в связи с грядущим сезоном стрижки овец. Фермеры и без того встревожены неудачными окотами: в наиболее пострадавших от засухи районах число ягнят по сравнению с прошлым годом сократилось на пятьдесят процентов.
Майкл положил телеграмму на стол, встал и начал ходить по кабинету. Ему предстояло принять решение и сделать это в одиночку. Советоваться было не с кем. Альберт уехал в Швейцарию и, вероятно, останется там надолго. Судя по письмам, которые Майкл получал регулярно, здоровье Цисси не улучшалось. Обратиться к Филипу Акройду Майкл тоже не мог. Смерть дочери стала для старшего партнера фирмы тяжелым ударом, и Майкл полагал, что Филип появится в конторе на Мэнор-роу или на заводе еще нескоро.
Принять решение было так трудно из-за спада в текстильной промышленности. Майкл видел признаки небольших улучшений, но сложность заключалась в том, что это были лишь слабые проблески, а Майкл помнил случаи, когда дела вроде бы шли на поправку, но надежда оказывалась ложной. Стоило ли рискнуть или подождать подтверждения своих догадок? Во втором случае он мог упустить большую выгоду.
Стук в дверь прервал его раздумья. Он поднял голову и пригласил стучавшего войти. На пороге стоял Джеймс Каугилл; он робко улыбнулся и спросил:
— Майкл, вы заняты?
Хэйг ответил улыбкой.
— Для тебя, Джеймс, всегда найдется время.
Они сели, и Джеймс объяснил, что держит путь в Скарборо, но решил заглянуть и проверить, как дела в конторе. Он рассказал про эпидемию в школе и заметил:
— Когда я вошел, вы, кажется, о чем-то размышляли; тяжело одному тянуть эту колесницу?
Майкл улыбнулся и признался, что столкнулся с дилеммой. Показав Джеймсу телеграмму, коротко пересказал ее содержание и объяснил текущую ситуацию в текстильной промышленности:
— Располагая сведениями из этой телеграммы, я мог бы рискнуть и закупить много сырья, а мог бы проявить осторожность, но упустить большую выгоду, если цены пойдут вверх.
— Понимаю, почему вам трудно решиться, — согласился Джеймс. — И что же вы выбрали?
Майкл покачал головой.
— Я думал, что бы сделали другие на моем месте. Вот ты знаешь, как бы поступил твой отец?
Джеймс задумался на минуту и ответил.
— Как поступил бы отец или дед, я не знаю, но знаю, что сделал бы я.
— И что же? — спросил Майкл. — Я буду рад любой подсказке.
— Я бы купил сырье, но не скупал все подряд. Купил бы самые популярные виды и процентов на пятьдесят больше минимального количества. Так вы не прогадаете в любом случае. Если произойдет скачок цен, вас ждет большая прибыль с того, что закупите сейчас. У вас будет запас, купленный заранее ниже рыночной стоимости, что никак не помешает вам продолжать покупать при необходимости. Если же цена упадет — а падать уже почти некуда. — вы не так уж много потеряете.
Майкл уставился на Джеймса. Он не верил своим ушам; он всегда считал Джеймса приятным юношей, умным, спортивным, но не более. Теперь он знал, что Джеймс был мудр не по годам и только что проявил деловую смекалку, которой бы позавидовали и бывалые торговцы шерстью.