Вэлли-Гарденз, пройдемся по магазинам и потом уже отправимся на чаепитие?
Уговаривать девочек не пришлось. Они чудесно пообедали; в саду было красиво даже зимой. После прогулки и неспешного похода по магазинам у девочек разыгрался аппетит, и за чаепитием они уничтожили целую батарею вкусных булочек и аппетитных пирожных с кремом. По возвращении в школу Майкл сердечно попрощался с ними, а целуя руку Конни, если и прильнул к ней губами чуть дольше положенного, заметила это только она. И только Майкл заметил, как она слегка прижала руку к его губам, откликнувшись на его поцелуй.
С возвращением миссис Даллас у Джеймса и Элис почти не осталось возможности побыть наедине. Им удавалось улучить минутку, когда кухарка отлучалась в город, но это было все, на что могли рассчитывать влюбленные. Приходилось довольствоваться этими краткими минутами и несколькими «случайными» встречами на берегу Северного залива, куда Элис ходила прогуляться.
Отчасти чтобы унять свое недовольство невозможностью видеться с любимой, Джеймс находил себе различные занятия. Дважды в неделю наведывался в контору на Мэнор-роу и навещал Майкла, тайком одолжив отцовский проездной, предоставлявший право на проезд в купе первого класса. Он проигнорировал предостережение перевозчика, грозившего отчаянными последствиями тем, кто передаст свой проездной другому лицу. В Брэдфорде он навещал бабушку с дедушкой и часами сидел с тетей Этель, которая еще не совсем поправилась после болезни.
К середине января у Майкла не осталось никаких сомнений, что план Джеймса начинает приносить огромную прибыль. Невозможно было точно подсчитать доход, но из-за существенного повышения цен на сырую шерсть в Австралии и Новой Зеландии «Хэйг, Акройд и Каугилл», закупившие сырье заранее, оказались в весьма выгодном положении. Однажды в конце января Джеймс зашел в контору как раз в тот момент, когда в гроссбух вносили большой заказ от суконщика из Хаддерсфилда. Тот заказал пятьдесят тюков: не так уж много, но маржа за вычетом расходов на транспортировку и обработку была огромной — десять пенсов на фунт, самый высокий показатель прибыли за последние пять лет.
Увидев Джеймса, Майкл обрадовался, и не в меньшей степени потому, что рассчитывал услышать новости о Конни. Он понимал, как ничтожна вероятность, что их дружба перерастет во что-то большее, но не мог перестать думать о девушке. Если Джеймс и заметил, с каким нетерпением Майкл ждет известий от сестры, то проявил учтивость и не показал вида.
В дни, когда Джеймс оставался в Скарборо, он всегда навещал своих бабушку и дедушку по материнской линии — Филипа и Эллен Акройд. Он был их любимчиком, и они всегда несказанно радовались его приходу: горе от потери Гермионы усугублялось их одиночеством.
Сколько бы Ханна с Альбертом ни готовились к худшему, вердикт лечащего врача потряс их своей категоричностью. Цисси уже не поправится, сообщил врач, и жить ей осталось совсем недолго. Последнее известие стало для родителей особенно жестоким ударом. Врач старался как можно мягче донести дурные вести безутешным супругам, но разве можно мягко сообщить о смертном приговоре?
По возвращении из клиники Генри повел Сонни на прогулку, чтобы Ханна с Альбертом могли спокойно обсудить происходящее.
— Теперь нам незачем здесь оставаться, — сказал Альберт. — Давай вернемся в Англию. Я отвезу вас в Истборн, помогу устроиться, а потом уеду в Скарборо. Когда случится худшее, мы сможем сесть на поезд и скоро быть у вас. Если же за зиму ей не станет хуже, весной можно привезти ее домой.
Они сообщили о своем плане Цисси, не упоминая о прогнозах. Услышав о предстоящем возвращении в Англию, девочка просияла. Альберт улыбнулся и сказал, что напишет всем родным, чтобы те навестили ее в Истборне, и тогда ей не будет там скучно. Радость и благодарность на лице дочери убедили его, что он поступает правильно.
В последний день января Джеймс поехал в Брэдфорд. Ненадолго заглянул в контору на Мэнор-роу, но Майкл уехал на закупки. Оттуда пешком отправился на другой конец города, в сторону Пил-сквер, где жили его бабушка с дедушкой.
Он вошел без стука и увидел в доме переполох. Бабушка и тетя Этель пытались поднять деда, упавшего с лестницы. Сол лежал в коридоре у подножия лестницы; он был почти без сознания, из раны на голове хлестала кровь. Женщины не могли сдвинуть его с места.
Джеймс взялся на дело. Аккуратно поднял деда и отнес на диван в гостиной; велел женщинам накрыть его одеялом, промыть рану и больше ничего не делать до его возвращения. Затем он побежал в ближайшую больницу за врачом[16].
Тем вечером, вернувшись в дом Каугиллов на мысе Полумесяц, Элис сразу поняла: что-то случилось. К счастью, миссис Даллас была на кухне и готовила ужин, когда вошел Джеймс.
— Джеймс, что стряслось? — Элис достаточно было раз взглянуть на его измученное лицо, чтобы почуять беду.
Джеймс рассказал о падении Сола и добавил:
— Мы отвезли его в больницу; слава богу, она через дорогу от дома бабушки и дедушки. Несколько часов назад он пришел в сознание, но не понимает, что произошло. Завтра утром я поеду к ним и останусь, сколько нужно. Домой приехал, чтобы собрать вещи и написать короткое письмо отцу. Врачи подозревают, что у деда проломлен череп; впрочем, они говорили о трещине.
Элис обняла его, но вскоре они виновато отстранились друг от друга, понимая, что в любую минуту может войти миссис Даллас. Поужинав второпях, Джеймс сел писать письмо отцу и вкратце рассказал о случившемся, затем написал записки Цисси и Аде и еще одну — Филипу и Эллен Акройд. Собрал сумку и рано лег спать, планируя сесть на ранний утренний поезд.
На следующее утро, когда Джеймс встретился с тетей и бабушкой в больнице, состояние Сола не улучшилось. Он ненадолго приходил в сознание, а потом впадал в кому. Впрочем, врач сказал, что это, возможно, даже хороший знак. У Сола было сильное сотрясение мозга, что как минимум чревато многочисленными гематомами. По словам врача, не стоило тревожиться и из-за кровотечения: если бы кожа не лопнула и кровь ушла в полость черепа, последствия могли бы быть куда серьезнее.
Неделя прошла в тревогах; вся семья терпеливо дежурила у постели Сола. Через несколько дней Джеймс стал подмечать изменения в состоянии деда, сперва небольшие; периоды ясности сознания удлинились, и он реже впадал в забытье.
К концу недели, когда деду стало много лучше и появилась возможность отлучиться, Джеймс съездил в Хэррогейт, навестил Конни и Аду и успокоил их по поводу Сола. Оказалось, девочки ждали приезда брата: отец прислал письмо и предупредил, что Джеймс заедет их навестить. Джеймс удивился. Лишь по возвращении на мыс Полумесяц он понял, в чем дело.
Близился вечер, когда он приехал домой. Неделя выдалась напряженной, он устал и не заметил обеспокоенное выражение лица встретившей его Элис. Не зная о его возвращении, миссис Даллас уехала в Йорк, планируя там переночевать; ее подруга по-прежнему хворала. Джеймс забрал письма со столика в прихожей и прошел в гостиную рука об руку с Элис. Сел в одно из больших мягких кресел и усадил Элис к себе на колено.
— Джеймс, — тихо проговорила она, — нам надо поговорить.
— Хорошо, но сначала я должен прочесть письмо от отца. Подождешь? — Он распечатал письмо и начал читать. Элис увидела, как горе исказило его лицо; он повернулся к ней. — Цисси умирает. Врачи говорят, ей осталось три месяца, — глухим тоном произнес он.
Элис крепко обняла его и положила его голову себе на грудь. Он заплакал, и она дала ему выплакать горе. Она хотела сказать ему, что ждет ребенка, но поняла, что сделать это нужно лишь после того, как Майкл примирится со скорой утратой любимой сестры и отдохнет от переживаний за деда.
Вечером, когда они легли в постель, Джеймс занялся с ней любовью неожиданно свирепо, хотя обычно был нежен и предупредителен. Элис ничего не сказала, понимая, что ему нужно выпустить ярость и горе. В глубине души она даже радовалась, что в минуту нужды он пришел к ней, как бы грубо он это ни выражал. После, лежа без сил в ее объятиях, он вспомнил.
— Когда я пришел, ты хотела со мной о чем-то поговорить. Я совсем забыл. О чем?
Элис, может, и не решилась бы признаться, но в его любви она не сомневалась. И эта уверенность придала ей мужество.
— Джеймс, любимый мой, не хочу причинять тебе еще большее беспокойство в минуту, когда в твоей жизни достаточно горя и тревог, но я должна сказать. Думаю, я беременна.
— Что?
Джеймс резко сел в кровати. Последовало долгое молчание — Элис оно показалось вечностью, — после чего он изумленно воскликнул:
— Невероятно. — Он повернулся и обнял ее. — У нас будет ребенок! Это же просто чудо. Поверить не могу.
— Я тоже рада, Джеймс. Но как же твои родители?
— Ты боишься, как они отреагируют? Что ж, им придется тебя принять — или не принять. Я бы, конечно, предпочел первый вариант, но, если они не одобрят брак, нам придется справляться в одиночку. Элис, я люблю тебя, и ничто это не изменит. Что бы кто ни сказал и ни сделал, я с тобой не расстанусь. Лишь один человек может отнять у меня тебя — ты сама.
Он целовал ее долго и нежно и держал в объятиях, пока она тихо плакала. В конце концов усталость взяла верх, и они уснули.
Известия о состоянии Цисси так потрясли Джеймса, что он не дочитал отцовское письмо до конца. Наутро он снова его прочитал и пересказал Эллис:
— Мама и Цисси теперь поедут в Истборн и останутся там, а отец вернется домой. Он велел мне сообщить дурные вести Аде и Конни и планирует приехать через неделю. — Джеймс оторвался от письма; лицо его осунулось от тревоги. — Он, видимо, еще не получил мое письмо с сообщением о травме деда. — Майкл взглянул на Элис с отчаянием. — Теперь придется рассказать ему еще и об этом.